рассказ Марго

                МАРГО
                рассказ         
Марго  – не королева, а.. . собака.  Да,  такое  вот у неё человеческое имя. Зря, конечно, мы называем животных Маруськами,  Васьками, Петьками,  Милками… Лучше уж было раньше:  Жучка,  Полкан,  Трезор… Это потом  начались Клеопатры  (попросту Клёпы), всякие Домисольки.  Марго  наша  (всё-таки  хоть не Ритой назвали!) – коккер-спаниель. Английский.  Красоты необычайной: окрас тёмно-рыжий, шерсть густая, блестящая, уши  длинные, лохматые, морда… ну,  хоть  на выставку;  глаза… человеческие  прямо  глаза… Нрава  она  весёлого, игривого, дружелюбного или, как сейчас модно выражаться, контактного. То есть идёт почти ко всем, не важничает.
Вот только лает  на весь подъезд, так что соседи ворчали, особенно поначалу. А как ей ещё выражать свои эмоции? Ну, радость там, неудовольствие. Только лаем, сказать-то ничего не может. Потом хозяин  купил ей красивый  собачий мячик, бросал его,  как только Марго начинала расходиться.
Пожалуй, хватит о  собаке.  А хозяин-то кто у неё?  Хозяин Марго – Михаил, попросту Мишка, любящий  эту собаку без памяти. Вернее, два у неё хозяина: у Мишки  друг есть закадычный, Григорий, или, по-мишкиному, Грегуар. Они всегда вместе – с незапамятных времён. Времена-то  эти для них памятны: матери привели их в первый раз в первый класс, в школу, номер которой тоже 1 (это в Сокольниках).  Учительница поставила двух мальчишек рядом – как чувствовала, что быть им потом всегда вместе! Это ещё перед первым звонком было. Но поскольку шёл дождь – он почему-то всегда идёт  1 сентября  –  построение было в коридоре на первом этаже. Ребята постояли, постояли рядом, тихонько пошпыняли друг друга, но всё-таки выяснили, как  кого  зовут. А когда  новеньких, первачков  повели  в класс, в первый А, то их вдруг рассадили:  маленького Мишку оставили на парте перед учительницей, а долговязого Гришку  поместили  на предпоследней парте. Ребята было расстроились, да ещё к ним девчонок подсадили, но потом смирились, Мишка только всё головой крутил, на своего соседа по строю поглядывал.
Так они, с этого дня, и стали неразлучны, не разлей водой: все перемены вместе, на продлёнке вместе, домой тоже вместе. На вид они были совершенно разные: Мишка – коренастый, чернявый, по характеру основательный, Гришка, который так и остался долговязым, даже потом ещё с каждым годом в росте прибавлял, почти на целую голову Мишку обогнал,  и был он рыжеволосый, веснушчатый, весельчак, заводила в классе и, как говорила  учительница Антонина Харлампиевна   (как только ребята выговаривали!), й. свойский. То есть дружелюбный, что ли? Но Мишка тоже был дружелюбный, однако  так про него никто не говорил. Ну, и пусть!  Ни о какой зависти  между ребятами и речи быть не могло…  Зато Мишка учился лучше, и Грегуар его называл башковитый.
Ни у того, ни  у другого отцов не было, один папашка завербовался на Север и пропал, а другой  вообще в природе не существовал, Мишкина мать в анкетах  в графе  «отец ребёнка» ставила прочерк. Она работала проводницей на поездах дальнего следования, особенно за сыном не следила, на собрания родительские не ходила, как привела первый раз, так со школой и завязала. У Гришки мать  работала на «Каучуке», рано вышла на пенсию по здоровью, устроилась  консьержкой в подъезде  «сталинского» дома, пропадала там дни и ночи, так что тоже не очень ребёнка воспитывала. Обе матери так привыкли, что ребята всё время вместе, что ничего плохого они не замышляют и никогда ничего зазорного не сделают, что успокоились на их счёт: как будто у той и у другой по два сына. Братьев и сестёр у ребят не было, поэтому для них существование рядом друг с другом стало естественной и благотворной отдушиной.  Кто их видел вместе – умилялся тому, как они дорожили минутой побыть вдвоём. Так только двойняшки относятся друг к другу –  им так хорошо общаться, что будто бы больше никто и не нужен. И имена у двух друзей были подходящие, какие-то частушечные: Мишка-Гришка.
После окончания восьмилетки ребята поступили в техникумы – странно, но здесь их предпочтения разделились: Михаил поступил в медицинский, Григорий – в  автомеханический. Почему так? Сказались, видно,  ещё детские интересы: один с раннего возраста любил возиться со всякой живностью, лечить бродячих кошек-собак, другой с увлечением разбирал всякие моторы, чинил сломанные машинки. После занятий они снова были вместе, рассказывали о своих техникумах (потом их переименовали в колледжи), о новых  товарищах. Учиться им было не очень интересно, скучно, но всё же доучились до конца, и оба  остались благодарны техникумам за то, что они дали им возможность откосить от армии, а потом устроиться на хорошую работу. Михаил  пошёл  служить медбратом в больницу, Григорий – в авторемонтную мастерскую. Мишка сначала стеснялся звания «медбрат», несерьёзно как-то звучит, не по-мужски, но за время обучения в техникуме он так привык к девчонкам, будущим медсёстрам, что постепенно  свыкся и с обращением «медбрат», и с коллегами-девчатами, которые  его быстро полюбили за безотказность и трудолюбие: он хорошо и капельницы ставил, и  давление мерил, всегда мог больного проводить куда надо, покормить, подбодрить, успокоить, а то и починить что-нибудь в палате успевал за время ночных дежурств. Однажды долго возился, когда его позвали выгнать шмеля в форточку,  раз птицу выгонял.
Что же касается Григория, то он сразу в свою работу влюбился, ходил перемазанный, в грязном комбинезоне, но дово-о-ольный!  Попал под начало Семёныча, старого  мастера, который постепенно стал передавать ему  такие ценные навыки ремонта, переключал на него обслуживание своих  постоянных клиентов, поскольку сам страдал  ногами, ему уже в яму спускаться было трудно, поднимать  тяжести тоже Гришка старику не давал. Парень стал понемногу  прирабатывать к зарплате,  в 90-ые годы это очень даже было недурственно. Где ещё бабки срубишь? А надо было помогать матерям, и той и другой,  Мишке тоже,  поскольку тот получал сущий мизер, а количество  «нахлебников»  у него  всегда   будь здоров.
Мишка мучился какой-то привязанностью, прямо страстью  к  животным, разным-всяким. Началось у него с канареек, которых он поселил в большую, сделанную своими руками  клетку в  самом  просторном больничном помещении – в  кабинете для водных процедур на первом этаже. Для своих любимчиков-пташек каждый  раз приносил корм-крупу и зелёные листья салата. Когда  у него не было дежурств, его подменяла в роли кормящей мамы санитарочка  Нюся, ей птички нравились, а может быть, и Мишка тоже. Он вообще  кое-кому там нравился, глазки ему строили медички,  потом он на одной из них женился;  через некоторое время и Гришка  тоже сочетался браком и тоже с медичкой, подругой Мишкиной жены. Но это когда ещё было – после Марго…
Когда Мишка переехал в бывшую бабушкину однушку  (бабуля померла зимой, в самый мороз, хоронили её  два друга), стало посвободнее с привечанием живности. Появилась огромная черепаха, как оказалось, злая и нелюдимая. Ребята долго думали, как её назвать, решили: Крошка – за размеры. Наверно, с месяц Крошка всех боялась, ничего почти не ела; друзья решили: скучает, нужна пара. Пошли в зоомагазин, купили пару; вторая черепаха, Матильда, оказалась поживее, не такая пугливая, но ела… в три горла. «Количество нахлебников удвоилось», – констатировал Гришка, а Михаил радовался за   Крошку: та ожила, болталась у всех под ногами, особенно любила Гришкина кеды  грызть (Григорий, конечно, почти совсем переселился к Мишке).
Следующий этап был – хорёк. Назвали его Малыш, так как не подошло ни одно имя, которое предлагали специально опрашиваемые девчата: ну что это за клички – Дон Жуан,  Казанова, Джузеппе?  А как звать его будем обычно: Казик, Джузик? Пусть будет просто Малыш. Хорь  оказался  игручим,  возился в основном  с Гришей (Мишка так веселиться не умел), Грегуар ему сделал  гамачок, специальную клетку, приносил маленькие игрушки, придумывал ласковые имена. Мишка  обижался: «Я их всех, понимаешь, кормлю, варевом занимаюсь, а  они от Гришки не отходят!». Вот только с едой для Малыша было не просто: он  любил куриные грудки или хорошую  рыбу, давал  их  Мишка, конечно, по небольшому кусочку,  держал еду в холодильнике. Ещё любил Малыш арбузы и дыни, тоже  по маленькой дольке, но где их зимой достанешь?
Сменяя друг друга, в однушке появлялись кошки и собаки. Мишка ещё   в детстве их таскал с улицы, отогревал за пазухой, кормил молоком из соски.
Они подрастали и незаметно как-то исчезали. Кошки вообще такие гордячки,
им у ребят не нравилось – целый день никого дома нет, какие-то  подозрительные существа типа черепах  в комнате распоряжаются, а хозяева вечером ими занимаются… Как тут не заревнуешь. Собаки тоже долго не задерживались, их, как и  котят, разбирали дворовые мальчишки, которые часто наведывались  к Мишке-Гришке. Когда ощенилась Маруська (ребята были на работе), принесла десять комочков точно такой же, как у неё, бежевой масти,
потребовалась специальная пища – не будешь же кормить кормящую сухим кормом? Мишка стал варить  ей похлёбку, а она – тоже любила  Гришку! – перетащила к нему на раскладушку весь свой выводок. К Маруське ребята очень привязались, если бы потом она не  исчезла, так бы и жила с ними.  Сосед с пятого этажа их  хрущёвки,  Виктор Романович, которого ребята уважали за то, что он был опытным собачником, сказал, что Маруська – помесь овчарки с эрделькой;  она, и правда, была умницей и  ласкуньей. Щенков её очень быстро разобрали мальчишки. Но Маруська (так её ребята во дворе прозвали) была приходящей, пришлой, когда ей  надо было – появлялась у подъезда, ждала возвращения Мишки  или  Гришки.
Грегуар и сам не понимал, почему весь колхоз, как он называл Мишкину живность, выделяет из них двоих не хозяина квартиры, который их кормит, моет в ванной, вычёсывает блох и т.д., а именно его. Но однажды догадался: у Мишки – больничный запах, въелся  – не истребить, а от него, думал Гриша, пахнет как нельзя лучше – машинным маслом, железом, краской… Ну, прямо «Шанель № 5»!
Однажды – Мишка глазам своим не поверил! – его друг подъехал к дому … на собственном автомобиле! Знай наших! И ведь держал в тайне, что его наставник Семёныч уже давно  собирает для полюбившегося ему Грини «кадиляку» – так он возвёл в высокий ранг помесь старой, списанной иномарки с «москвичом», но  бегала эта помесь прилично, мастер вместе с Григорием   поправили что надо, подкрасили и… гуляй, не хочу!  «Кадиляка» хоть куда! «Ты у меня, Гринь, самым модным в городу будешь – на кадиляке-то!» – напутствовал парня Семёныч перед первым  Гришкиным  выездом.
Грегуар стал неплохо зарабатывать, все деньги, конечно, приносил Мишке, они распределяли, сколько матерям, сколько на ЖКХ, на одежду, сколько на колхоз,  откладывали на лето – поехать в деревню, в Райки, где от бабушки Михаилу достался старый, полуразвалившийся домик, его починить надо, забор новый поставить, да и колхоз вывезти хорошо  бы…
Всё бы шло ладно, но вот Мишка заскучал… Стал всё чаще и чаще рассуждать о том, что вот хорошо бы собаку купить, настоящую, охотничью, выдрессировать её с первых месяцев, чтобы всё понимала, любила хозяев (не только Гришку), чтобы приезжали ребята вместе с ней с охоты, привозили дичь, зайцев, чего там ещё?..
Гришка поначалу сопротивлялся: «колхоза» им не хватает? А Маруська на что? Нет вот, подай ему дорогую, породистую  собаку, иначе говоря, Собаку. Григорий стал с другом ходить по зоомагазинам, привлекал его внимание к всяким симпатичным зверушкам: «Вот смотри: до чего славный енотик! Смотри, глазки чёрненькие, как пуговицы, ушки симпатичные какие, усики белые торчат, полоса чёрная во всю грудку…»  Мишка вздыхал: «Он что у нас – бельё стирать будет? Полоскун ведь. А чем кормить? Нет, поехали в воскресение на Птичий рынок…». Увы, и «Птичка» ничего не дала. Впрочем, ребята и не знали точно, какую породу им следует искать.  Для охоты кто подойдёт? Решили обратиться к  Виктору Романовичу с пятого этажа: он-то наверняка знает. Но сосед, которого они подловили, когда собачник своего пса выгуливал, долго разглагольствовать не стал: «Охотничьи собаки? Ну, фоксхаунд – на кабанов…» Ребята переглянулись: пожалуй, для начала поохотиться бы на кого-нибудь попроще. «А на уток, зайцев, лисиц, барсуков и – куда ни шло – на волков?»  «Ну, вы хватили!.. Я же не справочник. Почитайте специальную литературу». И Виктор Романович рванул от друзей за своим псом, который давно просился прекратить всякие дурацкие разговоры, рвался с поводка на собачью площадку.
Пришлось Михаилу в свободный день пойти в библиотеку, набрать брошюр. Вечером он читал Грише  про «охоту за зверем и птицей со специально обученными собаками – борзыми, гончими, лайками, легавыми, норными, спаниелями».  Больше всего подошли спаниели: «Чутьём отыскивают дичь и заставляют её взлететь, разыскивают и подают охотнику подраненную или убитую птицу». Вот – самое оно!
Снова поехали на «Птичку», стали спрашивать, где приобрести спаниеля. Мужики качали головами: «Да они, поди, стоят четыре тыщи, если сейчас уже не больше. А вам надо к Самойлу обратиться, он многих заводчиков породистых собак знает». Обратились к Самойлу (он оказался Марком Самойловичем), тот дал нужный адрес. Ребята приехали по нему, но там  выбор из щенков оказался невелик: тех, что побольше, разобрали, а три комочка в корзине, которые им показала девушка-хозяйка, такие жалкие и слепые, их не вдохновили: ну, как с ними пойдёшь на волка?
И тут однажды… Мишка шёл по Фрунзенской набережной, его послали к пациенту на дом, того только что выписали из их больницы, а у него снова приступ, Мишка понёс лекарства. Можно было, конечно, идти  вдоль домов и искать нужный номер 54, но  Михаил так давно не был в этом районе, а вид с набережной  открывался такой замечательный – широкая река, на той стороне тенистый Нескучный сад – что парень решил хоть чуть-чуть Москвой полюбоваться. Вдруг увидел: идёт впереди него пожилой гражданин, такой высокий, прилично одетый, ведёт на поводке собаку – чудо какое-то, а не собака! Мишка не выдержал, спросил о породе, о нраве и где такие прелестные звери продаются. Старик оказался  разговорчивым и любезным, ответил, что собаку зовут Слай, что он английский коккер-спаниель и разрешил с собакой поиграть. Времени у Миши свободного не было, но всё же он с великим удовольствием со Слаем чуток побегал. Видя, как загорелись глаза у парня, гражданин предложил помочь ему приобрести такую собаку, дал свой телефон и обещал свести с хозяйкой, продавшей Слая. «У них снова приплод ожидается… А я буду рад, если у Слая появится родня». Мишка записал номер телефона дядечки и его имя – Валерий Владимирович. Конечно, позвонил, как договаривались, через недельку.
Так у ребят появилась Марго. Вначале ходила некрасивая, ни шерсти нормальной нет, ни ушей. А потом… превратилась в красавицу, просто королеву Маргариту Валуа. Но имя Маргарита она не признавала, видимо, думала, что так её ребята хотят пожурить за что-то. Она сразу же всех полюбила – и обоих ребят, и черепах, и  хорька, и котят, которые в то время появились у кошки Фроси. Вот только лай… До пятого этажа, до Виктора Романыча, долетали звуки её эмоций. Но все её так любили, что прощали и лай, тем более что от него стали вскоре избавляться с помощью мячика.
Встал вопрос – а способна ли она к охоте. Ребята решили заехать подальше в леса за Райки, по Щёлковскому шоссе, и там провести испытание. Ружей у них, естественно, не было, но Гришка, у которого появилось много знакомств «в сферах», достал  пневматический пистолет и разные пугачи-петарды. Выехали в субботу, когда пробок на дорогах поменьше, нашли приличную поляну в лесу, привязали за поводок Марго к сосне и… давай  «палить из всех орудий». Когда дым от пугачей рассеялся, хватились – а собаки нет,  порвала поводок и умчалась «в неизвестном направлении».
Ребята бросились искать, кричали долго, по всему лесу ходили… Мишка почти до слёз расстроился. Когда стало совсем темно, поиски прекратили, а на следующий день снова приехали, снова по лесу ходили, вышли к посёлку, показывали жителям фотографию Марго. Никто её не видел. Вышли к загородной больнице, опрашивали гуляющих возле корпуса больных, тоже показывали фотографию – никто ничего не мог сообщить. В больнице помогли распечатать объявление: пропала, мол, собака, такая-то, такая, развесили на домах и корпусах больницы, телефон оставили. Весь день возле жилых помещений раздавалось: «Марго… Марго…». Позвонили в районное отделение милиции… Что ещё можно сделать?  Гриша приехал на  машине и ночевал недалеко от леса, где Марго потерялась,  кричал много раз и вечером, и ночью…
Они ещё много раз приезжали в этот район, спрашивали жителей о Марго, особенно почему-то уповали на окрестности загородной больницы, там уж очень им сочувствовали. Вот и в тот раз, увидев их, больные,  те, кому разрешались прогулки,  благодаря хорошей погоде, бродили около корпуса. Они дружно обступили ребят, ведь многие слышали и днём, и ночью их призывы к своей любимице. По унылым лицам друзей поняли:  пока  не нашли. Стали, как могли, утешать; интеллигентная старая дама с книжкой под  мышкой привела пример: «Не отчаивайтесь, молодые люди! Вот у Гюстава Флобера описывается случай, как одна сбежавшая собака вернулась в Париж из Константинополя! Другая пробежала по прямой линии  пятьдесят миль и переплыла четыре реки. У одного буржуа пудель пропадал двенадцать лет, вдруг как-то вечером, когда буржуа шёл по городу, пудель прыгнул ему на спину…» «Ну, загнули! – пробурчал парень с ногой в гипсе. – То когда было? Тогда, небось, лошади по улицам раз в час проезжали. Пусть бы ваш Густав наши пробки описал…» Да, вот этого ребята боялись больше всего – как бы Марго не попала под машину. Другие больные стали вспоминать животных, которые пропадали, но потом всё-таки отыскивали хозяев: «Вот у меня был пёс… А наша кошка…»  Тут слово взял старичок в инвалидной коляске: «А вы объявление в газету давали? А на телевидение звонили?» К сожалению, ребята и объявление в газету поместили, обещали нашедшему вознаграждение, и на телевидение позвонили, там их  оплаченное сообщение приняли, но звонков нет и нет. А соболезнования что же – со всех сторон они поступают, да толку  от них… Два друга тихонько отошли от больничного корпуса.
Всё.  Надежды вернуть собаку  не осталось.

Марго бежала два дня. Подальше, подальше от грохота петард, от запаха дыма! Ужас, который она испытала на устроенной  в лесу охоте, не был для неё ни с чем не сравним. Лес кончился, пошли какие-то деревни, посёлки, их надо было пробежать ночью. К концу второго дня она уже совсем выбилась из сил, изголодалась. Стремилась вернуться к хозяевам, но вот стала их искать и всё никак не может напасть на  верный след. Понятно было, что лучше всего держаться поближе к большой дороге. Ведь приехали они на машине, а ребята, конечно,  закончив свои  стрельбы, поедут снова по шоссе,  увидят её, Марго, подхватят, и будут опять они все вместе жить, так же хорошо и дружно, как раньше. Вот только не знала собака, какое здесь шоссе Щёлковское, какое Дмитровское, Ярославское и т.д.
К вечеру второго дня Марго вышла на обочину, где хорошо пахло машинами, так же как каделякой, села и стала ждать.

Они ругались всю дорогу с дачи: Люська  была в тот день  явно в своём репертуаре: ворчала, что из-за него,  Сергея, она и яблок-то как следует не успела собрать, всё на даче бросила, а кто будет на огороде ботву убирать, землю перекапывать, ветки в саду обрезать? И что  ему приспичило срываться в город? Впрочем, претензий к благоверному у Люськи  выплёскивалось так много, что молчаливый Сергей, которому  завтра рано надо было на работу, а сегодня  езда  сумасшедшая, когда ещё приедешь,  концерты  жены  не выдержал:  «Вылазь! Не повезу дальше. Добирайся домой, как хочешь».
Люська  перепугалась: что-то он в этот раз очень уж решительно перешёл в наступление, даже дверцу машины открыл. С такого дурака станется…
– Ой, Сергунь, смотри, что это у дороги? – неожиданно  вскрикнула Люська,  радостная, ибо для неё нашлась причина загладить ссору:  на обочине сидела  собака, мокрая, дрожащая, жалкая. – Давай возьмём собачку, а? Она, видать, породистая.  – Не лезь, сказал! Сейчас хозяин из леса выйдет – ты с ним будешь объясняться?
Но Люська завелась: – Нет у неё никакого хозяина, никто такого пса не бросит под дождём. Всё – я нашла, я её забираю.
Подойти к собаке Люська подошла, но взять на руки побоялась: Марго залаяла. Пришлось Сергею  снять куртку, завернуть в неё собаку и перенести животное в машину. Марго, хоть и лаяла, не очень сопротивлялась: запах от Сергея был хороший, знакомый, как от Григория, – машиной пахло. Она затихла на заднем сидении.

Дом их был новый, в квартире сделан евроремонт. Но Марго здесь сразу не понравилось: мебель какая-то хлипкая, на тонких железных ножках, на полу палас, даже шкафов нет – всё какие-то купе. Лифта она боялась, лаяла остервенело – попробуй не лай, если везут на пятнадцатый этаж… На Люську потом ворчали соседки: «Из-за вашей собаки у нас голова болит…» Но Люська тоже не лыком шита: «Пейте нурофен!» Гулять она не умела, мест не знала, как зацепится за язык у подъезда с бабульками, так и стоит по полчаса. Но больше всего Марго возмущал, как ни странно,  Сергей: он всё время её учил – не порть палас, не лай, принеси то-то и то-то. Попробуй его пойми. Манеру взял: бить не бил, а замахивался у её морды, точно хотел ударить. Ну, как тут стерпишь? Да и еда была непригодной: сами ели сосиски, а ей сыпали из пакетов сухие шарики из овощей. После работы Сергей приносил выпивку, они устраивались в кухне и  ели, часто потом ругались. Марго не выносила запаха водки,  особенно пива… Оставалось одно: затаиться и ждать случая для побега.
Случай представился, когда они поехали на дачу, стали собирать оставшиеся вещи, какие-то банки, закрывать на зиму окна ставнями. Марго привязать  не подумали, понадеялись на свой новый трёхметровый забор: кто ж через него перелезет. Марго походила по двору, потом в  дальнем углу сада подлезла под забор, предварительно немного подкопав землицу, и была такова! Сергей и Люська, когда хватились, покричали, побегали – но где там, поди поищи, когда лес рядом.
Марго решила в лес не  бежать, а двигаться через дачные посёлки, обходя деревни и маленькие города. Цель у неё была  на этот раз – не выходить к шоссе, ведь в прошлом  ничего хорошего из этого не получилось, а искать  дачный посёлок, где расположен старый дом, завещанный бабушкой Мишке. Один раз ребята ездили туда на кадиляке, взяли с собой Марго, пробыли там два дня;   она хорошо запомнила зелёный старенький забор и покосившуюся избушку в глубине такого же старого сада. Пока что ничего похожего на бабушкино завещание ей встретить не удалось.  Очень хотелось есть, по пути попадались бесхозные собаки,  иногда целые собачьи свадьбы: за одной сучкой, бегущей  по дороге, пристраивались шесть-семь джентльменов,  кобелей самых разных пород и размеров, и огромных чёрных лохматых, и маленьких тощеньких шибздиков. Но Марго была выше всех таких компаний и не обращала на них никакого внимания.
И вот, наконец,  к концу второго дня  показалось что-то похожее  на  бабушкин домик. Запах, конечно, был другой, но забор, старенький и зелёный, очень похож. Сил у Марго больше никаких не было, поэтому она только  поцарапала лапами калитку. Неожиданно очень быстро к ней приковылял седой старик в меховой безрукавке. Увидев Марго, впустил её во двор. «Откуда ты, прелестное созданье? Что мне с тобой делать? Отощала-то как! Пойдём, я тебя покормлю». Он вынес на крыльцо миску с молоком, накрошил туда хлеба. «Ешь, ешь… Придётся внуку звонить. Может, приедет с тобой разобраться…»
Внук Алёшка смог приехать только в воскресение, а Марго пока с дедом пожила неплохо, правда, всё грустила по Мишке с Гришкой, но дед  тоже  оказался добрым, ничему  её не учил, не приставал зря.
Алёшка оказался весёлым, подвижным, он приласкал Марго, потом побегал с ней по полю за посёлком. «Это такая собака! – радостно сообщил он деду. – Мы так здорово с ней полаяли, ушками помахали…» «Ты, что ли, лаял и махал? Вот я и думаю: полюбим мы  животное, отдавать не захочется…»  «Деда! Кому отдавать-то? Никто за ней не придёт».  «А ты представь, Лесик, как по ней её хозяева скучают... Ведь ищут, небось,  детки зовут,  плачут…»  Стали думать, как можно  оповестить о находке. «Давай-ка ошейник её посмотрим, – предложил старик, –  вдруг там  какие-нибудь сведения есть». Ошейник был новый, его Мишка  с  Гришкой прицепили в тот раз, как на дачу приехали все вместе и размышляли о такой вожделенной охоте – привязывать, мол, будем Марго, нужен крепкий ошейник.
Сейчас его Алёшка снял, но ничего путного они  на нём не обнаружили.
Вот что  было накарябано на ошейнике стараниями Григория: «Щ.р.д.Р.М.»
«Да, – хмыкнул дед, – это прямо по Райкину: рекбус». Долго думали, что  может означать каждая буква. Имя-фамилию владельца отмели сразу: никто не будет имя писать с большой буквы, а фамилию – с маленькой, или наоборот. Значит, решили дед с внуком, это название местности.  «Щ.р.» – может быть, район? А какие районы у нас начинаются с буквы Щ? Точно,  один только – Щёлковский!  Хорошо, а что такое «д.Р.»?  Вдруг деревня? Нужно узнать, какие деревни в Щёлковском районе… «Слушай, Лесик, – предложил старик,  –  а что если попросить Петра Нилыча, милиционера нашего? Он живёт через три дома от нас, ну, ты знаешь, сад ещё у них большой. Спроси ты его, когда придёт с работы, может, присоветует что, он мужик хороший».
Пётр Нилыч  появился дома поздно, как всегда на мотоцикле приехал, усталый и чем-то расстроенный. Когда он увидел Алёшку, а тот ещё с Марго явился, вначале  никакой помощи не обещал. Но потом  погладил собачку, а та его лизнула в лицо, сказал, что очень деда Алёшкиного, ветерана-фронтовика,  уважает и велел придти завтра попозже, я, говорит,  участковому  из  соседнего района позвоню, у того карта подробная в кабинете.
Вечером Пётр Нилыч сказал: «Больше всего подходит деревня Райки. Здесь на ошейнике ещё буква М., но это, как мы в отделении решили, начало фамилии владельца… А может, имени собаки. Так что найдётся у твоей красавицы хозяин, не дрейфь, парень!»»
Теперь оставалось самое трудное – поехать в деревню Райки и спрашивать у ещё оставшихся дачников, не  признают ли они  собаку. Алёшка  пуститься на дальнейшие поиски  был бы рад, но … школа! Всё-таки девятый класс… Поехал старик, пока запер Марго в доме, потому что боялся, что не справится с ней: он же ходит с палкой… Да и в автобус  с собакой  пустят ли?
В Райках он показывал всем фотографию Марго  (Алёшка снял на моментальном аппарате), но  что-то никто не признавался, что видел  здесь коккера. Сторож  только поселковый долго смотрел, потом припомнил, что вроде была такая собака  у  ребят, когда они приезжали не так давно вон в тот дом – там раньше  жила  Зинаида Захаровна, но та, пусть ей земля будет пухом, померла весной;   а пожаловал-то внучок её Мишка… с другом и… да-да, с собакой, похожей на эту, что на снимке…» «Слушай, друг, – попросил дед, – дай номер телефона этого Мишки, дай, солдатик…»

Что было потом – догадаться не трудно… Кто больше ликовал и прыгал от радости – Марго или Мишка с Гришкой? А может, колхоз?  Вот только черепахи прыгать не умеют…