11. 11. 11. 11. 11...

01 октября 2013г.
Читатель мой, добрый вечер. Библиотекарь по тебе соскучилась. :)))

Мои малыши угомонились, легли спать… А я села за компьютер, чтобы написать тебе несколько слов и пригласить в мой домашний читальный зал. Сегодня моей крохе внучке исполнился год. Год?! ГОД!!! :))) Даже не верится. Время так быстро летит. Её имя Софья, и в шутку мы зовём её Софья Палеолог… Поверь, что неспроста. Именно поэтому я решила одно из писем, написанное 11.01.11г., опубликовать сегодня, посвятив его внуче моей.

Просто, как я поняла сегодня, настала пора рассказать и мне о Боге. Именно тебе. И непременно о Боге. И как можно скорее. Поверь, мой родной, что для этого ЕСТЬ ВЕСКИЕ ПРИЧИНЫ. Я тебе завтра-послезавтра всё-всё объясню. Обещаю. Мне только надо мысли собрать воедино, за несколько прошедших лет. И попытаться кратко-кратко, буквально в нескольких словах, рассказать-поведать  тебе нечто для меня Сокровенное. Но, не сегодня.

Сейчас, я хочу познакомить тебя с автором одной из книг моей библиотечки. Просто очень хочу, чтобы ты, как минимум, улыбнулся, читая строчки. А для меня данная Книга является НАСТОЛЬНОЙ БИБЛИЕЙ, не меньше. Предлагаю лишь маленький фрагмент. Как знать, может и твою душу тронут эти строки, и ты захочешь взять и прочесть её всю?...

С уважением, твой личный библиотекарь Галина.




Автор: Архимандрит Тихон (Шевкунов).
«Несвятые святые» и другие рассказы.
Издание шестое, исправленное…
Общий тираж: 1 100 000

«Открыто являясь тем, кто ищет Его всем сердцем, и скрываясь от тех, кто всем сердцем бежит от Него, Бог регулирует человеческое знание о Себе. Он даёт знаки, видимые для ищущих Его и невидимые для равнодушных к Нему. Тем, кто хочет видеть, Он даёт достаточно света. Тем, кто видеть не хочет, Он даёт достаточно тьмы».
Блез Паскаль.



«Один подвижник как-то сказал, что всякий православный христианин может поведать своё Евангелие, свою Радостную Весть о встрече с Богом…»


…ПРЕДИСЛОВИЕ
Как-то тёплым сентябрьским вечером мы, совсем молодые тогда послушники Псково-Печёрского монастыря, пробравшись по переходам и галереям на древние монастырские стены, уютно расположились высоко над садом и над полями. За разговором мы стали вспоминать, как каждый из нас оказался в обители. И чем дальше слушали друг друга, тем сильнее удивлялись.

Шёл 1984 год. Нас было пятеро. Четверо росли в нецерковных семьях, да и у пятого, сына священника, представления о людях, которые уходят в монастырь, мало чем отличались от наших что ни на есть советских. Ещё год назад все мы были убеждены, что в монастырь в наше время идут либо фанатики, либо безнадёжно несостоявшиеся в жизни люди. Да! – и ещё жертвы неразделённой любви.

Но, глядя друг на друга, мы видели совершенно иное. Самому младшему из нас исполнилось восемнадцать лет, старшему – двадцать шесть. Все были здоровые, сильные, симпатичные молодые люди. Один блестяще окончил математический факультет университета, другой, несмотря на свой возраст, был известным в Ленинграде художником. Ещё один основную часть жизни провёл в Нью-Йорке, где работал его отец, и пришёл в монастырь с третьего курса института. Самый юный – сын священника, талантливый резчик, только что завершил учёбу в художественном училище. Я тоже недавно окончил сценарный факультет ВГИКа. В общем, мирская карьера каждого обещала стать самой завидной для таких юношей, какими мы были тогда.

Так почему же мы пришли в монастырь и всей душой желали остаться здесь навсегда? Мы хорошо знали ответ на этот вопрос. Потому что каждому из нас открылся прекрасный, не сравнимый ни с чем мир. И этот мир оказался безмерно притягательнее, нежели тот, в котором мы к тому времени прожили свои недолгие и тоже по-своему очень счастливые годы.

Об этом прекрасном мире, где живут по совершенно иным законам, чем в обычной жизни, мире, бесконечно светлом, полном любви и радостных открытий, надежды и счастья, испытаний, побед и обретения смысла поражений, а самое главное – о могущественных явлениях силы и помощи Божией я хочу рассказать в этой книге.

Мне не было нужды что-либо придумывать – всё, о чём вы здесь прочтёте, происходило в жизни. Многие из тех, о ком будет рассказано, живы и поныне.



НАЧАЛО
Я крестился сразу после окончания института, в 1982 году. К тому времени мне исполнилось двадцать четыре года. Крещён ли я был в детстве, никто не знал. В те годы подобное случалось нередко: бабушки и тётушки часто крестили ребёнка втайне от неверующих родителей. В таких случаях, совершая таинство, священник произносит: «Аще не крещён, крещается», то есть «если не крещён, крестится раб Божий такой-то».

К вере я, как и многие мои друзья, пришёл в институте. Во ВГИКе было немало прекрасных преподавателей. Они давали нам серьёзное гуманитарное образование, заставляли задумываться над главными вопросами жизни.

Обсуждая эти вечные вопросы, события прошлых веков, проблемы наших семидесятых-восьмидесятых годов – в аудиториях, общежитиях, в облюбованных студентами дешёвых кафе и во время долгих ночных путешествий по старинным московским улочкам, мы пришли к убеждению, что государство нас обманывает, навязывая свои грубые и нелепые трактовки не только в области истории и политики. Мы очень хорошо поняли, что по чьему-то могущественному указанию сделано всё, чтобы отнять у нас даже возможность самим разобраться в вопросе о Боге и Церкви.

Эта тема была совершенно ясна разве что для нашего преподавателя по атеизму или, скажем, для моей школьной ещё пионервожатой Марины. Она абсолютно уверенно давал ответы и на этот, как, впрочем, и вообще на любые жизненные вопросы. Но постепенно мы с удивлением обнаружили, что все великие деятели мировой и русской истории, с которыми мы духовно познакомились во время учёбы, кому мы доверяли, кого любили и уважали, мыслили о Боге совершенно по-другому. Проще сказать, оказались людьми верующими. Достоевкий, Кант, Пушкин, Толстой, Гёте, Паскаль, Гегель, Лосев – всех не перечислишь. Не говоря уже об учёных – Ньютоне, Планке, Линнее, Менделееве. О них мы, в силу гуманитарного образования, знали меньше, но и здесь картина складывалась та же. Хотя, конечно, восприятие этими людьми Бога могло быть весьма различными. Но, как бы то ни было, для большинства из них вопрос веры был самым главным, хотя и наиболее сложным в жизни.

А вот персонажи, не вызывающие у нас никаких симпатий, с кем ассоциировалось всё самое зловещее и отталкивающее в судьбе России и в мировой истории, - Маркс, Ленин, Троцкий, Гитлер, руководители нашего атеистического государства, разрушители-революционеры, - все как один были атеистами. И тогда перед нами встал ещё один вопрос, который был сформулирован нами грубо, но вполне определённо: или Пушкины, Достоевские и Ньютоны оказались столь примитивны и недалеки, что так и не смогли разобраться в этой проблеме и попросту были дураками, или всё же дураки – мы с нашей пионервожатой Мариной? Всё это давало серьёзную пищу для наших молодых умов.

В те годы в обширных институтских библиотеках не было даже Библии, не говоря уж о творениях церковных и религиозных писателей. Нам приходилось выискивать сведения о вере по крупицам: то в учебниках по атеизму, то в произведениях классических философов. Конечно, огромное влияние оказала на нас великая русская литература.

Мне очень нравилось по вечерам приходить на службы в московские храмы, хотя я мало что там понимал. Большое впечатление произвело на меня первое чтение Библии. Взял я её почитать у одного баптиста, да так всё и тянул, не возвращая обратно, прекрасно понимая, что нигде больше эту книгу не найду. Хотя тот баптист совсем и не настаивал на возвращении. Он несколько месяцев пытался меня обратить. Но в их молитвенном доме в Малом Вузовском переулке мне как-то сразу не приглянулось, хотя я до сих пор благодарен этому искреннему человеку, позволившему мне оставить у себя его книгу.

Как и все молодые люди, мы с друзьями проводили немало времени в спорах, в том числе о вере и о Боге, читая раздобытое мною Священное Писание и духовные книги, которые как-то всё же умудрились найти. Но с крещением и воцерковлением большинство из нас тянули: нам казалось, что можно вполне обойтись без Церкви, имея, что называется, Бога в душе. Всё, может быть, так бы и продолжалось, но однажды нам совершенно ясно было показано, что такое Церковь и зачем она нужна.

Историю зарубежного искусства у нас преподавала Паола Дмитриевна Волкова. Читала она очень интересно, но по каким-то причинам, возможно потому, что сама была человеком ищущим, рассказывала нам многое о своих личных духовных и мистических экспериментах. Например, лекцию или две она посвятила древней китайской книге гаданий «И-Цзин». Паола даже приносила в аудиторию сандаловые и бамбуковые палочки и учила нас пользоваться ими, чтобы заглянуть в будущее.

Одно из занятий касалось темы, известной лишь узким специалистам: многолетним исследованиям по спиритизму великих русских учёных Д.И.Менделеева и В.И.Вернадского. И хотя Паола честно предупредила, что увлечение подобного рода опытами чревато самыми непредсказуемыми последствиями, мы со своей юношеской любознательностью устремились в эти таинственные, захватывающие сферы.

Не буду углубляться в описание технических приёмов, которые мы вычитали в учёных трактатах Менделеева и узнали от сотрудников музея Вернадского в Москве. Применив некоторые из них на опыте, мы обнаружили, что можем установить особую связь с какими-то непостижимыми для нас, но совершенно реальными существами. Эти новые таинственные знакомцы, с которыми мы принялись вести долгие ночные беседы, представлялись по-разному. То Наполеоном, то Сократом, то недавно умершей бабушкой одного из наших приятелей. Эти персонажи рассказывали порой необычайно интересные вещи. И, к нашему безмерному удивлению, знали подноготную каждого из присутствующих. Например, мы могли полюбопытствовать, с кем это такой гуляет до поздней ночи наш однокашник, будущий известный режиссёр Александр Рогожкин? И немедля получали ответ: «С второкурсницей Катей». Саша вспыхивал, сердился, и было совершенно ясно, что ответ попал в самую точку.

Но случались «откровения» ещё более поразительные. Однажды в перерыве между лекциями один из моих приятелей, особенно увлекавшийся этими опытами, с красными от бессонных ночей глазами кидался то к одному, то к другому однокашнику и страшным шёпотом выспрашивал, кто такой Михаил Горбачёв. Ни мне, ни моим друзьям это имя тогда ничего не говорило. А приятель объяснил: «Сегодня ночью мы спросили у «Сталина», кто будет править нашей страной. Он ответил, что какой-то Горбачёв. Что за тип, надо выяснить!»

Через три месяца мы были огорошены известием, на которое раньше не обратили бы никакого внимания: кандидатом в члены Политбюро избран Михаил Сергеевич Горбачёв, бывший первый секретарь Ставропольского крайкома партии.

Но чем дальше мы увлекались этими захватывающими экспериментами, тем яснее ощущали, что с нами происходит нечто тревожное и странное. Без всяких причин нас всё больше охватывали безотчётная тоска и мрачная безысходность. Всё валилось из рук. Неумолимое отчаяние овладевало нами. Это состояние нарастало из месяца в месяц, пока наконец мы не стали догадываться, что оно как-то связано с нашими ночными «собеседниками». К тому же из Библии, которую я так и не вернул баптисту, вдруг выяснилось, что подобные занятия не только не одобряются, но, как там написано, прокляты Богом.

Но всё же мы ещё не осознавали, что столкнулись с беспощадными и до неправдоподобия зловещими силами, вторгшимися в нашу весёлую, беззаботную жизнь, и от которых никто из нас не имел никакой защиты.

Как-то я остался ночевать у друзей в общежитии. Мой сокурсник Иван Лощилин и студент с режиссёрского курса Саша Ольков уселись за свои мистические опыты. К тому времени мы уже несколько раз давали зарок бросить всё это, но ничего не могли с собой поделать: общение с загадочными сферами влекло к себе как наркотик.

На сей раз мои друзья возобновили прерванную накануне беседу с «духом Гоголя». Этот персонаж вещал всегда исключительно образно, языком начала XIX века. Но сегодня он почему-то не отвечал на наши вопросы. Он жаловался. Стонал, сетовал, разрывая сердце. Рассказывал, как ему невыносимо тяжело. И, главное, просил о помощи.

- Но что с вами происходит? – недоумевали мои друзья.
- Помогите мне! Ужас, ужас!.. – заклинало загадочное существо. – О, как нестерпимо тяжело! Умоляю вас, помогите!
Все мы искренне любили Николая Васильевича Гоголя и так же искренне думали, что беседуем именно с ним.
- Но что мы можем для вас сделать? – спрашивали мы, от всего сердца желая помочь столь любимому нами писателю.
- Помогите! Прошу, не оставляйте! Страшный пламень, сера, страдания… О, это нестерпимо, помогите…
- Но как? Как мы можем вам помочь?!
- Вы и правда хотите меня спасти? Вы готовы?
- Да, да, готовы! – горячо отзывались мы. – Но что мы должны сделать? Ведь вы в другом мире.
Дух помедлил и осторожно ответил:
- Добрые юноши! Если вы и вправду готовы сжалиться над страдальцем…
- Конечно! Скажите только – что надо сделать?
- О, если так!... Тогда я… Тогда я бы дал вам… яду…
Когда до нас дошёл смысл этих слов, мы окаменели. А подняв глаза друг на друга, даже при тусклом пламени свечного огарка, увидели, что наши лица стали белы как мел. Опрокинув стулья, мы опрометью вылетели из комнаты.
Придя в себя, я сказал:
- Всё правильно. Чтобы помочь ему, нам надо вначале стать такими же, как он. То есть… умереть!
- И мне всё понятно, - стуча зубами от ужаса, проговорил Саша Ольков. – Он хочет, чтобы мы… совершили самоубийство.
- Я даже думаю, что вернусь сейчас в комнату и увижу на столе какую-нибудь таблетку, - добавил зелёный от страха Иван Лощилин. – И пойму, что мне её обязательно надо проглотить. Или захочется броситься из окна… Они будут заставлять нас сделать это.

Мы не могли уснуть всю ночь, а наутро отправились в соседний храм Тихвинской иконы Божией Матери. Больше мы не знали, где просить совета и помощи.

Спаситель… Это имя от частого употребления порой теряет даже для христиан изначальный смысл. Но теперь оно было для нас самое желанное и самое важное – Спаситель. Мы поняли, как ни фантастически это звучит, что на нас объявили охоту могущественные неведомые нам силы, и избавить от их порабощения может только Бог.

Мы боялись, что в церкви нас поднимут на смех с нашими «гоголями», но молодой священник, отец Владимир Чувикин, совершенно серьёзно подтвердил все худшие опасения. Он объяснил, что мы общались конечно же не с Гоголем и не с Сократом, а с самыми настоящими бесами, демонами. Признаюсь, это прозвучало для нас дико. Но в то же время мы ни секунды не сомневались, что услышали правду.

Священник твёрдо сказал: подобные мистические занятия – тяжкий грех. Он настоятельно посоветовал тем, кто не был крещён, не откладывая, подготовиться к таинству и креститься. А остальным прийти к исповеди и причастию.

Но мы вновь всё отложили. Хотя с того дня больше никогда не возвращались к прежним экспериментам. Началась подготовка к выпускным экзаменам, работа над дипломом, построение планов на будущее, снова вольготная студенческая жизнь… Но Евангелие я читал каждый день, и постепенно это стало единственным лекарством, спасающим от тех самых мрака и отчаяния, которые время от времени возвращались, беспощадно накатывая на душу.
Только через год я окончательно признался себе, что жизнь без Бога будет лишена для меня всякого смысла.

Крестил меня замечательный батюшка, отец Алексий Зотов, в храме Николы в Кузнецах. Со мной крестились полтора десятка младенцев и несколько взрослых. Дети так истошно орали, а батюшка произносил молитвы настолько неразборчиво, что я ничего за эти полтора часа не понял.

Моя крёстная, уборщица в этом храме, сказала:
- У тебя будет несколько очень благодатных дней, береги их.
- Как это – благодатных? – спросил я.
- Бог будет очень близко. Помолись, пожалуйста, обо мне. У тебя, пока не растеряешь, будет очень действенная молитва.
- Какая молитва? – снова переспросил я.
- Сам увидишь, - сказала крёстная. – Если сможешь, поезжай обязательно в Псково-Печёрский монастырь. Там есть старец Иоанн по фамилии Крестьянкин. Тебе бы хорошо с ним встретиться. Он всё объяснит, ответит на твои вопросы. Но когда приедешь в монастырь, сразу не уезжай, проживи не меньше десяти дней.

- Хорошо, - сказал я, - посмотрим.

Я вышел из храма и сразу почувствовал нечто особое. Даже остатки гнетущей безысходности и мрака начисто исчезли. Но я не стал слишком углубляться в новые ощущения, а сразу решил поделиться своей радостью с самым близким мне тогда человеком – нашим институтским наставником и замечательным сценаристом Евгением Александровичем Григорьевым. Мы учились у него в творческой мастерской, это был кумир всего нашего курса. Жил он у метро «Беляево», на окраине Москвы. Я не знал, дома ли он (телефоны в те годы имелись не у всех), и решил поехать в гости наудачу.

Долго, но тщетно звонил я в дверь его однокомнатной квартиры – Евгения Александровича не было. Расстроенный, я побрёл к метро. И вдруг вспомнил про «благодатную молитву», о которой говорила мне крёстная. Я остановился, задрал голову к небу и произнёс:
- Иисус Христос, Бог, в веру Которого я сегодня крестился! Больше всего на свете я сейчас хочу увидеть Евгения Александровича Григорьева, моего учителя. Я понимаю, что не должен по мелочам беспокоить Тебя. Но, если это возможно, сделай это для меня сегодня.

Я спустился в метро с твёрдой надеждой увидеть Евгения Александровича и стал ждать поезда из центра города. Когда пассажиры вышли из вагонов, я принялся напряжённо выискивать своего преподавателя среди людского потока. Вдруг кто-то сзади похлопал меня по плечу. Это был Евгений Александрович.
- Кого ты тут высматриваешь орлиным взором? – как сейчас помню его слова.
- Вас, - ничуть не удивившись, ответил я.
- Ну, тогда пошли, - сказал Евгений Александрович.
И мы отправились к нему домой.
Я рассказал ему о том событии, которое произошло в моей жизни сегодня. Евгений Александрович выслушал внимательно. Сам он тогда ещё был не крещён, но с уважением принял мой выбор. Интересовался деталями совершения таинства. Потом спросил, почему я принял такое решение.
- Потому что Бог есть, - ответил я, - я в этом убедился. И всё, что в Церкви, - всё правильно.
- Ты думаешь?... – недоверчиво заметил Григорьев. – Знаешь, там много такого… разного.
- Наверное. Но зато там есть самое главное.
- Может быть, - сказал Евгений Александрович.
Мы зашли в магазин, купили бутылку «Столичной», пару пачек сигарет, что-то поесть и до вечера просидели у него, обсуждая новый сценарий.
Возвращаясь домой, я вспомнил о том, что произошло в метро, о своей молитве и о том, как я сразу после неё встретил Евгения Александровича. «Совпадение или нет? – задал я сам себе вопрос. – Так просто не ответить. Но связь между событиями определённо есть. Хотя в жизни всякое возможно. А с другой стороны, со мной такого никогда раньше не случалось… Надо бы разобраться».
Через день, по совету крёстной, я взял билет на поезд и поехал в Псково-Печёрский монастырь….