Графиня Мотя-Христя

    ГРАФИНЯ  МОТЯ-ХРИСТЯ            


В  наружную дверь дома Елизаветы Ивановны Голубевой я   стучал громко и долго ибо на подобную неучтивость у меня были уважительные причины: хозяйке исполнилось на днях 87 лет от роду отчего старуха плохо слышала, видела и соображала. Зато эта древняя годами домовладелица аккуратно платила  ежемесячно  за электроэнергию не в пример более молодым жителям села Бектышево, у кого с органами чувств было всё в порядке, а вот гражданской совести не было совсем.   
Её соседи с улицы Сельская передали мне, что долгожительница обиделась на меня контролёра «Энеогосбыта», за то, что я чуть ли не всем жителям села поменял старые электросчётчики на новые, а её жильё обошёл стороной. Вот поэтому я, полный решимости исправить эту оплошность, настойчиво стучался во входную дверь  дома. Внезапно дверное полотно ушло вовнутрь сеней, да так резко, что я едва не въехал своим кулаком в приветливое лицо зятя Елизаветы Ивановны.      
- Заходи, тёзка, заходи скорей! – пригласил радушно меня, Михаила Николаевича,  Михаил Андреевич. – А я в окошко увидел, что это ты… Вот с кем, думаю мы выпьем редкой водочки да закусим паюсной икрой…         
- Если сказать по простому, то выпьем самогонки и поедим молотой на мясорубке кильки? – съязвил я зачем-то.         
-Обижаешь, нача-а-альник! – обиделся собеседник.      
И он был прав: на столе крестьянской кухни стояла хрустальная бутылка объёмом 0,75 литра, красивая-прекрасивая… В Москве такая даже пустая посудина стоит 68 рублей, а полная –целых 290!  Рядом с хрустальным чудом стояли две стопочки, лежала открытая консервная баночка с чёрной икрой, на соседнем блюдце – домашнее сливочное масло, далее чёрныё хлеб и две очищенных головки репчатого лука. Ну не пещера Али-Бабы, а?       
-На работе не пью, Михаил Андреевич, - солгал я мужественно. – Я пришёл к Елизавете Ивановне заменить электросчётчик…       
- Ну а потом-то  выпьешь? – не унимался искуситель.      
- Да вы что?! – простонал я. – У меня в горле застрянут такие деликатесы, ей-богу! Вы всю пенсию, небось потратили на этот губернаторский полдник?            
- Сказать по - честному? Ни рубля своих… Это вчера дала мне в отпуск сюда благодарная мне до гробовой доски  женщина…       
-Жена, что ли? – задохнулся я от изумления.         
- Не-е-ет! Одна знакомая… Графиня Мотя Христя!         
- Как? Как её зовут? – ахнул я, Смеётесь надо мной, да? Про графа Монте-Кристо читал книгу, а про названную Вами графиню даже не слышал… Тем более, я знаю, что вам  уже 68 лет от роду, то какая уж тут знакомая?            
- Давай, тёзка, по стопочке вмажем-ка! – продолжал соблазнять меня зять моей абонентки Голубевой. – и я тебе такой роман изложу, какой французу Дюме и не снился.         
- Нет, нет! Вы сами выпивайте и рассказывайте, а я буду прибор учёта менять на трезвую голову, ладно? – начал хитрить я. -  С электричеством работать  - не картошку копать… Сами знаете.         
- Ну, а после успешной  работы вмажешь? – не унимался общительный выпивоха.      
- Тогда вмажу! – лживо пообещал я в полной уверенности, что хрустальная ёмкость опустеет-таки к концу моей вахты.       
Несколько минут каждый из нас занимался своим делом: зять выпил водки и закусывал бутербродом с икрой, а я начал отсоединять провода от древнего электросчётчика довоенного года выпуска. Чего сегодня греха таить? Захлёбывался я обильной слюной в эти минуты, хотя не позже как час назад хорошо пообедал дома.  Да-а, слабым я оказался  телом, а не духом.         

       - У меня младшая двоюродная сестра, Михаил Николаевич, -  наконец-то нарушил молчание мой тёзка, задымив дорогой сигаретой, - старая дева, но бойкой женщиной была, умной и работящей. Служила в торговле  продуктами. Сама не пила горькую, и сотрудников приструнивала по этому делу. За это, грузчики - алкаши на базе года два назад изловчились да бросили ей на голову задний борт грузовика, что разгружали у склада. Долго она лечилась в клинике № 16 кажется, да там и померла, бедолага. Я нечасто навещал её потому, что мне противно было заходить и выходить через проходную на Каширском шоссе: личный шмон каждый раз, допрос... Да и на территории психбольницы какие только дураки к тебе не пристанут…  Вот и в тот день, когда я навестил сестру в последний, как оказалось раз, иду двором на выход, жалею бабу  настроение ощущаю препаршивое, а тут ко мне шасть  одна лахундра в больничной робе.            
- Я как граф Монте-Кристо, - зашептала она быстро-быстро, - заключена здесь невинно… Будьте мне братом Харей, озолочу… -Аббатом Фаррио, наверное? – перебил я речь рассказчика чтобы показать свою начитанность. – Этот католический поп помог неправедно заключённому графу Монт-Кристо бежать из тюрьмы, а перед этим дал ему рукописную карту   для поиска огромного клада с драгоценностями.               
- Да?! – удивился Неодюма. – Ты читал, поди, про всё это, а я собирался-собирался, да так и не прочитал книгу-то. Поэтому я, неуч, и обиделся на лахундру за предложение быть мне её братом по имени Харя. Да-а…            
- Если я буду для тебя Харей, - говорю я дуре, - то ты станешь  графиня Мотя-Христя, небось?  Говори скорее, что мне надо сделать, сестра!            
- Брось моё письмо в почтовый ящик за зоной… Озолочу…      
- Давай уж, - говорю. – Да запомни мой телефон домашний. А то как  я узнаю, что ты золота насобирала, ваше благородие…         
А самому жалко  бабу веришь-нет: слёзы в глазах и на щеках, трясётся вся от страха, космы нечёсаные, вся немытая до того, что от неё дух тяжёлый идёт… Тьфу, да и только!  Так и расстались мы с ней.             
Боян прервал своё повествование чтобы опустошить очередную стопку и захрустеть цибулей. Я со зла  и от зависти чуть с табуретки под электрощитком на пол не навернулся.         
- Ну, а дальше чего? – закричал я, помню,  в голос.         
- На проходной старший амбал в белом халате первым делом с вопросом ко мне:         
- Вам ничего не передавали на вынос?       
- Передавали, -отвечаю.            
  Остальные охранники бросились ко мне как собаки на кость.      
- Кто? Что? Кому? – загалдели все разом.               
- Привет, - говорю, - передала на вынос. Кому – не сказала. Во-он та, лахундра чокнутая. Графиня Мотя-Христя  грёбанная….       
- А-а, ту мы знаем. – успокоились псы. – Сейчас приветы посылает, а раньше норовила письма в Генеральную прокуратуру передавать через посетителей, дура зловредная! Проходите, гражданин, и отнесите от неё привет туда – не знаю куда, тому – не знаю кому… Хи-хи-хи… Ха-ха-ха… Бросил я письмо ейное в почтовый ящик далеко от Каширки. Да и забыл о нём совсем: то сестру хоронил, то с работой неурядицы были, пустопорожние хлопоты, словом. Так веришь – нет?  Аж месяцев через восемь после встречи с дурой звонок по телефону нам домой.               
       - Это Михаил Андреевич? – спрашивает приятный женский голос.  - Он! – отвечаю.            
       - Здравствуйте, брат Харей. Это сестра ваша, графиня Мотя-Христя вас беспокоит. – смеётся баба в трубку. – Приезжайте, пожалуйств в Высотный дом на Котельнической набережной, подъезд 2 квартира 222, код домофона такой же, не забудьте. Как ваши фамилия и имя-отчество? Продиктуйте, чтобы я пропуск заказала и вас впустят в дом. Насобирала я достаточно золота, чтобы отблагодарить своего спасителя. Когда вас ждать, Михаил Андреевич?            
- А-а, дура из психушки! – наконец-то врубился я. – Что уже на воле? Поздравляю, голубка! В четверг я буду в том районе Москвы, к «Высотке» прибуду к четырём дня…               
- Значит пропуск выписать с 16-ти часов? – уточняет графиня.             
- Да, -отвечаю. Попрощались и положили трубки. И только тогда я по настоящему уверился в том, что со мной говорила нормальная и умная баба, что зря её запирали в дурдом… Ну скажи тёзка откровенно, - прервал мой собеседник рассказ вопросом ко мне, - ты  вот можешь вот так с ходу, будто маршал Рокоссовский, поправить ошибку  простого мужика: не с четырёх  дня, дескать, а с  16-ти часов?         
- Не-е-ет, с ходу не смогу, - признался я уныло. – Рассказывайте дальше, тёзка, не томите душу ради бога: ездили вы в гости к графине?               
- А ты не гони лошадей, а то с таким ездоком и бутылку не допью и закуску не доем!            
        - А чего было не поехать? – спросил меня сказитель после того, как употребил очередную порцию яств. – Я в маленькой городской аптеке подрабатываю на пенсии, в обещанный четверг должен был получать манометры для кислородных баллонов на центральном складе медицинского оборудования, что расположен в окрестностях «Высотки». Вот почему я с большой хозяйственной сумкой попёрся по сказанному адресу. При входе привратник, гад, меня долго мурыжил: видишь ли и рылом я не вышел, и одет не по тикету… Спасибо, графиня  вовремя цикнула по громкоговорящей связи на этого пса, а то взашей меня вытурить хотел на улицу. Ему и пропуск, на меня заказанный, не указ… Зато  на лестничной площадке у лифта Мотя-Христя ждала меня сама… Ну и женщина, Михаил Николаевич! Ну-у, красавица писанная! Такая дама, я тебе дам. Правда, и тут не обошлось без сторожевых псов. Только брат Харей раскинул руки обнять сестру, как откуда-то из-за её спины, словно чёрт из табакерки, выскочил огромный мордоворот – телохранитель ейный. Лап-лап меня, паскуда, всего! Обшмонал умело эдак и сумку из рук у меня вырвал, чтобы манометры в ней пересчитать-перенюхать…       
- Чисто, Мария Христофоровна! – докладывает хозяйке.          

        Та с улыбкой  приглашает меня в богатую квартиру. Не жильё, а  музей, веришь -нет? Ковры на полу и на стенах, Хрустальная посуда в шкафах и на хрустальные люстры на потолке. А по метражу там девять таких квартир как вот эта  у тёщи. Финский унитаз такой красоты, что хоть воду из него пей, Про ванну – одно скажу: утопиться в ней не жалко. Я в своих хлопчатобумажных носках штопанных еле-еле вдел ноги в тапочки заграничные, меховые… Да что там говорить, расстраиваться. Заводит меня хозяйка в столовую, хотя я на кухню норовлю, по-простому. А она засмеялась, да в колокольчик, веришь -нет, позвонила… Молодая служанка ейная, - вот тебе и лахундра, - столик на колёсиках притолкала к нам, а на столике том – только птичьего молока нет! Я настоял на водочке, потому как ничего в винах и коньяках не понимаю. Она фужерчик себе взяла, а я, дурак, стакан. Выпили за честных и  смелых письмоносцев. Выпили, помню, за честных прокуроров, что по письму из дурдома восстанавливают справедливость. Выпили за погибель врагов наших, но особенно того, кто объявил Марию Христофоровну дурой, тоже помню… Им оказался её молодой  босс  фирмы, вместо старого. Она была совладелица фирмы. Во время важного совещания с партнёрами по бизнесу  этот кобель под столом залез своей рукой ей под юбку, а она уже над столом и тоже рукой заехала ему по морде.  Так вот, чтобы себя оправдать перед представителями важного оборонного завода, этот гад подкупил нужных врачей, чтобы те выписали несговорчивой бабе направление в психушку. По письму, которое я пронёс через проходную клиники №16, досталось всем: и боссу-кобелю, и главврачу-ротозею, и все остальной шантрапе! За что потом выпили, не помню. Но в шикарной  обстановке я плохо ел деликатесы, а потому быстро окосел. Веришь -нет? Всё про сумку с манометрами беспокоюсь. А графиня Мотя-Христя посмеивается надо мною:         
- В коридоре, - говорит, - не одна, две  сумки-то! Всё вы запамятовали, Михаил Андреевич!               
Я скорее туда. Глядь, и правда  сумка раздвоилась, а телохранитель нет. «На хрена же ты так нажрался, Миша, - укоряю я сам себя. – Так же и крыша у тебя может съехать».            
- Эй, мужик, ты кто? – окликаю я сторожевого пса. – И почему  ты  не раздвоился?               
- Я телохранитель Марии Христофоровны! – отвечает тот с гонором. – А тебе надо пить меньше без закуски.          
-Телолапитель ты, вот кто! – умничаю я. – Лапаешь, поди, хозяйку, как меня лапал около лифта, дармоед…            
- Ну если бывает такой приказ, то – лапаю!            
- Виктор, - вдруг послышался строгий голос хозяйки. Прекрати  сейчас же этот дурацкий разговор. Ты должен поучиться у Михаила Андреевича доброте к людям. Ведь это он, а не ты,  бескорыстно помог мне вырваться из неволи… А такие,  как ты, бездушно стерегут на проходной за доллары невинные жертвы беспредела!               
- Так ведь врачи… - стал оправдываться  амбал. – А по жизни я не такой, Мария Христофоровна…            
- Ах,  не такой?  Ты более благороднее? – удивилась графиня. – В таком случае, отвезёшь на моей иномарке Михаила Андреевича домой… Да никаких с ним разборок по дороге… Позвоните мне оба по телефону из его квартиры, понятно?         
- Есть! –  уныло ответил лакей, но так посмотрел на меня, что я струхнул несмотря на весь свой хмель.            

        На прощание эта необыкновенная женщина расцеловала меня и проводила до лифта, Амбал нёс в руках мои обе сумки. Довёз этот жлоб меня без мордобоя, хотя я потребовал от него, чтобы он завёз меня  в мою аптеку для сдачи на склад манометров. Как мы любим во хмелю рисоваться на работе, не пойму… А я вдвойне вредный и нудный в подпитии, Короче телолапитель графини затащил меня домой со второй сумкой. Одну я оставил в аптеке, помню… Он набрал номер телефона  хозяйки, доложил ей сам, да подставил к моему рту трубку. Я до-о-олго  мычал и заикался, прежде чем у меня получилось:               
- М-ме-мер-си м-мма-ма-дам!               
Чай не со служанкой разговаривал, а с графиней, Дурак – одно слово! – рассказчик  с горя пропустил стопочку и продолжал. – Моя жена была в те дни здесь у вас, в Бектышево. Пасла тёщу, как я сейчас. Старуху давно уже нельзя оставлять одну. Словом, оставил провожатый меня одного, захлопнул входную дверь за собой, да и был таков. А ночью, в сумеречном состоянии я отыскал свою заначку от жены – половину бутылки водки да сосал её всю ночь. Закусывал, веришь -нет, манометрами для кислорода! Грыз их в полной уверенности, что это бутерброды с чёрной икрой… У одного прибора прокусил-таки стекло, зуб передний отвалился до десны аж… Оказывается, подлый Виктор сумку с подарками графини нарочно оставил в аптеке, а мне подсунул другую!   

         Проснулся я после полудня отравленный  от грохота ударов во входную дверь нашей квартиры. Пока я попадал трясущимися ногами – руки тоже вели себя не лучше, - в штанины, в спальню вступили: участковый милиционер, комендант ЖЭКа и заведующая аптекой. На стол в зале кто-то из них выложил  содержимое той сумки, что злодей - телолапитель оставил вчера у меня на работе. Вместно манометров там – деликатес на деликатесе и деликатесом погоняет. А сверху десять бумажек по сто  долларов из Америки. Мент сразу за бланк протокола и с допросом ко мне: «Где и когда ограбил ларёк либо магазин?» Мне и про Марию Христофоровну не с руки рассказывать, и самому не отшутиться. Бубнил-бубнил ему что-то о дурдоме, пока не отвезли меня в наручниках в ККПЗ.
        Три года заключения по суду мне корячилось, хотя своими глазами  читал в газете как-то, что жена одного российского губернатора убила зверски своего пасынка и ей за это дали аж… два года условно! А мне за сумку три за колючей проволокой. Эх, перестройка-перекройка, мать её туды!  Короче, выручила меня графиня Мотя-Христя случайно. Позвонила мне домой – не отвечаю. Позвонила в аптеку- ей радостно сообщают, что сидит, дескать, в следственном изоляторе пьяница и вор манометров Михаил Андреевич, ждёт справедливого суда! Ох и шорох подняла графиня: сняли с работы и участкового, и заведующую аптекой, и следователя. А коварного Виктора она выгнала пинками из своей квартиры, после чего он прибежал ко мне просить прощения и принёс 1000 баксов отступных… (К месту сказать, что валюта из сумки с деликатесами так и пропала бесследно.) Но я не простил козла, за что меня очень хвалила невольная клиентка психбольницы. Я и жена часто видимся с нею, но чаще перезваниваемся по телефону. Она души не чает в моей Акулине Митрофановне, матери пятерых детей. Своих чад у графини нет почему-то, причины не знаю врать не буду. Да и моя супруга прямо-таки влюбилась в Марию Христофоровну словно в старшую дочку. Богачка часто предлагает нам деньги, но мы не берём их, а вот от деликатесов к праздникам либо к отпускам – не отказываемся. Вот как закончилась история с письмом графини Моти-Христи.       
Новоявленный Александр Дюма умолк, чтобы закурить. Да, я оказался правым в своей догадке: выпить со мною было нечего. Зато мы едва не расцеловались на прощанье. И хотя я домой возвращался на своих двоих, не на иномарке; хотя моя сумка с инструментом не удвоилась , мне всё равно было радостно на душе от того, что и в наше суровое время живут удивительные люди, чьи добрые дела, словно робкий подснежник, раздвигающий снег ранней весной,  противостоят разгулу зла в нашей стране.         
-Будьте счастливы, графиня Мотя-Христя и её брат Харей! – пожелал  я  нечаянным, но верным  друзьям. Но, увы, моё пожелание не сбылось, ибо  в следующий мой обход абонентов «Энергосбыта» села Бектышево я застал «аббата «Фаррио» в глубоком трауре по причине того, что неделю назад был похоронен его постоянный собеседник, собутыльник и дальний родственник по фамилии Лебедев тоже с улицы Сельская. Здоровым мужиком был покойник в три часа дня того рокового дня, а в семь вечера – умер! Лицом и телом стал чёрным, какие-то пятна видны были на коже, весьма похожие по виду на кровоподтёки и ссадины…         
Все эти обстоятельства привели правдолюба Михаила Андреевича к твёрдой уверенности в насильственном убийстве друга. Он называл и имя злодея по кличке Емеля, сотоварища непутёвого сына покойного Сергея Лебедева. Я помню, посоветовал неутешному Михаилу Андреевичу не отягощать свою душу беспочвенными подозрениями, а обратиться в милицию для доказательствами против душегуба. Тем более, что районный судебно-медицинский эксперт дал справку о смерти «от водки!».               
- Какая милиция? – отмахивался от моих советов «брат Харей». – Какие доказательства? Все жители села говорят на Емелю.         
Призрачную цену подобным слухам и шушуканием сельских кумушек я постоянно испытываю на себе, ибо не проходит и месяца, чтобы очередной неплательщик за электроэнергию не обвинял меня, контролёра «Энергосбыта», в том, что диск электросчётчика в моей квартире крутится в… обратную сторону!  Но зять Елизаветы Ивановны  и слушать меня не хотел, всё надеялся сам, без следственных органов, добиться у Емели чистосердечного признания в убийстве старшего               
 Лебедева.               
- Ох, Михаил Андреевич, - накаркал, как оказалось, я, - доведёте вы парня своими нападками до припадка ярости… Тогда быть беде непоправимой…  Ведь говорят, что его из армии комиссовали по причине дури из-за болезни менингит…            
- Да в гробу я его видел тёзка, не пугай, - ярился собеседник в подпитии, – да если со мной что-нибудь произойдёт, то он и месяца не будет землю топтать. Им займётся сама графиня Мотя-Христя… Я ей о Емеле рассказывал…               
Мы расстались тогда недовольные друг другом. Видимо я не убедил местного Шерлока Холмса не заниматься частным сыском, потому что девять месяцев  спустя после гибели Лебедева  в доме покойного собрались на поминки трое мужиков: Сергей, его друг Емеля и Михаил Андреевич! Знать, опять не утерпелось старику выводить подозреваемого парня на чистую воду.  Скорее всего, он как репей к хвосту собаки, пристал к Емеле, как приставал однажды к телохранителю графини  и сильно испортил пьянку. Что уж произошло между поминальщиками?  - в подробностях неизвестно, но нетрезвая жертва менингита пошёл по селу искать фельдшерицу Маргариту, которая и нашла в доме Лебедевых мёртвого  Михаила Андреевича в сенях на соломе с проломленным топором черепом…               
Утром  из Москвы примчались на легковой автомашине  жена, дочь и сын погибшего. Они решили увезти тело главы семьи на судебно-медицинскую экспертизу в столицу, дабы в районном бюро опять не появилась очередная справка о смерти «от водки»!  Бензин на обратный скорбный рейс гости выпросили у председателя ТОО «Бектышево» Зиновьевой, поэтому заправлялись на совхозной заправке.  По словам невольных свидетелей их разговоров, родственники спорили между собой: сообщать ли о трагедии какой-то Марии Христофоровне? Не сообщать? Так и уехали, не придя к согласию.                Емелю посадили в районную тюрьму города Переславля-Залесского аж через несколько дней после убийства. Велико и объяснимо горе его матери… Простительные и её надежды на оправдательный приговор суда над ею непутёвым, но единственным сыном… Женщина стала просить в военкомате документы о невменяемости бывшего бойца Российской армии. Там пообещали помочь… Но не прошла и неделя после его ареста, как Емеля  был убит в тюремной камере… Случайная драка среди заключённых? Или это справедливая месть графини  Моти-Христи за своего "«брата Хаарея"».         
В заключение этой удивительной истории хочется обратиться к семейным дебоширам, уличным хулиганам и убийцам: не обижайте своих родственников, друзей  и знакомых . Не убивайте никого, тем более! Знайте, что у каждого из обиженных вами людей наверняка найдётся мститель: граф Митя или графиня Мотя  Христи!