Девочка, научившая меня ходить босиком

Однажды я встретил в чем-то вроде лагеря одну девочку. Мне тогда было 16, ей — 13. Мы тогда жили в палатках, и ее подселили в мою палатку.

Мы были совершенно разными людьми. Я в лагере носил военную форму, она — драные футболки и пуловеры, джинсы и короткие шорты. Ее руки были от запястий до локтей сплошь покрыты фенечками, мои были закрыты рукавами ветровки и ничем больше. У меня на шее висел армейский жетон, а у нее — ничего. Я тогда все хотел проколоть себе ухо, а она не носила сережек.

На территории лагеря было много кочек и сухих веток.

Я ходил в берцах.

А она ходила босиком.

И ночью она прижималась ко мне, хоть мы оба были в спальниках. Не от потребности в интимной близости. Просто ей было холодно.

Надо сказать, что берцы были мне чуть-чуть тесны и после длительного ношения начинали натирать ступни выше пяток. Однажды во время ужина я поставил свою «боевую технику» с гречкой и тушенкой на землю рядом с собой и начал снимать берцы — они опять натерли, а я, зная об этой их особенности, носил с собой пластырь.

А эта девочка заметила это. Она подсела ко мне и спросила:
        - Тебе больно?
  Я немного самодовольно ответил, что нет. Она не обратила внимания на мои слова.
  - Зачем ты их тогда носишь?
 Ее вопрос немного поставил меня в тупик. Во-первых, своей прямотой и безапеляционностью, легкой, как пластырь в моей руке. А во-вторых, той наивной силой, с которой он ворвался в мой мир, мое личное пространство, в мое утро, в котором я день изо дня натягивал, чертыхаясь, на ноги эти берцы.

Так думал я, продолжая снимать берцы. Я размышлял, что же все-таки ответить этой 13-летней хиппи, а я ведь был старше на три года, для подростка это немало.
Пока я напрягал свой мозг, судорожно пытаясь не ударить в грязь лицом, и руки, тщась стащить черные, казавшиеся теперь почему-то похожими на каких-то противных больших насекомых, берцы, мой взгляд упал на ее как обычно босые ноги.
Ноги как ноги, ничего особенно. Маленькие ступни 13-летней девочки, да еще и грязные от постоянного хождения босиком по сырой земле (дожди там были отнюдь не в диковинку).

        - Пойдем, - сказала она, когда я, наконец, снял берцы, взяла меня за руку и повела куда-то в сторону от лагеря. Я не сопротивлялся, мне вдруг стало интересно. Я с самого начала считал ее немного ненормальной, но только в этот момент понял, что на самом деле я уже давно подавлял в себе желание поговорить с ней по душам, понять, чем она живет, что у нее за душой такое, что она... такая. Что ходит босиком, что говорит то, что думает, и делает все без намеков и подоплек.

        - Попробуй походить так, тебе понравится, - сказала она и посмотрела мне в глаза так, что я действительно захотел попробовать. На мгновение меня посетила запоздалая мысль, что меня еще учит чему-то девчонка на три года младше меня, но я ее как-то сразу задвинул подальше. Вместо этого я сконцентрировался на своих ощущениях.

Я сделал один шаг, другой. И вдруг почувствовал. Веточка хрустнула под ногой, и я почувствовал. Лес запел вокруг меня. Вернее, он и раньше пел, только я этого не замечал... Форма мешала, наверное, да еще жетон, который я тут же снял. А девочка осталась стоять, она стояла сзади и смотрела на меня.

Лес пел, лес любил меня. Он любил меня, даже когда я ходил в берцах, но сейчас он еще и радовался, что я наконец это понял. Лес захотелось обнять. И я позволил себе подойти к ближайшему дереву, прикоснуться к его коре, погладить и прижаться к ней небритой щекой.
Я повернулся к ней и сказал:

        - Я чувствую! Это... здорово.

Она подошла, погладила меня по щеке и ответила:

        - Вот видишь. Теперь ты тоже это чувствуешь, и умеешь ходить босиком.