ЯЗЫК МОЙ - ВРАГ МОЙ

Язык мой – враг мой

- Привет тёзке Керенского! — сказал я вошедшему в рейсовый автобус по маршруту Бектышево - Переславль на остановке «Давыдово» пенсионеру Александру Фёдоровичу Лукьянову. — Как здоровье? Как относимся к электроэнергии? Что делает ваш легендарный сосед?
Усевшись на сидение рядом со мной, собеседник степенно стал отвечать на каждый вопрос поочерёдно:
- Здоровье хорошее, ибо много двигаюсь и тружусь. За свет заплатил дней пять назад на почте села Берендеево. Ну, а сосед легендарный по-прежнему легендарствует.
И хоть ни я, ни он не назвали фамилии нашего общего знакомого, мы оба знали, что речь идёт об удивительном должнике за электроэнергию, об Игоре Марковиче Маркове. Вы не поверите, но он прилюдно хвалился перед односельчанами тем, что со дня своего рождения в 1937 г. не платил ни одной копейки за свет и не собирается этого делать, пока живёт на Земле! И что самое удивительное в его бахвальстве, так это правда: до женитьбы жил с родителями и, понятное дело, платили «Энергосбыту» они; после женитьбы за семью молодожёнов платил колхоз, а уж после Перестройки и ныне он не платит из спортивного азарта: а кто и что с ним сделает? Я несколько раз обесточивал его дом; составлял акты и штрафы выписывал — не помогало... Словом, обещание он своё выполнил перед соседями: сгорел в своем доме от самодельных электроприборов, но не заплатил ни рубля. Царство ему небесное! Но случай этот произошел три года спустя, а в тот день ещё был жив.
Тёзка Керенского до пенсии был геологом и исходил ногами пустыни Каракум и Кызылкум вдоль и поперёк. Я родом из Средней Азии и прожил там с первого дня моей жизни более 50 лет, поэтому у нас «с Керенским» всегда было много общих тем для бесед. В эту встречу в автобусе нечистая сила, не иначе, подвигла меня на воспоминания из жизни геологов. А зря, зря!
- Александр Фёдорович, — начал я, — в Узбекистане я работал в одном из рудоуправлений начальником планового отдела. И мне пришлось стороной участвовать в подготовке документов на Госпремию III-й степени за открытие нефтяного месторождения на площадке действующего рудника.
- Не может того быть, Михаил Николаевич! — не поверил собеседник, — получается, что геологи разведали для промышленной разработки рудную урановую залежь, а нефть просмотрели?
- Выходит так… Но, уж очень хотелось всем стать лауреатами! А втравил всех соискателей лауреатской медали я при очередном спуске в шахту. По образованию я строитель, по характеру — экономист, поэтому в отличие от инженеров — горняков, я не глядел ни на вентиляцию выработок, ни на электроосвещение, ни на внутришахтный транспорт, a с грустью считал в  уме сколько миллионов рублей мы закапываем в недра Земли с самым мизерным процентам окупаемости. Вдруг посреди железобетонной крепи штрека вижу большое нефтяное пятно!
- Валентин Иванович, что это у вас на кровле за мазут? – обратился я к горному мастеру Рякову. Тот сначала  обматерил шутника-самоучку, меня то есть, потом  поднял очи долу и споткнулся от удивления со словами:
- Туды их мать, путейцев! По потолку вагонетки возят!
- Ха-ха-ха! — одобрили мы его шутку дружным  смехом и пошли себе.
 В ближайшем забое нам встретился участковый геолог Федотов, которому Ряков в тайне от нас прошептал что-то на ухо такое, что тот скачками подался к мазутному пятну на кровле горной выработки. Подогнали туда груженую пустой породой вагонетку. С неё Федотов дотянулся до кровли рукой, осмотрел испачканные пальцы, понюхал, попробовал на вкус... И едва не свалился от радости на рельсы ВШТ.
- Нефть, бляха-муха, ребята!  Не-е-ефть...
Оказалось, что подобные пятна шахтёры обнаружили и в других горных выработках, но не докладывали начальству из-за боязни быть уволенными по причине похмельного синдрома. И то сказать, в геометрическом центре пустыни Кызыл-Кум нефть! Но  начальство не боялось быть уволенным, оно сдуру позвонили в Горнорудный комбинат, откуда велели ожидать нам, десанта со знатоками иэ Ташкента, да  готовить документы на Госпремию. Спасибо, у комбинатовских спецов хватило ума не рапортовать о находке в Москву, а то все в тюрьму пошли бы за  очковтирательство, по этапу. Тогда ещё строгости на этот счёт были. Ибо нефтяного месторождения не оказалось и в помину.
- А пятна в кровле выработок откуда? Или их тоже не оказалось? — заинтересовался геолог Лукьянов.
- Были пятна, но не от нефти, а от нефтебитумной краски. Это наш завхоз, Тропин Владимир Иванович, по кличке «Динозавр» сотворил их. Ему, дураку, надо было возвратную тару отправить на завод-изготовитель, а краску не использовали с тех пор как выпросили впрок. Вот он со своими снабженцами вылил ее в геологические скважины, которыми оконтуривают рудное тело перед сдачей рудника в эксплуатацию...
- Так эти скважины должны быть закупорены! — воскликнул тезка Керенского. — Куда ваш геолог смотрел все эти годы?
- Эх, Александр Фёдорович, вам ли, рудознатцу Средней Азии не знать, что есть настоящие геологи и «каскадёры»? — беспечно молвил я.
- Откуда вы знаете про “каскадёра”-геолога? — с тревогой спросил собеседник.
- Здравствуйте, да легенду о нем рассказывают во всех геологических партиях и экспедициях...
- А я не слышал вот!
Тут бы мне и остановить беседу, ему неприятную, а я закусил удила:
- Как же вы могли не слышать? Ведь касается она выпускника Ташкентского института, геологического факультета. Сашкой его звали, говорят. Получил парень направление в такую отдаленную базу, что на условленной с деканатом железнодорожной станции Сашку должен был ожидать проводник, а то сам не добрался бы. Приезжает молодой специалист куда надо, выходит с рюкзаком и чемоданишком на перрон, глядь — за оградкой всадник с запасной лошадью под седлом. Кроме их двоих никого на станции больше нет, тут уж недоумок только может ошибиться.
- Ты за мной, проводник? – спросил выпускник геофака.
- За тобой, коль ты Сашка.
- А тебя как зовут, Сусанин?
- Васька! – услышал он в ответ.
- Что-то лицо у тебя бабское, Вася? Или усы и борода выгорели от белого солнца пустыни? Гы-гы-гы… “Ты уехала в знойные степи…” Гы-гы.
- выгорели… Хи-хи-хи…
В дороге бывший столичный житель пересказал проводнику Васе все студенческие и уголовные анекдоты, причем один скабрезней другого. Или мы не бывалые геологи? Правда, слушатель не очень смеялся над проделками крутых парней с девками и бабами, а все больше дымил самокруткою из махры. Сашка, понта ради, попросил курнуть две затяжки – так проводник  кашлял целых полкилометра до слез. А чтобы восстановить в глазах отсталого проводника свою исключительность, молодой специалист спросил его:
- Васька, а ты с седла малую нужду можешь справить? Прибор тот хоть у тебя есть, или ты инвалид?
- Нет, не могу. Да и не к чему мне это… У меня... все другое!
- Да-а, деревня и темнота. Смотри, как это делают каскадеры…
Но Вася отвернулся почему-то от редкого зрелища, а лошадь под ним испуганно заржала. А может, хотел скрыть зависть свою к умельцу справлять малую нужду с седла?
- А-а, б-большую нужду с седла сможешь? – расхрабрился Сашка.
Вася опять поперхнулся  поперхнулся махорочным дымом и вполне резонно заметил:
- Прежде энтова перекусить надоть. Давай привал сделаем, здесь кудук со сладкой водой есть. Сами поедим, лошадей попоим. Пора.
Расчувствовавшись, горожанин даже бутылку коньяка достал из рюкзака, несмотря на жару. Более того, он научил Васю так держать стакан в руке с выпивоном дабы те издавали при “чокании” стук камня. Геолог же, “каскадер”, не хала-бала. Стукнулись “камнями”, выпили. Проводник закусил осмотрительно крепкую “огненную воду”, а гость поспешил продемонстрировать темноте деревенской гусарское умение пить из стакана, поднимая его за стенку… зубами!
Немудрено, что Вася взвалил бесчувственного хвастуна поперек седла удивленной лошади, навьючил рядом нехитрые пожитки выпивохи, взял поводья своей лошади, вскочил в седло и поехал шагом к геологической базе.
Утром с болью в голове, с навозом во рту и со стыдом в душе Саша очнулся на раскладушке одетым, но без обуви. Рюкзак и чемоданишко стояли рядом с ложем, излучая укор несерьезному хозяину. Не было сил шевельнуть ни рукой, ни ногой, не то, чтобы справлять физиологические нужды  с седла…
- Живой, земеля? Или не проснулся еще? – раздался над жертвой коньяка в жару насмешливый мужской голос. – Ты что, пьешь без закуски и без запивки? Бедная Васена Ивановна еле доперла тебя до сюда.
- К-кто-о?! Какая Васена Ивановна? – заорал гость. – Он что, она?
Ты че орешь? Она не сказала тебе о себе ничего при встрече? Баба она одинокая. Старая дева к тому же. Ни семьи, ни жилья в городе. Так по экспедициям и скитается. Не красавица, а мужиков к себе не допускает, невинность хранит… Эй, ты куда? Обуйся хоть, в пустыне колючки, как гвозди… Верни-и-исссь…
Но молодой специалист убежал и как сквозь землю провалился. Вещи оставил, документы гражданские и партийные. Искали и на лошадях, и на вездеходах, и на вертолетах… Нет нигде, сгинул… Недаром “каскадер”, а? Хи-хи-хи!
        Но тёзка Керенского не разделил почему-то моего веселья,а поспешно выскочил из автобуса в Переславле и ушёл, не попрощавшись со мной. Стороной я слышал, что он запил в очередной раз месяца на четыре, перестал платить за электроэнергию и всем рассказывал без смущения, что этот приступ «русской болезни» случился у него из-за... меня! Каково, а?
И только после того, как в контору пришла квитанция из почтовой станции Берендеево, я догадался о его выздоровлении. Помчался, в село Давыдова и к нему в дом. Впустил он меня неохотно и давай упрекать:
       - Ты в моём запое виноват, Михаил Николаевич... Ведь каскадёр-геолог Сашка, это я!
- А как же документы? Как удалось скрыться? — тупо спросил, я.
- Да что ты про мелочи спрашиваешь? Стыд меня сгрыз перед Васеной Ивановной. Снится до сих пор, как я перед нею безобразничаю...
И дернула же меня нечистая сила на ту беседу. Да, язык мой – враг мой!