Шахеразада ХХI

    Когда я чуть подросла, начались скандалы в семье: откуда у девочки такой нос, агатовые глаза, откудошняя брюнетость. Папа принципиально охладел к маме.
Папа был главным редактором, мама у него работала журналисткой, всегда у нас дома собирались коллеги, выпивали, курили, умные у них разговоры. И все пО уши бородатые, включая папу, им было некогда бриться из-за напряжённой внутренней жизни.

    Когда разобралИсь, поняли: бабка — еврейка. Но детство своё я провела в основном вдали от семьи, у бабки в Херсоне. А дома я оставалась недостойным внимания неприличным напоминанием.

    Всё равно они развелись. Папа ей изменял, а мама… была очень красивой.
Мама вышла замуж за ухажёра много моложе себя, мы все уехали от папы в другой город. А отчим заботился о маме, обо всех нас. Когда старшей сестре поставили диагноз — шизофрения, он настоял, чтобы мы лечили её в семье, он работал раньше медбратом в психбольнице и знал, как там врачуют пациентов.
- Чем для вас – лучше в таз! – это только о питании, об остальном он умалчивал…
Он снова оказался выше всех похвал, когда вЫходил маму в Европе от первого инсульта, на неудавшемся выезде в бизнес, второй она не пережила после безуспешного возвращения.
Могильный холмик не утратил рыхлой высокой тени, когда он вывез меня на залив на своём джипе, на шашлыки, первая зелень бесилась вкругорядь гранитных валунов - каждый в три великанских роста, чуть обтеши и готовое надгробие - и по-семейному предложил жить с ним, как жена.
- Ты меня знаешь давно, я тебя знаю, что мешает...

                *


     - А мы не забыли, что мы в постели вообще-то?!
  Стас, ты меньше слушай, что я говорю, женщина должна паузы заполнять.
Ты чего закутался?! Раскутывайся-ка навстречу мечте. Вот так, о-го-о-о… Да у нас тут Рокко Сиффреди!
Это было неожиданно для меня, когда он меня взял, такое наполнение изнутри, и тут у меня случилось, чего давно не бывало, и слёзы брызнули, а Стас собрал их губами, и опустился ниже:
«До последней слезинки, до последней росинки…»
Какой ты… Нет слов.


                *

    Вкрадчивый грудной смех раскатился мелким речным жемчугом и замер в дальнем тёмном углу.
Стасу казалось потом долгое время, что её смех, как диковатый зверёк, так и прячется там и шелестит на игрушечных роликах, стоит только открыть дверь и тихо войти.


                *


      Машка об этом предложении отчима не слышала, и так-то "деда" не любит за «чёрный» бизнес: торговлю левыми тачками из Германии.
Когда Машка должна была появиться по залёту, мне было 19. Я и махнула рукой:
- Родим!
Её отца я послала подальше в резкой форме. С дочкой снимала хилый домик за городом по дешёвке, не особо мама собиралась мне помогать. Он явился не в самый лучший день, стучал весь вечер в дверь, не скоро стихло. А когда наутро вышла за водой, он спит на заиндевевшем крылечке.
И сердце не железное растаяло.
Потом не раз я находила женскую атрибутику у нас под кроватью, да и сердце не обманешь, пока однажды мужа не взяли.
Они компанией грабили составы на железной дороге, убили там какого-то мужика. Я была на суде, дали им много. Вышел через десять лет и сразу ко мне.
Не мог понять, что никому не нужен, и Машке такой пример для жизни не сгодится. Я её в лицей направила, круглые пятёрки домой приносит.
Не больно-то возражал, и дочь с ним не видится, хотя он здесь и живёт с какой-то малолеткой.

                *

      Я разделась донага и раскинулась на подушках быстрее, чем он мог себе представить. Не знаю как кому, а для меня этот вариант наиболее выигрышный.
Фасон одежды неприличный, партнёр ослеп от красоты.
Я всегда себе позволяю вольности, которых чураются другие, здесь я на шаг впереди всех соперниц.
Почему Стас всегда был так сдержан? Так бережно он целует мою татушку на левом плече, задуманную спец для этого, долго место выбирала, я попросту думала, что он её в упор не замечает…


                *

        Мама УШЛА, а через год сестра заморила себя голодом. Я приходила, говорила с ней через дверь, она меня не впускала.
Следователь начал серьёзно интересоваться, насколько мне было важно, чтобы я осталась единственной наследницей трёхкомнатной квартиры. Я схватила бутылку коньяку и полетела к подруге — капитанше милиции. Они долго смеялись с мужем, тоже офицером, и в итоге значительно переглянулись:
- Молодец, что зашла...
 -        А если бы не зашла?
         Как я долго переламывалась потом с феназепама, которым у сестры была забита вся тумбочка.
И Машку надо было тянуть.
Я писала папе, но он не ответил. В родной город мне так и не удалось съездить.

                *


    Я никогда не смотрела до него фильм «Рабу любви». Вернее, ни разу не досмотрела. Я знаю только наизусть все серии «отчаянных домохозяек».
Стас поставил диск и поманил в сторону телевизора, поцеловал. Когда тебя крепко держат за плечи, поневоле досмотришь всё, что бы тебе ни показали.
Это был лучший день в моей жизни.
Мы лежали голые под одеялом, я глотала слёзы, а Стас рассказывал, как порыв ветра должен играть в кадре с шарфом, и свистали пули под крымским солнцем,  и горячо было, если он целовал меня в волосы на виске.

                *


     Вадим — он появился в тот момент, как ангел с небес, мне было Машку нечем одевать. Когда нет денег на кремы, мажешь лицо подсолнечным маслом, у соседей всегда можно занять. Без отдачи…
Он, конечно, азербайджанец, но они все с русскими именами. Всё было великолепно, и я даже не поняла, когда он начал колоться и подсел на иглу. Он слезал на каких-то импортных таблетках, очень дорогих.
Молил: не бросай, катался по ковру, ковёр под ним пропитывался пОтом насквозь. Бросался в туалет, не успевая добежать, и гадил в штаны: молил — не бросай.
А когда переломился, бросил через плечо:
- Собирай вещи.
Мужчина не прощает, если его видели в такой слабости.
Следователь меня раскручивал на измену, мол, он не только с тобой был, через этаж выше жила Ника. Я по-всякому ничего не знала, что он там распространял. Ника-то была чиста, я бы почувствовала, но давить на болевые точки менты умеют.

                *


- А если бы я была не с тобой, как бы ты тосковал?
Стас сощурился и потянулся к себе правой рукой…
- Позволь, я покажу, как я это делаю. Лучше всех, и только для тебя…
Я могу это сказать ТАК порочно, что сдаётся любой нецелованый- неласканый.
Как он меня потом оплёл-заплёл и взял совершенно волшебно, мне и не вспомнить.
Когда у нас закончилось то самое, одновременно, так вместе хорошо, то на глаза сразу попались часы, на них было 22:24.
         Мы оба, не сговариваясь, задались загадкой, а я витала там ещё, под потолком, и выдала затаённое:
- Мне кажется, это – твой размер…
Стас хмыкнул, расцветая улыбкой:
- И не мечтай, это температура за окном.


                *
 


     Вот он лежит под окном – город, со своей стариной и слезящимися огнями в пелене вечного дождя, пойди и возьми его. Я молода и умна, и завоёвывала Город много раз, но Он как был допрежь, так и остался неприступным. Железобетонный…
Я пахала как вол, и мне предложили место шеф-повара в нашем ресторане, а мой коллега переспал с хозяйкой и получил это самое место.
Через два года он признался мне приватно одним вечером в баре, лучше бы не говорил: жена на сносях, нужны были деньги. А я Машку подымала, мне себе даже на трусы денег не было.
Что на это скажут адепты?..

                *


- Ты скажи, КАК ты хочешь? Я всё сделаю…
- Помолчи… всё будет, как ты захочешь.
Я не могу спорить и отдаюсь в его руки. И губы. И будто бы навеки.


                *


      Этот был у мормонов в больших чинах. Я зашла в воскресенье к ним в церковь, она у нас в городе в лучшем месте, в чистой берёзовой роще (они её сами проредили и очистили), посмотрела службу, а вышла уже не одна, вместе с ним. Ничего такого на него не отозвалось, правда…
Так себе, силуэт ушастый.
Предложил мужчина выпить коньяку, взял гитару.  Заговорил будто из вежливости, а тонкий лебединый гриф оковал сильными пальцами левой руки, поднятой выше макушки.
И на блеклой вывеске появилися глаза. Запел сразу же и не смог остановиться до темноты.
Четыре часа пел.
Покори-и-л…
Со мной он был неотступно целую неделю: я и коньяк.
Я же не знала, что он был до того в завязке, мормоны его из запоев вытянули, провели до высшей ступени посвящения, хорошо платили.
 После этого он исчез: и ни я, ни мормоны его больше не видели.


                *


- Ты не носи синюю рубашку. У тебя серые глаза, рубашка обесцвечивает тебя нАпрочь.
- Так я её сниму.
- Во-от… И джинсы тоже… Иди-ка ты сюда-а…
- Как хорошо-о, что ты усы сбрил, я бы не смогла с тобой встречаться. Совсе-ем…
Ни с кем, у кого растительность на лице.


                *
 


Раз уж все мужики - козлы, мы с Анькой решили переспать. Друг с дружкой, или подруга с подружкой? Долго ржали: "смеялись-тряпки жгли" - ничего не получается. Нанюхались «кокса» - никак. А когда выпили вискаря, нас и понесло по всем ночным заведениям. Не то, что самим переспать, отшивали ведь реальных мужиков, да и проснулись на следующий вечер ни с чем.
 
Он смеётся и не верит, потому что сегодня я особенно нежна. Завтра годовщина смерти сестры.

                *

Его старенькая "семёрка" уныло визжит на пути к кладбищу. Мы выходим, и свербит сердце знакомая дорога, как прилежная оса на плече.
Две могилы рядом, но места нет для третьей. Я не могу себя сдерживать, и когда он пытается взять меня за руку на тропинке внутри соснового парка мёртвых, я вырываю руку.
Потом он всё окончательно испортил, когда мне захотелось выпить кофе с видом на площадь, где пасутся на брусчатке радужные мыльные пузыри среди восторженной малышни. А он привёз меня к себе домой, обещал свою кофеварку и нестерпимое радушие – хуже сочувствия.
Большой одинокий мальчик.
Да что он знает об одиночестве: среди могил и без вести пропавших...

А кофе мне нельзя, и он первый понял и протащил меня по врачам. Сейчас я состою на учёте у кардиолога.
Это он говорит: "Я искал и нашёл", а я никогда не искала, только выбирала среди поклонников. Был один случай, с тем ди-джеем, я сама ему предложила общение шире, чем  разговор за стойкой, а он уклонился. Вскоре он уехал в круиз "Мальборо" по Сибири, крутить свои диски. Дошли слухи, что где-то в Томске он завис в тамошнем гей - клубе.
Тогда всё понятно.

                *


Вскоре я осознала, что нужно встречаться только с взрослыми мужчинами. Мне сейчас и в 32 дают не больше 25-ти, а недавно я вообще сходила за нимфетку. Мне на днях в гинекологии врачиха  процедила сквозь зубы:
- Дочери двенадцать лет?! Ты во сколько родила-то?
Итак, о взрослых, РЖУНИМАГУ.
Один мне прилюбовно плакался о разводе с женой, весь в обидах как в наградах, и к каждой прилагается история подвига. А мной, конечно, восхищался, и от меня тут же бежал к своей бывшей, с поднятым либидо стоит понимать.


                *


Я нашла после мамы книжку о толтеках, прочла её от корки до корки.
Тогда-то я и задумалась об освобождении своей силы, об умении думать по-иному, когда магия толтеков способна действовать.
Всего-то добиться движения «Точки сборки» сознания, осветить спящие эманации.
Я серьёзно приняла их духовные практики.
Тогда я бегала постоянно на аборты, это сейчас я поставила спираль, а тогда…
Я на практиках толтеков вызвала у себя выкидыш, на большом сроке, а это был мальчик. Я только и сказала ему:
Прости меня, миленький…


                *

Стас повёз меня на природу с друзьями, я видела, как они жмурились в ответ на мой смех, но никто ни на грудь, ни на задницу ни разу не посмотрел, я проверяла. Они все, как отцы, а Стас, хоть и моложе, среди них равный, и я откровенно его обнимала, стоя босыми пятками на большом нагретом камне, и ждать было - не дождаться возвращения в город, в постель. 


С подругами я его принципиально не знакомила. Щас! Мне ли не видеть, как тёлки по улице обтекают, когда он выпрыгивает из машины. Похоже, он специально не тренировался, это у него естественно и органично.
Но тут любая просечёт, что у него везде стальные пружины.
А когда он на этой же улице подъезжает с полным салоном багровых роз, 8 марта, и вручает мне жалкий пупырник (три метровых красавицы с церетелевскими бутонами), и объясняет, что развозит представительские от фирмы, я готова была глаза им всем представительские выцарапать.


"Учительница первая моя..." Это сказал Стас.
И последняя! Я ему открыла столько женских секретов, что выдала практически всё.
Он сам стремился к этому, и по ходу я нашептала ему несколько уроков.
- Возьми язычком немножко выше... Теперь по часовой, а потом против. Теперь пройдись язычком как трактором (как это понимают мальчишки!), снизу вверх... Ещё...
Сейчас он одним касанием может вогнать меня в дрожь, а беззаветной игрой умелых губ может, может довести до оргазма.
Чересчур способный ученик.
И такой у него необычный захват, когда ты бываешь под ним, а он сильной правой охватывает тебя левой подмышкой и запускает пальцы в волосы на затылке. И каждый толчок снизу прокатывается сквозь тело щемящей волной в голову и встречается с наэлектризованной кистью на затылке. Волосы на затылке шевелятся в такт его пальцам.
Теперь он уже навсегда - мой. Сколько ж можно - бог меня услышал...


                *

Виталик был намного моложе меня, да и папа его замасленными глазами на меня заглядывался.
Весёлый был очень, накурятся с друзьями плана и кидают шутки в чатах, оборжёшься. Он же со мной жил, потребовала денег только на аренду квартиры, а он меня отправил к отцу. Этим всё и закончилось.

*
Наступает вечер, он длится и длится. Стас работает, конечно, но я не могу не позвонить.
- Извини, я весь день на ногах, сейчас лежу пластом. Давай увидимся завтра?
- Ты что, трудоголик?! А может, намылился к своей бывшей?!
- Не говори глупостей, Краса Ненаглядная. Я просто засыпаю, давай до завтра… Сегодня был перегруз по работе, я вернулся в девять мокрый как бобик, мне же не бросить дело?
- Ты – обманщик!
Я отключила связь.


                *

- Ты знаешь, у тебя слишком волевой подбородок…
Стас  свинцово помолчал и выговорил:
- Это понятно. Значит, у него был округлый…
Ты знаешь, когда цепляешься за расколотое счастье, всё равно что перекатывать в руке осколки скорлупы грецкого ореха. Когда их сжимаешь в кулаке, даже это ранит...

                *


- А ты знаешь, в средневековье нередки бывали случаи, когда европейские вассалы  на охоте вспарывали   животы  девушек,  чтобы   погреть  свои  ноги  в их внутренностях.
- Да брось, это было с одним, и Генрих-король у них, по счёту не помню который, его казнил за это. А в Средней Азии бытует непререкаемый культ матери, она довлеет даже над взрослыми мужчинами.
- Ну да! Всю жизнь над ней измываются, а под старость дают оторваться!

                *

- Какой ты красивый, когда злишься! Иди ко мне…


                *


Он меня ласкал, но что-то сегодня мешало мне напитаться его нежностью, он обычно подхватывал губами дыхание на вдохе и  сообщал каждой жилке тела заветную лёгкость. Вроде ты внизу, но в ощущении стратосферного полёта.
Зачем-то я и ляпнула:
- Я всегда мечтала, чтобы меня ласкали двое любящих мужчин... Ну, чтобы не болтаться куском мяса между ними, а... чтобы именно ласкали.
Он дёрнулся в сторону, и вечер остыл и рассыпался на мелкие фрагменты взбитых простыней и холодных рук.
Я не поверю, что меня он любит крепко, если ему возможно-невозможно словами тихими, но тяжкими как камни, сдавить мне голову до боли.
- ...а с ЛЮБИМЫМ не пробовала?

                *

Я отказалась ему готовить:
- Хочешь, чтобы от меня всю жизнь несло жареной картошкой?!
Купила полуфабрикаты и разогрела, приятно видеть мужика в полном недоумении, при том, что я его водила по заведениям и раскалывала местную кухню: там порции меньше 250 грамм, там салат «Цезарь» откровенно туфтовый.
Он усмехнулся:
- А это ты умеешь?!
Стас мигом обернулся на улицу  и принёс твёрдого сыру, который нарЕзал и макал в блюдечко с мёдом, расставив сверкающие  рюмки водки.
- Же-е-э-сть… Ты безнадёжен.
- У нас это называлось «слетать в магаз»!
Тут я бросила небрежно:
- Ты вот скажи, откуда ты узнал, что так подают сыр в Италии?
- Оп-пять не удалось отличиться!
- Я никогда не знал…
Как у них называлось так целоваться, я не спросила. Не я была его первой учительницей, это точно.

                *


Я не знала, что он запомнил мой адрес, а через месяц пришло одно-единственное письмо издалека. Мне никто никогда такого не писал:
"Я всего лишь верю, что сон качает твоё сердце на ласковой волне, пока я меряю ногами в зимних ботинках по-ночному бесконечный, студёный морской прибой.
Меры ему нет, и в ночИ только белёсые гребни неотвязными цепями  обозначают демаркационные полосы, за которые нельзя заступать. Совершенно так же, как я не могу приблизиться к тебе.
Другие жизни, за которые я был в ответе, я рОздал, злато и булат оставил другим, не умеющим ими владеть.
Всем, кто нуждается в воде, в воздухе - рыбам, млекопитающим, им не понять, как я нуждаюсь в тебе.
Как я бы отдал всю Сибирь, до горного Урала, за уголок наволочки, пахнущий тобой.
Я бы собрал буксиры и баржи, рыбачьи шаланды и куласы, собрал целый флот, который оставит за кормой эту занудную береговую линию, и повёл бы его к тебе, мускулистыми морями и жилистыми каналами.
Влажный песок, который я в тесто перемешиваю километрами, представляет единственную на земле сущность, которая отзывается на каждое моё движение, отмечает каждый  мой вздох, хранит каждый отпечаток, как открытую рану.
И достаточно быстрого взгляда назад - ни одного следА не осталось.
ВСЁ СМЫЛО.
Грохот ветра приближается к безумию, а мои слова, обращённые к тебе, брошены на ветер…"

                *

Больше не было ничего.
Где-то через месяц я на улице увидела его друга, с кем вместе были на шашлыках. Я подплыла независимо, как королевна, его жена глЯнула горгоной, думала испепелить.
Григ воззрился на меня дико, когда я спросила о Стасе.
- Отойдём!
- Ты ничего не знаешь?! А, впрочем, откуда... Никто не знает твоего номера.
Он разводил руками, таил паузу, а веки покраснели и набухли. Когда волновался, он всегда скатывался в отрывистую скороговорку:
- Он, видимо, долго терпел, спешил сюда. Выпивал, чтоб боль унять.
Аппендикс... допёк его в поезде, его сняли в какой-то Хацепетовке. Пьяный хирург, заражение. Никто бы не успел, даже если бы он был в сознании и отзвонился. Месяц как тому...
Лицо его сделалось растерянным:
- У меня нет носового платка... Щас у жены возьму, момент! - и он развернулся бежать.

Хороша я была с потёками туши по щекам, когда мне про это уже дома Машка наорала. Не помню, как пришла, Машка тоже заплакала. А она у меня девушка выносливая. С такой-то мамой.