Возвращение

Лейтенант понял, что от погони оторваться не получится и теперь шел к болоту. Это был единственный шанс укрыться от преследователей. Тем более, что собак у них не осталось. Пару овчарок вместе с поводырями он положил еще в самом начале погони. Егеря, свирепо веселея от предвкушения скорой удачи, потеряли бдительность, и смело пошли за ним в каменистую ложбину. Они расслабились, привыкнув воевать с простыми мужиками (ушедшими в лес от нацистского изуверства), с растерянными окруженцами или комсомольским молодняком. При встрече с крупными группами фронтовых разведчиков, десантников особых подразделений, опытные «охотники» (мгновенно оценив обстановку) рвали контакт и в случае нужды рассыпались мелкими группами по лесу. Это была не трусость, а точный расчет. В боях с партизанами, наемники практически не несли потерь. А вот бойцы регулярных частей или партизанского «осназа», к третьему военному лету, приобрели очень неприятную для нацистов привычку «сбивать» засады. Причем, с гарантированным дальнейшим преследованием на уничтожение. Но в этот раз, цель была одиночной и потому опасной не показалась. «Ягеры» рассчитывали без особых проблем прихватить встреченного бойца.

Маскировка группы захвата была отменной. Камуфлированные куртки, «лохматые» комбинезоны, москитные сетки.  «Травяная» раскраска делала их похожими на сказочных леших. Они заранее оборудовали позицию на вероятном маршруте разведчика, но еще не успели «закостенеть» от ожидания. Партизан в этом районе серьезно почистили, причем в проведенной войсковой операции «охотники» играли ключевую роль. Они отлично изучили местность и  имели в окрестных селах широкую сеть осведомителей. После карательной акции, оставшиеся в живых партизаны, уже начинали бояться своего леса и старались не покидать базы (наивно считая это гарантией выживания). Местоположение отряда «ягерам» было отлично известно, но они «схроны» до времени не трогали. Даже связников не перехватывали, стараясь выявить сеть «маяков» и вероятных подпольщиков в деревнях.

Такая тактика быстро начала давать нужный эффект. Подполье было вскрыто, и лишь желание гестапо выйти на более значимые круги русской разведки, отсрочило пока приказ об окончательной ликвидации. Унтерштурмфюрер СС Олег Тархов вначале не обратил особого внимания на донесение агента. «Сапожник» в кратком отчете о проделанной за последние дни работе сообщил, что «Старый» принял у себя «человека из леса». «Старый» у партизан этого «куста» играл роль контрразведчика, и большинство курьеров стекалось именно к нему. Когда гестапо сумело выйти на своего «коллегу» в среде «лесных бандитов», возникла мысль понаблюдать за ним. Тархов сообщил «на верх» о факте посещения, не вычленив его из общего  информационного вороха. И лишь вечером, по привычке подводя итог дня, он понял, что совершил ошибку. По его данным, в описываемый период из базового лагеря курьеры не отлучались. Связник к «Старому» пришел извне…

Роттенфюрер СС Сергей Ковальский ждал появление врага, но все равно увидел его совершенно неожиданно для себя. На тропе, в полусотне метров от «скрадка» совершенно беззвучно один из клочков утреннего тумана как будто сгустился и… стал человеком, идущем в сторону засады. Среднего роста широкоплечий «боевик» был одет в немецкую камуфлированную десантную куртку, кепи с длинным козырьком и вязанный «водолазный» свитер. Темные бриджи заправлены в русские сапоги. МП-40 свободно висел за спиной «ходока», который весьма непринужденно передвигался по зачищенному немцами лесу. Ковальский едва не чертыхнулся вслух, испытав чувство досады от такой собственной невнимательности. Он был опытным «звероловом», но едва не пропустил ходока. А роттенфюрер ошибок не любил.

Еще в начале 30-х годов молодого человека приблизил к себе пан Збыслов Валежняк, один из функционеров местного отделения дефензивы. Юноша родился на хуторе Полесского воеводства, в семье лесника. Бывший фельдфебель гренадерского полка, украинец по отцу и мадьяр по материнской линии, еще до первой мировой войны осел в границах Российской Империи. За штучного пана, при хороших деньгах местный мельник отдал единственную дочь с хорошим приданым. Потом была война, и странным образом герр Казимир вновь оказался на службе австрийского императора. Причем, страшная война пошла гренадеру явно на пользу. Больших чинов он не выслужил, но вернувшись в 18-м году домой, построил новый дом, расплатившись с каменщиками не марками или рублями, а фунтами. Крепкий ветеран австро-венгерской армии быстро навел порядок в панских лесах, получив должность лесника. Кстати, получил он ее в награду за личные заслуги, проявленные во время польско-советской войны. Пан Ковальский в составе карательных частей занимался усмирением активного населения на территориях ранее входивших в Советскую Украину. И прочно закрепившись в Полесских лесах, старый Казимир умудрялся прихватывать не только контрабандистов, но и большевицких курьеров. Как раз контрабандисты, с которыми у ветерана сложились вполне рабочие отношения, помогали выявлять чужаков идущих из-за кордона. Такая работа хотя и была опасной, но давала приличный доход. В стычках с «красными» Ковальский потерял несколько своих егерей, был не раз ранен, но умудрился оставаться «в прибыли». Вскоре и сын, чувствовавший в дремучих лесах себя вполне уверенно, пристрастился помогать отцу и польской контрразведке. Майор Валежняк был весьма доволен своими агентами, до тех пор, пока не узнал, что фельдфебель императорской армии давно и плодотворно работает на Абвер. Об этом контрразведчику осенью 39-го года сообщил сам старший Ковальский, передавая пленного офицера и архивы местного отдела дефензивы «камрадам» в немецкой полевой форме. Он продолжил работу «лесником» и после того, как эти земли отошли Советам. А сын ушел на Запад, чтобы в 41-м вернуться на родину уже как ее освободитель. К его сожалению Казимира Ковальского живым он уже не застал. НКВД в 40-м году вычислило резидента немецкой разведки. Старый упрямец молчал на допросах и снисхождения не получил. Мстил ли роттенфюрер русским? Нет. Он просто хорошо выполнял свою работу. Сначала учился в Берлинской спецшколе, далее совершал диверсии в тылах РККА, потом усмирял население на оккупированной территории (и не только СССР). Теперь ловил партизан. Но идущий по тропе человек партизаном не был и Сергей Ковальский внимательно смотрел на приближавшегося врага, угадывая в нем равного профессионала…


Диверсант, вместо того, чтобы нестись, петляя среди сосен, ждал погоню у выхода из каменного горлышка. «Загонщики» хорошо знали это место, миллионы лет назад проутюженное ледником. Растаяв, он оставил среди болот россыпь огромных валунов, теперь густо поросшую мхом и окруженную дремучим лесом. Скальный выступ надвое делил узкий распадок, местами сужавшийся до сажени. И лишь недалеко от выхода он несколько расширялся, образуя ровную площадку в сотню квадратов, окруженную камнем. В восточном направлении это был единственный проход к болотам. И когда загнанный ими враг кинулся между скал, «ягеры» даже обрадовались такой нежданной удаче – зверь шел в ловушку. Эту трясину они считали непроходимой. И «псы» потеряли осторожность.
Лейтенант Мельник тоже знал это место, хотя никогда не видел тропу  «вживую». При подготовке операции, прорабатывая территорию, распадок нарисовал один из оперативников, еще перед войной боровшийся с польским подпольем. С полковой школы младших командиров Павел запомнил наставление инструктора. Старый «рубака» из драгунских унтеров, выслуживший в РККА к пенсии капитанскую «шпалу» с легкой иронией поучал красноармейцев: «В любой игре, товарищи курсанты, можно  участвовать неограниченным числом игроков. Важно правильно трактовать ее условия и менять «под себя» правила». Крестьянские парни сначала даже несколько шалели от такой вежливой и явно «не нашей» речи. А потом командир объяснял новобранцам, что важно понимать какую из возможных ситуаций противник считает преимуществом и тогда самому использовать ее. С той же пугающей вежливостью старый драгун пластал шашкой на двое глиняного «болвана» и особо впечатлительные курсанты блевали по углам фехтовального зала…


Лейтенант рассчитал бросок как на полигоне, заранее отогнув «усы» взрывателей. Присев за вертикальным обрезом скалы, Павел ждал когда «загонщики» выйдут на открытую площадку. Лай собак служил хорошим ориентиром и в нужный момент разведчик слегка выдвинулся из-за укрытия, уже не опасаясь быть замеченным. Счет пошел на секунды. Сдернув большими пальцами рук «чеку» обеих гранат он сразу отпустил предохранительные скобы «лимонок» удерживая их в полуоткрытых ладонях. С легким щелчком скобы «взлетели» освободив ударники. Передний немец, выскочив в центр природного амфитеатра, придержал пса, дожидаясь подхода остальных бойцов. Он смотрел вдаль на уровне своего роста и до времени не видел затаившуюся в мертвой зоне (на уровне пояса) «жертву», хотя овчарка и рвала поводок. Из-за спины кинолога выскочил второй пес, удерживаемый хордой. Из узкой расщелины, один за другим появилась первая тройка боевиков и начала «расползаться» по площадке. Лейтенант дождался сдвоенного хлопка запалов и привстал из-за укрытия. Эсэсовец с собакой, наконец, сместил взгляд «от горизонта» и… сердце «людолова» дало сбой. Не далее чем в пятнадцати шагах от себя он увидел неизвестного человека со спокойными глазами и ощутил металлический привкус во рту.
- Двадцать два, двадцать три, двадцать…- Мельник привычно отмерил время горения запалов и запустил «лимонку» по крутой траектории вверх. Вторая граната выкатилась прямо под ноги преследователям.


Две «эфки» превратили передовую группу преследователей в фарш, смешав в один парной кровавый студень людей и животных. Дополнительный эффект придали рикошеты осколков и каменной крошки. В вонючем дыму на высокой ноте выл Сергей Ковальский.  Он находился в состоянии посттравматического шока и пока не испытывал боли. Роттенфюрер визжал глядя на то, как из почти оторванной ноги фонтаном уходит из тела кровь. А диверсант, для которого собаки были главной целью этой акции, продолжил свой забег. Однако, получив некоторую фору, Мельник главной задачи не решил – «охотники» шли по следу качественно, как пристегнутые. «Ягдкоманды» нацисты комплектовали из настоящих профессионалов войны. Причем, при их  формировании принципы «чистоты крови» игнорировались вполне сознательно. Вплоть до  выдачи своеобразных «индульгенций», когда Гиммлер лично подтверждал «арийское происхождение» любого нужного Германии человека. И выдачей таких удостоверений в рейхе безнаказанно баловались лишь два человека – «старина Генрих» и сам фюрер. Павло Мельника гнала к финишу вполне интернациональная бригада следопытов. Они были своими в любом притоне европейских наемников. «Псы войны» говорили на странной языковой смеси, где жаргон гамбургских бандитов оставил не меньший след, чем местный вариант суржика. Альпийские и карпатские лесники, алтайские пастухи, егеря из Беловежской пущи, баварские контрабандисты, бывшие местные участковые и охотники. 

Штурманн СС Вилли Зандер не очень увлекался расовой теорией и спокойно относился к своему подчиненному положению в команде, где ведущие роли играли «унтерменши». Его напарники, имевшие славянские корни были отличными солдатами и со своей работой справлялись. До сегодняшнего дня. Сейчас четверо из них уже перестали быть людьми. Лишь командир продолжал жить и рвал своим криком нервы запоздавших к месту бойни солдат. Вилли присел перед умирающим на колено и потянул из кобуры «Вальтер». Зандер  улыбнулся Ковальскому и выстрелил раненому в лоб. Вой прекратился. Роттенфюрер Серж допустил ошибку, наблюдая за подходившим к засаде русским и приказав бойцам своей тройки не спешить с захватом. А лейтенант шел в ловушку совершенно осознано, загодя обнаружив скрытый в чаще «секрет». Конечно специально встречи с «фрицами» Павло (как обычно кликали десантника друзья по разведке) не искал. Просто ему повезло еще на подходе обнаружить их. Унюхал нацистов как лесной зверь. Присев у ручья напиться, диверсант явственно почуял химический запах дезинфекции, а потом по воде пришла вонь давно немытого тела. Над чистой ледяной гладью, человеческий запах, прибитый к ручью туманом, различался отчетливо. В обычной обстановке боец не всегда в состоянии вычленить такую гамму, но в условиях постоянной опасности чувства обостряются. Помогло и то, что за несколько часов до встречи Павел помылся и сменил белье. Первой реакцией на внезапный страх, было желание броситься назад. Но опытный боевик умел сдерживать эмоции. От резидента, проходившего у немцев как «Старый» он знал, что в этих местах орудует ягд-команда. И понимал, что попытка скрыться обычным способом вызовет немедленную реакцию. Его просто снимет снайпер или пулеметчик. А возможно, что он уже прошел одну из «лежек» и теперь в любой момент на спине его готов повиснуть серьезный «волкодав». А это самое страшный для разведчика  исход – плен. Вариант был один, идти на засаду. Тактика «ягеров» офицеру была знакома и на самой тропе, как он знал, врагов было не больше трех-пяти человек. Группы охотников, оперирующие в данном районе должны перекрывать несколько возможных маршрутов. Остальные боевики, даже если и ждали именно его, были в нескольких сотнях метров, а то и дальше. Единственным приемлемым в этой ситуации решением было уничтожение ближайших «загонщиков» и попытка оторваться от основной банды. Поэтому лейтенант зачерпнул горстью из ручья воды, забросил автомат за спину и с невозмутимым  видом пошел в направлении угаданной засады. Немцы замаскировались отлично, но шаблон есть шаблон и разведчики всего мира выбирают позицию одинаково. Нечаянно угадав опасность, далее диверсант уже с легкостью определил возможные точки «секретов», а потом и визуально нашел противника…

Сергей отложил автомат и, весь подобравшись, ждал когда «ходок» пройдет мимо (показав спину). За свою недолгую, но богатую на адреналин жизнь он десятки раз пеленал разных противников. И матерых контрабандистов, и партизанских разведчиков и польских жолнежей. Обычно перед скорой схваткой он нутром чувствовал, кого стоит брать живым, а кого надо убивать немедленно. Этого парня в немецком камуфляже следовало убивать, но приказ командования такого права ему не давал. И роттенфюрер приготовился к броску. Однако все сразу пошло не так как задумывалось. Перед самой «лежкой», где тропа делала резкий крюк и, чужаку до засады осталось не более трех шагов, Ковальский неожиданно осознал -  русский видит его. Он ощутил это звериным чутьем и понял, что не успевает накрыть противника. Пуля из спрятанного в рукаве советского разведчика пистолета ударила «ягера» в грудь, выбила из легких воздух и швырнула обмякшее тело на землю. Лейтенант тут же присел и в пару шагов ушел с тропы к позиции пулеметчика. Два точных выстрела в лицо превратили охотника в жертву. Мельник не пошел к пулемету, а выхватив из-за пояса немецкую «колотушку» метнул гранату в сторону предполагаемого снайпера. Не дожидаясь скорого разрыва, Павло бросился бежать, петляя между деревьев. Снайперу из винтовки с «оптикой» попасть в быстро перемещающуюся  по лесу цель очень сложно, практически не возможно. Разрыв между беглецом и засадой возрастал, но выстрела не было и лейтенант «наддал» уже не опасаясь получить пулю...


Ковальский со стоном перевернулся на спину и увидел над собой бледное лицо штурманна СС Вертеля. Снайпер был контужен близким разрывом и, его рвало прямо на командира (которого он считал мертвым). Но пуля русского диверсанта не убила «фрица», а ударила в рукоять спрятанного на груди роттенфюрера «люгера». Серж рванул клапан маскхалата, расстегнул мундир и ощупал грудную клетку. Ребра были целы, а боль эсэсовец терпеть умел. Оттолкнув Вертеля, роттенфюрер прошел вдоль тропы к пулеметному гнезду. Обершутце СС Нойманн  лежал ничком, прижавшись щекой к своему пулемету. Сергей сразу понял, что старый товарищ по карательным забавам убит, но для верности потянул Ханса за плечо и завалил тело на спину. Чуда не случилось, обе пули чужого боевика вошли под обрез каски пулеметчика.
- Курт! - Ковальский громко окликнул снайпера, который постепенно приходил в себя. – Куда пошел «красный»?
Вертель молча махнул в сторону болота и его командир неожиданно улыбнулся. Этот лес он знал как двор своей хаты, и информация контуженого снайпера вернула эсэсовцу надежду на удачную охоту. Боевик, плохо зная местность, сам шел в ловушку. Пока Ковальский связывался по рации с унтерштурмфюрером Тарховым, докладывал обстановку и просил собак, к месту недавнего боестолкновения по тропе подошли несколько групп «ягеров». Через несколько минут, команда развернулась в цепь и начала загонную охоту на «красного». Из базового лагеря к болоту выдвинулись остатки отряда, а  просекой, наперерез диверсанту Тархов бросил роту охранного батальона на машинах. Шансов выскочить из облавы у одинокого разведчика не было. Его гнали через лес к распадку, за которым простиралась непроходимая трясина. К сожалению, для роттенфюрера, Мельник бежать «сломя голову» не собирался…


Старший лейтенант НКВД Семилапов уже давно понял, что находится под пристальным наблюдением гестапо. Он был хорошим оперативником, хотя и выдвинулся в начальники райотдела не за борьбу со шпионами, а нещадно искореняя «врагов народа». Крестьянский парень мечтал быть учителем. Учился хорошо и, с отличием окончив семилетку, поступил в педагогический техникум. Однако, перед самыми выпускными экзаменами, студента вызвали в райком ВЛКСМ и предложили стать «чекистом». Иван был отличным спортсменом и на «тягучего» легкоатлета, традиционно входившего в призеры районных соревнований, быстро обратили внимание товарищи из органов. Биография была подходящая и классовая ненависть присутствовала. Его отца, инвалида гражданской войны, избрали председателем первого в уезде колхоза. А потом убили страшно. На глазах семьи буденовца, люди, с берестяными личинами вместо лиц, распяли солдата на воротах родного дома. И красуясь поставленным ударом, шашкой крест-накрест располосовали живот ветерана. Милиция банду гоняла почти год, пока озлобленные жестокостью бывших односельчан, колхозники сами не сели на коней. Бывшие партизаны в скоротечных стычках порубили бандитов, а атамана с любовницей сумели взять живыми.  Красивый статный мужик со стянутыми за спиной руками и искровененным лицом молча смотрел на своих судей и пощады не просил. У его ног, охватив атамана за колени, выла в смертельной тоске женщина, краше которой Иван в своей короткой жизни не видел. Говорят, что в банду врачиха пошла не своей волей, а вот осталась там уже по согласию. А любила она человека Ивану знакомого, более того – родного. Семен, материн брат. Это он рубил шашкой своего шурина. Словно в каком-то забытьи взял сирота вещмешок у ближайшего бойца и начал набивать его камнем. Оперуполномоченный ОГПУ, принимавший участие в уничтожении банды, сплюнул травинку и, отвернувшись, пошел к коням. На этом суде он был лишним.

Пойманным бандитам надели мешки на шею и утопили. И когда многие годы спустя сержант НКВД Семилапов допрашивал «врагов народа», некоторые следователи «пулей» выскакивали из камеры. Он быстро рос в чинах и к 40-му году вышел в «старлеи», что соответствовало званию армейского капитана. И тут началась совсем другая работа, на освобожденной от панов и немцев территории Ивану пришлось зачищать оставленную врагом агентуру, вылавливать бандитов по лесам и работать с нелояльным населением. Для многих оказались неожиданностью, открывшиеся у палача таланты к оперативной работе. За пару месяцев до начала войны он даже был назначен начальником райотдела НКВД. А потом в особом отделе стрелкового полка отступал до Москвы. Его считали бесстрашным и предельно ответственным сотрудником. Иван лично взял живыми нескольких вражеских парашютистов, был беспощаден к паникерам и трусам. В тяжелые дни, формировал из отступающих бойцов подразделения, садил «окруженцев» в оборону и сам водил на прорыв. Осенью 41-го даже был отдан под трибунал за самовольный расстрел струсившего  старшего офицера, однако военный суд особиста оправдал. В 42-м, во время Харьковской катастрофы старший лейтенант был тяжело ранен и бойцы пристроили потерявшего сознание командира у местных крестьян. Там и нашли отлежавшего оперативника партизаны, а потом и приказ командования идти к западной границе, налаживать агентуру в знакомых местах. С задачей он справился, однако к лету 43-го года, немцы занялись ими всерьез.


Уйти в лес или к фронту Семилапов не мог. Перед тем, как дальнейшая судьба подполья стала ему ясна окончательно, по цепочке «маяков» пришла важнейшая информация. Курьер доставил пакет штабных документов, собранных агентурой на одном из стратегических транспортных узлов Белоруссии. Это был итог большой работы, за которую агентура расплатилась сполна и поголовно. Посланец к «Старому» ушел по резервной цепочке «маяков», сопровождаемый грохотом далекого боя. Дважды прорывал кордоны «бульбашей», получил пулю в бедро, но капсулу с фотопленкой донес по назначению. Контрразведчик не знал  содержание документов, кроме самой важной информации. В «посылке» были данные о летнем стратегическом наступлении немецкой армии, примерные сроки удара и сведения о частях вермахта на одном из главных направлений предстоящего рывка. Иван надеялся, что Тархов не будет торопиться с задержанием курьера и хозяина явки. Ему нужны все, в том числе и тот, кто придет на связь. Психология унтерштурмфюрера была предельно ясна. «Свой парень», член ВКП (б) с 1936 года. Участник войны с белофиннами и польского похода. До осени 41-го, начальник разведки механизированной бригады РККА. Кавалер ордена «Красной звезды». После разгрома части под Уманью, добровольно перешел к немцам с секретными документами и архивом разведотдела. Он даже в лагере для военнопленных не был. Предателя сразу переправили в Варшаву, а потом в Берлин. Отлично показал себя в Греции и Югославии, заслужил «Железные кресты» второго и первого класса. Набрал боевую команду, готовую на любые подвиги. И командование предоставило им такую возможность в русских лесах. Партизаны готовили ликвидацию  унтерштурмфюрера, но как оказалось «мышью» в этой игре был не Тархов. Эсэсовец практически уничтожил партизанское подполье. Однако, «Старый» все же переиграл своего противника. Он принял человека с «большой земли» и демонстративно затопил баню. Погнал соседского мальчишку за самогоном, а как стемнело, вывел Мельника через подземный ход на пустырь. Этот лаз, он держал в секрете на самый распоследний случай. Старший лейтенант проводил гонца, который мгновенно растворился в ночном тумане и вернулся в хату. Бросить раненого курьера он не мог и постарался выиграть время, давая уйти Павлу как можно дальше. Боевики зондеркоманды пришли за ними ранним утром, скрытно окружили двор и одновременно бросились на штурм. Кинжальный огонь двух автоматов оказался для эсэсовцев полной неожиданностью. Контрразведчик и курьер, заняли позиции по обе стороны дома и, били короткими очередями по мелькавшим в серой мгле гитлеровцам.

Стены из соснового «кругляка» и плахи ставен легкая пуля МП не брала. Пришлось гестаповцам подтягивать к месту боя броневики с  пулеметами. Раненый партизан погиб почти сразу, а старший лейтенант, расстреляв патроны, подорвал себя гранатами. Полчаса боя обошлись Тархову в пятерых убитых и двенадцать раненых солдат. Погибли и два местных полицейских, первыми сунувшиеся к дому. И когда зондеркоманда вернулась в комендатуру, встречные эсэсовцы в испуге шарахались к стенам. Таким бешенным они не видели своего командира ни когда. Даже во время карательных акций унтерштурмфюрер сохранял вежливое спокойствие. В кабинете, гестаповца ждал вестовой с радиограммой: «Ходок» ушел к болоту, собак больше нет. Ковальский погиб. Преследуем». Солдат смотрел в напряженную спину своего шефа и ждал дальнейших указаний. А гестаповец дикими глазами смотрел на стену и беззвучно орал в пустоту самые распоследние слова…

Мельник вышел к кромке болота и, не останавливаясь, начал круто забирать вправо. Он уверенно шел вдоль поросшего осокой берега, ища только ему известные приметы. Когда-то, еще в конце прошлого века местный помещик организовал прибыльное дело, заняв крестьян торфоразработками. Первая мировая, гражданская война это начинание порушили. Кто-то взорвал дамбы, завалил водоотлив и, на месте заброшенного предприятия вновь появилась непроходимая трясина. Впрочем, несколько человек знали пару троп, умели найти остатки старых гатей, что вели к центру гибельного места. Знал такую тропу и погибший контрразведчик. На небольших островках твердой земли когда-то прятались бандиты и конокрады. Почти ни кого из них живым отсюда милиционеры не выпустили. Однако, замысел Мельника не предполагал уход в глубь топи. В нескольких десятках метров от начала гати, ручей, впадавший в болото, проходил прямо через развалины какого-то технического сооружения. От строения остался лишь поросший мхом и кустарником фундамент, сложенный из «дикого» камня. Когда-то тут был и подвал, но половые плахи сгнили, лаги обрушились, а образовавшийся бассейн просматривался почти на всю глубину. В этом открытом месте и было скрыто убежище. Лейтенант осторожно сошел с тропы и, стараясь не оставить следов, нырнул по каменной осыпи к укрытию. Разведчик на ходу снял свитер и нижнюю рубаху. Перед тем как войти в воду, разулся, снял бриджи и кальсоны. Завернул одежду в куртку.  Погрузившись в воду, он ощупью нашел зев полуобвалившейся ниши в каменной стене и залез внутрь. Между потолком и обрезом воды оставалось более полуметра пустого пространства образовавшего «воздушный мешок», в котором мог поместиться человек. Павел обнаружил в углу каменный выступ и взгромоздился на него. В кромешной темноте руки разведчика шарили по стене. На мгновение пришла ужасная мысль, что шланга на месте не окажется, но в тот  же миг скользкая «кишка» оказалась в ладони. Несколько метров «резины» выходили через разрушенную кладку на поверхность, давая возможность беглецу «подсасывать» свежий воздух.


Когда-то, оперативники НКВД почти упустили известного в этих местах головореза и лишь случайно перехватили вылезшего из схрона бандита. Он думал, что погоня ушла, а стерший ноги Семилапов с одним из бойцов, на беду бандита сделал привал в глубине леса. Иван еще не забыл навыков палача и через непродолжительное время знал о «подводной печке» все. Потом пленный нарисовал схему гатей, кабаньих троп и даже провел оперативников в центр топи. Там его и дорезали, опустив в болотное «окно». Лишних «хозяев» нужных для секретного дела мест в НКВД не терпели. Когда «ягеры» вышли к кромке топи, Павло вполне уже обустроился под водой. Было очень холодно и приходилось не только дышать «на счет», но и периодически делать специальную гимнастику, сокращая и подергивая мышцами. Иначе в таком погребе долго не усидишь. Хорошо еще, что укрытие было устроено не в самом болоте, где беглецу пришлось бы познакомиться и с пиявками. Дышать через трубку он умел даже под водой. Большинство мальчишек из родных мест обучались игре в «тростинку». Когда-то боевая наука, к 20-му веку превратилась в детскую игру. Пацаны резали тростник, делали из него полые трубки и, обхватив камень ногами сидели «на время» на дне реки или озера. Впрочем, не все считали это занятие игрой. Когда-то по дремучим местам окраинной Руси шли по границам Дикого поля «засечные черты». И жили в этих местах крестьяне, не менее казаков привычные к ружью и сабле. Ходили они с Наливайко и Хмелем на панов, с Гурко-Палием под Вену. Рубились с запорожцами, и сними же, гуляли к татарам в Крым. Никто уже и не помнит, где берет корни такое воинское братство. В некоторых селах были побратимы называвшиеся «шайками». Они единственные из крестьян носили открыто ножи, имели в скрынях боевые штуцера и никогда не участвовали в драках на меже. Но если появлялся в окрестностях волк-людоед или «бурый», если начинала шалить банда, а полиция угнаться за ней не могла, то неприметно за околицей сходился десяток крепких парней, мужчин грубого вида. И если кто из селян случайно видел такой сбор, отворачивал лицо и шел мимо. При большой нужде со всей волости стекались такие отряды на заветное лесное место. И… пропадала банда. А бывало, что и полицейские сыщики, которые вели себя беспутно, не возвращались из командировок. И жолнежей могли потерять власти в лесах, а то и в чистом поле. После германской и гражданской войн, почти ни кто из «одношаешников» не вернулся домой. А те, что пришли, молча смотрели на сыновьи забавы. Хотя, нет-нет, да метнется странно от избытка сил забывшийся парень, крутанется над плетнем. И ожегшись о дедовский взгляд, сконфужено потупит взор…


Штурманн СС Зандер, заляпанный болотной тиной, с руками изрезанными осокой и перевязанной грязным бинтом головой вольно сидел, привалившись спиной к стене и, пытался сформулировать нужный Тархову ответ. Гать, ведущая в глубину болота, оказалась заминированной и «охотники» потеряли на фугасе еще троих боевиков. Передняя пара погибла сразу, а Вертель умер на пути в комендатуру (снайперу в этот день не везло). Причем Вилли был уверен, что гать минировал не беглец. Он хорошо разбирался в саперном деле, успел до войны закончить два курса инженерного факультета и лишь сумасбродный характер не позволил сделать в вермахте офицерскую карьеру. Зандер предпочел вступить в СС. Он понимал, что минная ловушка была обустроена исподволь, возможно еще до войны. Сбоку от тропы, какой-то опытный минер притопил в болоте два небольших (забутованных камнем сруба). Между этими поддонами было с десяток метров. На них и были заложены фугасы направленного действия. Судя по осколкам, взрывчатка была залита в стеклянные ведерные бутыли, присыпанные щебнем мелкой фракции. И первый из охотников, наступив на одну из жердей, привел мину в действие. Сдвоенная взрывная волна смяла людей, а каменная крошка добила раненых. Потеряв часть группы, опытный боевик в глубину болота не пошел, а организовал оцепление тех участков, где диверсант мог выйти к людям. Сам он чудом остался живым, приотстав от головного дозора. Направленный взрыв посек бойцов, а штурманна лишь отбросило с гати в топь. С помощью оставшихся «охотников» командир сумел выбраться и вернулся для доклада к Тархову.
- Он прошел в центр болота и скорее всего, затаится на несколько дней, - Вилли говорил медленно, тщательно подбирая слова. -  Судя по минной ловушке, база готовилась серьезно, и обнаружить ее будет сложно. А если и найдем островок, то выкурить оттуда подготовленного боевика нам будет дорогого стоить. Тархов, внимательно слушавший подчиненного, налил из термоса горячего кофе, щедро добавил коньяку из фляги и поставил кружку на скамью рядом с Зандером. Штурманн благодарно кивнул, забыв о раненой голове, скривился от неожиданной боли и продолжил анализировать ситуацию.
- Возможно, что на базе его ждали. Но это маловероятно, ведь он пытался пройти сквозь наши «секреты» и болото выбрал как запасной вариант отхода. Замкнуть кольцо вокруг всего болота, тем более лесного массива, у нас сил не хватит. Значит, нужно вызывать авиаразведку, организовывать прочесывание перспективных направлений и пытаться вычислить направление возможного прорыва. На мой взгляд, его уход на партизанскую базу – вероятен. Там рация, люди…
Унтерштурмфюрер был во многом согласен со старым товарищем, но сомневался, что «красный» пойдет к партизанам. Рация ему была не нужна. Если бы сведения, которые пришли к «Старому» можно было передать в радиоэфире, то не было бы смысла в курьере. А он пришел. Значит, информация выполнена на бумаге или, что вернее всего, на фотопленке. А то, что матерый контрразведчик пожертвовал партизаном и собой, говорит о важности полученных «советскими» сведений. Тархов понимал, что резидент мог убить раненого курьера и уйти с «ходоком», однако решил остаться и затеять бой.
- Этого парня нужно обязательно взять, - гестаповец поднял трубку телефона, - коммутатор… соедините меня со штурмбанфюрером СС Полански.  Опытный «людолов» отчетливо осознал необходимость переложить часть ответственности за проводимую операцию на плечи старших начальников.


Самым опасным в такой ситуации является выход разведчика из своего укрытия. Павел помнил, как «прокололся» бандит, пойманный когда-то Семилаповым. Он «подвсплыл» к самой поверхности «бассейна», аккуратно поднялся над водой до плеч и, пользуясь затененностью одного из углов каменной ямы, долго слушал лес. Постепенно местность погружалась в сумерки, и вскоре Мельник ползком покинул свое укрытие. Его колотила мелкая дрожь, зубы «выбивали» морзянку, и диверсант в этот момент едва не плакал от жалости к себе. Но прежде чем устроиться на ночлег, он прошел в лес не менее пяти километров от кромки болота. Энергичное движение постепенно согрело бойца и к знакомой скале, он подошел уже вполне «вменяемым». Уже совсем стемнело. Выбрав укромное место под корнями вывороченного давним ураганом дерева, Павел отхлебнул из фляги добрый глоток, опять разделся и, используя свитер в качестве полотенца, растер тело до жгучей красноты. Постепенно разведчик привел себя в относительный порядок. Ножом он вырыл в глубине «берлоги» небольшой очаг, в котором надеялся обсушиться. Одежду не удалось в полной мере сохранить от влаги и, воглая материя мало спасала от ночной прохлады. Выдать себя запахом дыма диверсант не боялся, так как до места недавнего боя было не более сотни шагов. В воздухе отчетливо тянуло сгоревшей взрывчаткой. Да и «очаг» он сделал вполне качественный, почти бездымный.
«Преступников всегда тянет на место их преступления», - невесело усмехнулся про себя лейтенант. Конечно, он не считал боевую работу преступлением, но как бывший студент юридического факультета не мог отделаться от банальных фраз, связанных с юриспруденцией. Третий год, уничтожая врагов, привыкнув к гибели своих товарищей, он иногда пытался представить свою жизнь после окончания войны и тихий, непонятный ужас сжимал сердце, обволакивал мозг разведчика. Он специально пришел к скале, понимая, что обязательный «секрет» немцы выставят с той стороны расщелины. И как ни странно, это гарантирует в какой-то степени безопасность его ночлега. Он накинул на голые плечи куртку и сел спиной к «очагу», на котором сушились белье, свитер и брюки. Павел грыз  американский тонизирующий шоколад, иногда впадал в нервную полудрему и время от времени вскидывался на лесные звуки…
Капитан Егоров легко блокировал удары молодого сержанта, которого среди дивизионного пополнения отобрал Портнов. Парень явно успел позаниматься боксом, имел навыки борьбы, и главное не боялся своего противника. Это был опытный солдат, но каких в армии не мало. Любая разведрота будет рада взять такого бойца, да и автоматчики мимо не пройдут. Алексей не понимал чем сержант «зацепил» старого боевика. Хотя что-то в нем было, удары капитана противник умело принимал на локти, уходил от захватов и мгновенно рвал дистанцию. «Пора заканчивать», - решил разведчик и, чуть сместившись, коротко «подсел» под руку сержанта. Из этого положения удар в печень валит гарантированно.


Но боец сумел принять летящий кулак на бедро и, мгновенно выбросив навстречу нападающему ногу, буквально снес Егорова.  Удар в грудь отбросил капитана на спину, а уже потом достал удар в основание шеи. В глазах на секунду потемнело, а когда зрение восстановилось, он увидел над собой спокойное лицо парня. Чуть выше расположился довольный Портнов, наблюдавший за своим учеников с некоторой издевкой.
- Ну как, товарищ командир, хороший кадр? – Петр Захарович, по старой инструкторской привычке заложив руки за спину и расставив ноги в брезентовых сапогах, «возвышался над полем брани». – Проспал капитан, атаку-то…
Алексей досадливо поморщился и, игнорируя протянутую руку, легко поднялся на ноги. И уже из «вертикального» положения по-новому оценил своего потенциального разведчика. Теперь ему было ясно, что сержант специально отвлекал его внимание боксом и прочими вольностями борьбы. Победил он совершенно незнакомым Егорову приемом, отдаленно похожим на умения хунхузов.
- Кто такому научил? – капитан вполне уже спокойно, умело подавив досаду, обратился к сержанту. 
- Батько, да диду, - на южный манер ответил парень.
Павел Мельник воевал с июня 1941 года. Причем, войну пришлось встретить на границе. В начале лета студентов юрфака Ленинградского университета направили на усиление местных органов милиции под Брест, в Западную Украину и Прибалтику. Время было неспокойное, население частью нелояльное. Эти территории вошли в состав Советской России полтора года назад и требовали серьезной чистки. Националисты чувствовали себя весьма вольготно среди запуганной массы полунищего народа. Местные коммунисты, вышедшие из подполья и выпущенные из тюрем, жестоко расправлялись с политическим противниками, начиная создавать проблемы и новой власти. В белорусских лесах была масса свободного оружия, брошенного польскими войсками. Сотни тысяч солдат распущенной армии вернулись домой, часто озлобленные недолгим, но обидным пленом. На дорогах «шалили», по хуторам прятались небольшие банды, а в отдаленных уездах советской власти и вовсе не было. Какая уж тут власть, если председатель ходил на поклон к местному ксендзу или шинкарю?  Понятно, что долго мериться с таким положением дел, советская власть не могла. К весне 41-го года были проведены массовые операции по очистке сельской местности от инородного и враждебно настроенного населения.


Одномоментно «лесные братья» и прочие бандиты лишились продовольственной поддержки, потеряли многих серьезных осведомителей, оказались без связи с закордонными центрами. Голод не тетка и повсеместно начались грабежи крестьян. А вчерашние холопы уже начали входить во вкус совсем иной жизни, где патефон и радио перестали быть роскошью. Дети ходили в бесплатную школу, на поля пришли трактора, а в кармане зазвенели гроши. У вчерашнего «панского быдла», что трудилось от зари до зари не разгибая спины и не видя лишнего куска, неожиданно появилось свободное время и лишние «карбованцы». Куркули поехали осваивать Урал и Сибирь, а их земля стала общей собственностью. Попытки панских сынов (сидевших по лесным схронам), кормиться за счет крестьян, вызвали у мужиков справедливое чувство жадности. Селяне быстро нашли дорожку в местное НКВД и банды начали «сыпаться» одна за другой. Эффективными оказались и отряды «ястребков», которые формировались из местной комсомолии. Органы дознания уже не справлялись с потоком арестованных бандитов и их пособников. Вот и прислали студентов, разгрузить следственные отделы. Заодно и практику пройти. Мельник сам родом был из-под Смоленска, вот и выпало ему ехать в Западную Белоруссию. Утром 22 июня в общежитии НКВД Барановичей сыграли тревогу, объявили построение. На плацу выстроились несколько десятков милиционеров, оперативников и студентов. Прибыла рота «ястребков». В отдалении отчетливо слышался нарастающий гул, в котором бывалые солдаты сразу узнали артиллерийскую канонаду. Пока ждали начальника райотдела, успели поделиться слухами. Говорили, что утром, проходившие к востоку самолеты, сбросили несколько бомб на переправу через Щару. Молодежь весело перешучивалась, «старики» постепенно мрачнели. Наконец к каре вышел капитан Смолин, в сопровождении нескольких командиров и работников райкома партии.
- Товарищи бойцы, немецкие войска перешли границу СССР. Пограничные части и войска Красной Армии ведут бои. Немецкая авиация бомбит наши города…
Капитан замолчал, зачем-то снял фуражку и как-то растерянно глянул на стоявшего рядом райкомовца. Словно ища поддержки, каких-то правильных слов. Но кто ему сейчас мог помочь? Видимо Смолин пришел к тому же выводу, мгновенно закаменел лицом, натянул фуражку на крупную бритую голову и продолжил речь жестко, целеустремленно, как принявший окончательное решение человек.


- Мы все ждали этой войны. Каждый из вас осознано взял в руки оружие, выбрал профессию. Пришло время защищать Родину. Немцы сами не уйдут… тут воевать будем без шуток, до последнего человека… до Берлина будем воевать… кому дойти повезет.
Конфискованное у бандитов оружие, хранившееся в райотделе и подвалах общежития, очень пригодилось при формировании особого батальона. В дело пошли полсотни «трехлинеек» (еще царских времен), сотня карабинов Маузера (польского производства), десяток ручных пулеметов BREN и даже станковой «Браунинг» на треноге. «Ястребки» были вооружены советским стрелковым оружием. Каждому выдали патронов по десятку обойм, две «русские» гранаты и противогаз. Как назло, Павел, отправленный в райком с донесением, вернулся к «шапочному разбору» и остался безоружным. Смолин, молча выслушал «претензию» стажера и выдал из своих запасов вытертый до блеска «Кольт» с полной, но единственной обоймой.
- Хорошее оружие, парень, - капитан критически осмотрел Мельника и добавил, - будешь у меня вестовым или адъютантом, а там что ни будь да раздобудем.
Ровно через сутки, после встречного боя с немецкими мотоциклистами, студент встал в изрядно поредевший строй, уже с трофейным карабином, полными подсумками и «Вальтером» в сапоге. Смолин, все так же критически осмотрел своего «адъютанта», одобрительно «хмыкнул» и… послал в разведку. С той поры, это стало основной фронтовой работой недоучившегося юриста…


Полански к унтерштурмфюреру СС Тархову относился снисходительно. Генрих понимал, что этот русский боевик будет верен ему до самого конца. После балканских подвигов, британская разведка внесла эсэсовца в свой черный список. При этом, Олег был приятным собеседником и отличным оперативником. Штурмбанфюрер познакомился со своим русским коллегой под Дубровником. Усташи выловили в горах небольшую банду партизан Тито, рядившихся под егерей одной из горных частей вермахта. Но партизаны не знали о внезапной отправке элитной дивизии на восточный фронт. Было ясно, что забраться в самое логово хорватских фашистов, сербов заставила крайняя нужда. Однако, спеленать «по-тихому» их не удалось. Был бой, несколько человек взяли живыми. К приезду Полански Тархов как раз потрошил пару пойманных сербских разведчиков. Причем, потрошил одного из их в прямом смысле этого слова. Он уже определил слабое звено в допрашиваемой паре и, мучая партизана, пытался сломить волю его напарника. В воздухе висел парной запах скотобойни и человеческих испражнений. К сожалению эсэсовцев, они совершили большую ошибку. Мальчишка радист от ужаса сошел с ума и оказался совершенно бесполезен в дальнейшей работе. А вот партизан, которого Тархов выбрал в роли жертвы, на самом деле был британским офицером. И если бы не кляп, наверняка успел бы в этом признаться. Был большой скандал, сам адмирал Канарис жаловался фюреру на глупость и произвол СС. Гиммлеру пришлось перевести команду «охотников» подальше от британской зоны интересов. Теперь «ягеры» работали по профилю, уничтожая партизан на границе Белоруссии и центральной России. И как теперь понимал штурмбанфюрер, сумели выйти на крупную дичь. Он сидел за столом, который обычно занимал Тархов и внимательно слушал последнего, а унтерштурмфюрер стоя у карты, рассказывал начальству обо всех перипетиях напряженного дня. Впрочем, он уже окончил доклад и ждал, как немец оценит проделанную  работу.


Несмотря на большие потери личного состава команды и то, что диверсант пока ускользнул из расставленных силков, бывший советский офицер не испытывал по этому поводу большого волнения – работа есть работа. Сейчас Тархова больше интересовал возможный уровень сведений, имевшийся у противника. Боевики подполья, курьер и Старый отдали жизнь за них. А подготовка пришедшего к погибшему контрразведчику боевика, говорила о высоком статусе и возможностях пославших его командиров.
- Ты все правильно рассчитал, Ольгерд, -  эсэсовец предпочитал называть подчиненного на немецкий манер, хотя разговор они вели на русском языке. - По нашим данным, бандиты собрали информацию, впрямую касающуюся предстоящего летнего наступления. Причем, к ним видимо попали некоторые сведения о стратегических замыслах высшего командования. И полные данные о венгерской группировке под Воронежем.
Полански неожиданно замолчал, встал и вышел из-за стола. Немец занял позицию в углу комнаты поближе к протопленной печи. От вечерней  прохлады и влажности близкого леса его слегка знобило. Он накинул на плечи кожаную куртку, обхватил себя крест-накрест руками и внимательно посмотрел на собеседника. Но Тархов эти фокусы знал и не собирался «закрывать» паузу. Эсэсовец усмехнулся и продолжил уже более официальным тоном.


- Вам поручено в кратчайшие сроки, что не более двух суток, завершить операцию по поимке или уничтожению курьера. В это же время приданная вам рота латышского полицейского батальона должен уничтожить лагерь партизан. Командование отряда и радиста нужно взять живыми. На восточном направлении, все полицай-комендатуры, подразделения по охране тыла и жандармерия приведены в полную боевую готовность. На дорогах и переправах выставлены заслоны. Крупные отряды партизан будут блокированы армейскими частями, их стоянки подвергнут артиллерийскому обстрелу и бомбардировке. Вы понимаете унтерштурмфюрер, какие силы вам брошены в помощь и, что поставлено на карту?
Тархов, спокойно положил указку на край стола, молча принял строевую стойку и щелкнул каблуками. Он не боялся ответственности за провал операции. Советский разведчик был в мешке, и срок его уничтожения давался командованием реальный. Да, курьер хорошо знал тропы через болото. Их готовили загодя, возможно еще до войны. И на неизвестных Тархову островах у боевика была возможность отлежаться, но ему все равно придется выйти к границе трясины. А там «дичь» уже ждали «загонщики»…
Павел не собирался уходить через болото. Под утро, он уничтожил все видимые следы «лежки» и, выбрав один из дальних скальных навесов начал по нему подъем. Когда-то, ему в руки попалась книга, про французского каторжника, который умел взбираться по почти гладким стенам. Книга не пользовалась большой популярностью в школьной библиотеке. В богатом тисненом переплете, без картинок, с неразрезанными страницами. Она попалась на глаза его отцу, и тот даже присвистнул от удивления. Потом стушевался под строгим взглядом библиотекаря и уже  спокойно указал на находку сыну:
- Вот, что Пашка читать надо-то, - Иван Федорович, аккуратно с почтением взял толстый том в руки. Младший Мельник не очень удивился такому отцовскому вниманию к прозе. В его семье все были грамотны, да и книг своих хватало. Многие еще с «ятями», а пару фолиантов так и вовсе рукописные. Часть их стояла на виду, в горнице. А самые важные, завернутые в чистый холст укладывались на дно скрыни. Там где лежали дедовские «кресты», отцовский именной клинок и женские украшения в тугом узелке. Дед, когда-то окончил реальное училище, а отец уже в советское время осилил техникум. Книгу Павел прочел запоем, но такое умение ползать по отвесной стене воспринял с сомнением. Чем и поделился с родителем. Отец усмехнулся, снял гимнастерку, разулся, достал складной нож и… залез по стене на элеватор. Он, тогда как раз работал в «Заготзерно» главным механиком. А через несколько лет, уже в Питере, молодой Мельник познакомился со студентами-альпинистами. К 41 году в активе будущего разведчика было уже несколько походов к вершинам Кавказа.


И вот теперь, раздевшись до пояса, босой, с тугим узлом за спиной он поднимался по отвесной стене, имевшей в некоторых местах даже отрицательный угол наклона. Никаких страховок у парня не было, только десантный нож в руке. Пядь за пядью он приближался к гребню скалы, а внизу (чуть в стороне) по распадку к болоту прошла колонна эсэсовцев. При большом желании и выбрав правильный сектор обзора, они бы могли увидеть искомую мишень, но никто из немцев не ждал от русского такого маневра.


Гауптштурмфюрер СС Екабс Берзиньш с некоторым удивлением смотрел на кричащего штурмбанфюрера. Он стоял «навытяжку» перед Полански, но приоткрытый вопросительно рот, плохо соответствовал строевой стойке. Командир полицейского батальона действительно не понимал, почему его просьба вызвала такую «взрывную» реакцию старшего офицера. Он прибыл в штаб группировки в точно назначенное время (латыши старались в пунктуальности перещеголять самих немцев). Высокий чин благосклонно выслушал доклад карателя, после чего поставил задачу. Нужно было одной из рот выйти к лагерю лесных бандитов и при поддержке минометной батареи уничтожить партизан.  Оставшиеся подразделения включались в мероприятия по блокированию лесного массива. Дело для полиции обычное, однако, имелись и нюансы. Через пару дней три десятка товарищей уходили на побывку. Батальон писал письма и готовил посылки домой. Оставалось лишь снабдить отпускников хорошим стадом, которое  bralis (братья) доставят на свои хутора, а там свою долю разберут родственники остальных легионеров. Для этого уже подобрали одну из деревень, не слишком пострадавшую от немецких набегов. Она располагалась у самого лесного массива и долго прикрывалась партизанами. Местный комендант обещал латышам дать сутки на разграбление, с условием проведения в населенном пункте жесткой карательной акции. Условия эсэсовцев устраивали, но Полански теперь ставил задачу, которую приходилось выполнять немедленно. Получалось, что отпускники уйдут на родину «пустыми». Одной из основных задач командира батальона, Берзиньш считал защиту интересов своих солдат. Товарищи по оружию рассчитывали на его заступничество, и гауптштурмфюрер попросил у Полански отпустить одну из рот на промысел: «Часов за пять мы управимся, герр…»
Штурмбанфюрер готов был избить этого зарвавшегося ублюдка! Ему уже приходилось сталкиваться с латышскими легионерами по службе, и совместные акции оставили в памяти изрядную долю брезгливости к таким союзникам. Сказать, что они были плохими солдатами, эсэсовец не мог. В бою они напоминали финнов, были упорны в обороне и неприхотливы в быту. В большинстве своем, солдат набрали из крестьян и войну они рассматривали, как отхожий промысел. И командировки в Белоруссию или  Украину стрелки воспринимали с удовольствием, так как на охране концлагерей к 43-му году заработать было уже сложно. Некоторые из них в этих местах бывали еще в 20 году, когда служили в «красных латышах». И «старики» бывало, хвалили то, как с ними расплачивался Троцкий. Особенно хорошо личный состав полицейских батальонов действовал при проведении специальных акций, и немецкое командование спокойно смотрело на некоторый «хозяйственный» уклон таких операций. Однако, в этот раз Полански рассвирепел, столкнувшись с возражением. Этот «унтерменш» совершенно не понимал всей важности проводимых мероприятий:
- Если хотя бы один из ваших солдат не выйдет вовремя на позиции, вы будете расстреляны! – ревел штурмбанфюрер. – Вашему боевому духу помогут «охотники» из команды Тархова. И… гауптман, поверьте мне на слово, деревня никуда от вас не денется.
Эсэсовец несколько сбавил тон и, успокоившись, предложил комбату присесть к столу, на котором была разложена подробная карта.
- Вот смотрите, ваши «шале» будут находиться у батальона в тылу и, возвращаясь после выполнения задания, вы успеете поживиться. Поставьте «отпускников» на охрану дороги, ведущей в лесной массив. На обратном пути они первыми войдут в деревню. Вы поняли меня, гауптштурмфюрер?
- Так точно, майн фюрер! – Берзиньш вскочил и вновь принял строевую стойку, с благодарностью глядя на строгого, но справедливого командира.
Конечно, братьям придется чуть задержаться, но… приказ есть приказ.  И авторитет их комбата будет сохранен…
Лейтенант давно уже выполз на гребень скального массива, прошел по нему пару километров и, найдя удобное место для спуска, вскоре оказался в знакомом лесу.