Петербургская история

История о том, как разрозненные события случайным образом сложились в логическую цепочку и помогли найти преступника, взята из дореволюционного учебника по криминалистике. Оставалось только «причесать» ее и вынести на эти страницы.

*  *  *
В один из редких погожих дней ранней осени в здании с высоченными окнами венецианского типа, в котором когда-то квартировал лейб-гвардии Преображенский полк, открывалась выставка «Психология фотографического и живописного портрета». Собственно, это не была выставка в прямом смысле этого слова, а скорее учебная аудитория университета, где собрана коллекция фотографических и живописных портретов, выполненных мастерами фотографии, дипломниками Художественного училища и даже живописцами – академиками.
По замыслу устроителей, эти работы должны были представить портрет как объект исследования человеческой психологии; ведь именно им можно выразить тончайшие оттенки состояния души – от злобы, через умиротворение, до радости. Надо сказать, что в ту пору в моду вошел так называемый «психоанализ по Фрейду», когда по форме головы и лицу пытались научно определить характер и склонность человека. Постоянно действующая учебная выставка портрета предназначалась для студентов – психологов университета, а при ее открытии известный венский профессор должен был прочитать курс лекций по практической психологии. Но профессор по какой-то причине  не приехал и в ожидании его, с целью покрытия части расходов, связанных с пребыванием лектора в Петербурге, выставка открылась на некоторое время для всех желающих: здесь и степенные дамы, сопровождаемые галантными кавалерами, и бойкая студенческая молодежь, другая разночинная публика. Вдруг истерический крик разрывает зал и человек падает в обморок возле полотна, на котором тусклым светом фонарного столба из темноты безлюдного квартала высвечивается фигура кряжистого горбуна, наносящего удар ножом городовому, при этом лицо убийцы не искажено приступом злобы, а являло собой состояние какой-то озлобленной успокоенности. Типичное состояние так называемого серийного убийцы. Скоро съездили за фельдшером, который и привел в чувство зрителя; он уж было засобирался к выходу, как неожиданно появившийся полицейский чин каким-то профессиональным чутьем обнаружил поразительное сходство его с персонажем полотна…
*  *  *
В описываемое время в семье полицейского следователя жил молодой человек – его сын, заканчивавший Художественное училище по специальности «Живопись». Как доброе вино проходит все стадии брожения, прежде чем заиграть в бокале, так и творчество в душе художника претерпевает изменения в процессе своего развития. Молодого художника уже не удовлетворяли зарисовки бытовых сценок или видов природы; он тяготел к портрету, был поглощен тщеславной идеей создания картины, по силе воздействия на зрителя, напоминающую репинскую «Иван Грозный убивает своего сына». Но сюжет будущего произведения все не приходил.
Между тем, в Петербурге началась настоящая «охота на городовых»: неоднократные нападения на служителей правопорядка в малолюдных районах города, причем, преступления совершались человеком небольшого роста, и всякий раз убийце удавалось бесследно исчезать от глаз полиции. Это обстоятельство и послужило возникновением темы для картины с человеческой драмой, тем более  что у его отца в служебной разработке было одно из этих дел. Итак, сюжет готов. Оставалось только подыскать типаж преступника, а посему, молодой человек намеревается посетить места пребывания низов общества в бедных кварталах города. Однажды под вечер зашел в трактир у пристани – место сбора ярыжного люда и преступного элемента, в надежде найти недостающий персонаж для будущей картины.
*  *  *
Влажным кухонно-табачным теплом ударило в лицо посетителю. Полутемное помещение, освещаемое по углам керосиновыми светильниками, встретило копошащейся пьяной голытьбой. Отыскался свободный столик на проходе из кухни; высокий и худой официант в чем-то грязно-белом, изгибаясь червяком между столиков, учтиво предложил свои услуги молодому человеку, видимо заподозрив его в наличных деньгах, но посетитель заказал по-скромному, без вина, тем самым охладив пыл служителю питейного заведения.
Вдруг в трактир вместе с клубами холода вваливает квадратный мужик, добротно одетый по сезону, а навстречу ему уже бежит грязно – белый официант и раскланявшись, принимает от него верхнюю одежду, провожает к столику, за которым сидел художник и подобострастно вопрошает:
- Что угодно-с, Прохор Иванович?
Посетитель непонимающе взглянул на угодника.
- Понятно-с, - ответил служитель трактира и через пару минут на столе стояла керосиновая лампа с высоким стеклом, четырехгранный штоф водки с селедкой.
Прохор залпом выпил стакан и уставился холодными водянистыми глазами на соседа.
Дождавшись, когда хмельное тепло разошлось по жилам, заговорил:
- Ты, малой, видно не выпить сюда пришел. Ну и не пей! Водка никого до добра не доводила. Э-эх! А ты рисковый человек! Ишь, куда тебя занесло!
Пришлый налил еще в стакан и о чем-то тяжело задумался. Тут молодой человек ближе разглядел его: это был горбун с громадными, поросшими белесыми волосами ручищами, с лицом грубым, повидавшим изнанку человеческой жизни, с бесцветными, затаившими чувства, глазами навыкате. Краем глаза наблюдая за горбуном, можно было почувствовать какое-то беспокойство лихого человека. Выпив налитое в стакане, Прохор стал рассуждать о заблудших душах и наказал юноше не забывать замаливать грехи. По всему было видно, что пришелец нуждался в запоздалой исповеди.
- А я ведь смолоду хотел жить праведно, даже пешком с Валдая зимой пошел в город, чтобы поступить в иконописную мастерскую. Э-эх!... Да черт меня попутал. В придорожном кабаке связался с пьяницей да с пьяного то дела грохнули загулявшего купчика, когда деньги у меня кончились. Из-за этой проклятой водки пятнадцать лет каторжных работ получил. Теперь для меня убить человека… - горбун опрокинул в рот водку и бездумно замолчал, выкатив на стол глаза. Потом, словно выйдя из забытья, сказал:
- Ты, малой, ступай-ка отсюда, а то неровен час, пришибут тебя людишки. Здесь хороших – то людей не водится.
- Этот может убить человека, не моргнув глазом, - подумал художник, - а что касается запоздалого раскаяния, так это от множества грехов. Так что он и будет персонажем моей картины.

А я замечу: история с библейским разбойником Вараввой здесь не повторилась, - горбун заслуженно понес кару за свои злодеяния.