Диковины Севера

Лето на Севере коротко. Не успели прилететь пуночки, а лужайки уже зеленеют молодой травой. Ей, траве, надо за короткий срок сбросит семена для продолжения рода себе подобных и не уйти с ними под снег на долгую зиму. Трава «помнит» об этом и растёт круглосуточно: летом на Севере ночи нет. Не встретишь в средней полосе России такой сочной высокой травы с огромным множеством ромашек и колокольчиков. В тайге встречаются сказочные лесные поляны, поросшие дикими пионами, какие хозяйки южных широт выращивают на своих сотках, прилагая немалые усилия. Так и уходит всё это великолепие под снег, чтобы вновь коротко полыхнуть на другое лето. Поздние грибы и все без исключения северные ягоды «делают» то же самое, не дождавшись своего «клиента». Клюква настолько хитра, что полёживает себе под снегом всю зиму, а весной вот она, бери, как свеженькая!

Осень в Усть-Цильме, куда я попал по распределению после окончания лётного училища, непредсказуема: тёплая и безветренная, окрашенная багряной палитрой берёз и осинок, она в любой момент может прорваться недельными дождями с мокрым снегом. 

Отец прилетел ко мне в середине сентября, чтобы пообщаться, отдохнуть и помочь  наколоть дров на зиму. Который день дует северо-западный ветер, принося снежные заряды и окрашивая белым цветом ещё зелёные луга и кроны деревьев. Дрова колоть в такую погоду - не дело, а посему ходим уже три дня кряду в коммунальную баню. В селе нет концертных залов, нет и телевидения (сейчас есть), а коммунальная баня заменяет всё: клуб по интересам, кафе, а хочешь, то и театр ретро-моды. Местные бабули, и не шибко бабули, приходят в таких «писаных» (вышитый узор золотой и серебряной ниткой) парчовых сарафанах, какие не увидишь больше нигде, разве что ещё на «Красной горке» (праздник в этом селе, после сенокоса). Парча добротная, дореволюционная. Достают они её, выменянную на красную рыбу и соколов староверами-пращурами у купцов в Великом Новгороде, из кованых сундуков. Не сравнить Усть-Цилемскую баню даже с питерскими «Ямскими» банями. Тут, в селе, отношение к клиенту «западное». Дядя Миша, банщик мужского отделения, принесёт тебе в раздевалку между заходами в парную холодненького кваску, чаю, новый веничек, а хочешь, то и стаканчик «Фетяски» - молдавского вина. Чаевых он не берёт, а расплачиваешься по выходу за всё и про всё с буфетчицей. Коммунизм, да и только! Мужики в раздевалке  собираются кучками, завёрнутые чистыми простынями, как древние греки, и неторопливо обсуждают проблемы сорванного «непогодью» дела - рыбалки или охоты. У них, у мужиков около домов есть свои баньки, срубленные из листвы (лиственницы), а уж горячи! Их тут ставят, прежде чем приступают к строительству дома: работникам есть, где помыться, положить инструменты, а когда и переночевать. Но это всё не то. Общение в селе всегда стояло на первом месте, а в «коммуналке» всё дёшево и воды таскать не надо…
- Пойдём сегодня за грибами и за ягодами, - говорю утром отцу, было заскучавшему от мысли, что и сегодня придётся мыться  в бане.
- Да какие грибы, сынок? Посмотри сколько снега, по колено навалило, - бурчит он и смотрит в окно.

«Попов холм» в этих краях не особо грибное место. Чавкающая под ногами снежно-грязевая жижа на полях сменяется ярко-зелёным травяным покровом под кронами деревьев: весь выпавший снег лежит на густых вершинах елей. Руки сами тянутся к гроздьям брусники, растущей у стволов деревьев и не замеченной  ягодниками. Душистые кусты смородины не отпускают, пока не оборвёшь все, а рубиновые ягоды клюквы на мягкой моховой подстилке болотца кажутся крупным просыпанным бисером. Быстро проходит время за сбором ягод. Не одолевают в это время на Севере комары и мошки, и одежда не пропитывается липким потом, привлекая их несметные полчища.
- Хватит нам ягод, пойдём грибков поглядим, - говорю отцу ближе к обеду. – Есть тут у меня одно местечко…. Движемся вдоль холма, поднимаясь по склону. Ельник плавно переходит в березовый молодняк, сквозь ветки которого снег свободно падает на землю.
- Какие тут могут быть грибы? Снега намело по щиколотку! – возмущается отец и уговаривает меня повернуть ближе к дому.
- А вот какие! – показываю ему на присыпанный снегом обабок (подберёзовик). Отец не верит своим глазам, но гриб срезает, отламывает ножку и внимательно разглядывает низ шляпки.
- Да нет там червей! – убеждаю его. – Бери все грибы, которые попадутся.
Большие и маленькие обабки попадаются часто. Некоторые из них отыскиваем только по характерным бугоркам снега на ровном месте. Вот и первый красноголовик (подосиновик). Он стоит, как генерал, нахлобучив огромную, с добрую сковородку шляпку, присыпанную снегом. На невысоком склоне находим с десяток таких же «генералов», крепеньких и без единого червячка.

Корзинки и бидоны заполнены. Отец сидит на сухой валежине и перебирает грибы. Он с любовью разглядывает  каждый, не веря, что это не сон.
- У нас полдня за таким грибком бегать надо по посадкам и по оврагам, а здесь вон их сколько! – удивляется он.  – Ещё, кажись, стоит один! Сходи-ка, сын, откопай его…

Жадноват отец до грибов. Он может часами ходить по квёлым посадкам и перелескам юга Рязанской области и собирать всё, что попадёт, мол, дома мать разберётся.
«Любовь» к грибам у отца заложена с детства. Девять детишек было у его родителей, а жили они на востоке Рязанской области в лесных краях, в рабочем посёлке Ермишь. Грибки  для большой семьи были подспорьем и лакомством, поэтому солили их по осени в бочках и опускали в ледник (погреб). Душистый пласт солёных груздей, занесённых в тёплую избу бабушкой к ужину, расходился на ура. Грибки с горячей картошкой в многодетной семье были праздничной пищей…

Напрямую выходим к селу. Отец заглядывает под каждое дерево и разгребает ногой все бугорки по ходу своего движения.
- Да не растут тут грибы, – говорю ему. –  Глянь, смородина висит на кустах, а это значит, что низина здесь и болото.
- А завтра пойдём за грибами? – спрашивает отец, посматривая по сторонам. – А то опять в баню «свою» поведёшь!
- Посмотрим, какая погода будет, - говорю ему. - Вон, видишь, облака разрывает, к морозу это!
Низкие рваные облака ползут в вечернем небе, а корочка снега уже и похрустывает под ногами.  С наступлением сумерек  вовсе разведрило и подморозило…
- Сегодня ещё разок за грибами сплаваем с тобой в бор на левый берег реки, а там и за дрова приниматься можно, - говорю утром отцу. - Пусть они пока морозятся, легче колоть будет.
Он с удивлением смотрит на меня…, потом в окно; наружный термометр показывает минус пять, а деревянные мостки (тротуары в Усть-Цильме) покрыты инеем…
Обледеневшая лодка разрезает парящую и густую, как кисель осеннюю воду. Устье реки Цильма. На низком берегу сосновый бор, а за бором огромное болото.
- Пойдём, по соснячку походим, – причаливаю к берегу. – Если грибов не найдём, то клюквы на болоте соберём бидончик.

Бор затих, прихваченный морозом. Заиндевелый и присыпанный снегом зелёный ковёр черничника и брусничника шуршит под сапогами. Вот и грибки. Отец пытается срезать моховик, но он, промёрзший, валится и с корнем вылезает изо мха. Ближе к болоту, в березняке, стоят такие же «обмороженные» подберёзовики и подосиновики.

А вот и болото. Это огромное, наполненное жизнью образование не спешит отдаваться зиме. Болото дышит, выпуская струйки пара из мест выхода ключей. Огромная биомасса не скоро замёрзнет, а в конце зимы, пользуясь запасом внутреннего тепла, рано «откроется», принимая стаи пернатых. Птицы найдут здесь тепло и пищу у родников и у ржавых незамерзающих проток. Клюквы на болоте мало, натоптаны ягодниками тропки; ягоды местные жители будут собирать на болоте и после нас - до самого конца сентября…
   
       Сегодня можно и дровишками заняться вплотную. На улице минус десять. Промороженные чурбаки «швырка» (напиленные дрова) колются ловко, колун  позвякивает на морозе. Работаем с отцом до темноты, которая наступает в это время рано, делая небольшие перерывы, чтобы попить чаю и перекусить. Пласты малосольной сёмги, припасённой на зиму, отрезаем тут же, в сарае. Морозит всё крепче. Узкая, зеленоватых оттенков полоска полярного сияния  разгорается всё ярче на севере небосвода, а через час, переливаясь всеми цветами радуги и мгновенно видоизменяясь, занимает всю видимую небесную сферу. Такое насыщенное сияние и я вижу впервые! Сполохи красного, жёлтого и зелёного плазменного света с огромной скоростью перемещаются по небосводу. Отец, забыв про дрова и покачивая от удивления головой, зачарованно любуется этим великолепным явлением природы….

В октябре с ответным визитом уже я прилетел к отцу на день рождения. Октябрь в Рязанской области - только середина осени. Относительно тёплые туманы перемежаются с солнечными деньками. Мужики, а с ними и свободные от домашних забот женщины в такие тихие вечера выходят во двор поиграть в домино (было и такое!).
- Ну, что, Палыч, скоро снежок выпадет. За грибами надо собираться! - подтрунивают отца мужики, наслушавшись  его рассказов про то, как он с лопатой и с молотком  за грибами ходил там, на Севере.
Отец усмехается и говорит, что понял…. Выносит из дома на стол баночку северных маринованных грибков, пакетик клюквы и пару зельдюшек (рыба - водится в реке Печора) - это для самых неверующих. Такой рыбёшки, жирной и почти прозрачной, тут ещё не едали!
- Я расскажу вам про баньку тамошнюю, северную, - всё круче интригует игроков отец. – Мужики в неё ходят как на работу, каждый день, к вечерку поближе. Телевидения там нет, а театров - тем паче!.. В шапках-ушанках и в рукавицах мужики заходят в парилку. А как же? Иначе нельзя! Уши в трубочку мигом свернутся! А ещё по весне, когда дрова у населения заканчиваются, они печки сёмгой топят! Она жирная, рыба-то эта красная, горит споро, – хитро прищурившись, привирает отец. Слово «сёмга» в те времена было тут, в средней полосе России, далеко не всем известным понятием… 

Рассказ отца завораживает игроков всё больше и больше.… Забыв о домино, мужики сидят с открытыми ртами и слушают. Слушают про диковины такого далёкого и незнакомого им Севера!..