Д. И. Новоплянский, В. Алентова

7 марта 1987 года.

Я приехала  в Москву в редакцию газеты «Правда» на встречу с героем своей дипломной работы «Публицистика  Д. И. Новоплянского». Давид Иосифович очень мне был рад, мы спланировали с ним на три дня совместную работу, и после этого он  организовал мою экскурсию по редакции. Больше всего меня удивил отдел писем. В одной из комнат стояли полки, а на них сотни тысяч писем.

- Это письма из вашей ... области, - объявил он.

- Как их много! Благодарственные?- предположила я.

- Нет,- вздохнул, - не угадали. Это, Танечка, жалобы и стоны.

Я задумалась: не многовато ли? Интересно, а из других областей нашей счастливой Родины в таком же количестве страдают?

Потом мы сходили в буфет, пообедали. Давид Иосифович купил мне «в подарок» ... палочку сервелата. Я  растерялась от   неожиданности и не знала, как себя повести. Было неловко, но и отнекиваться от настойчивого предложения - неприлично: покраснев, взяла…  Но главный сюрприз ждал меня впереди.

- В нашей Голубой гостиной сегодня, в связи с праздником, творческая встреча и новый фильм. Я вас приглашаю.

Исполнительница роли Кати в фильме «Москва слезам не верит» Вера Алентова приятно удивила меня своим умом,  интеллигентностью и скромностью. Она рассказывала о себе:

- Родом из Барнаула, из актерской семьи. Год трудилась на  … заводе.

- На пробу приглашены были Терехова (отказалась), Купченко (была на съемках). Повезло ей. Режиссер – муж.

- «Мы перекокетничали о тяжести труда актера,- говорила она.- Разве он может быть тяжким, если творческий?»

- «Извините, - говорит мне зритель,- я не был в Вашем театре. Спрашиваю: «А на Таганке были? А в «Современнике»? Тогда это Вы нас извините. Ведь это мы виноваты, что Вы к нам не ходите…»».

- «Да, актеру трудно. Но у него всегда есть право – право отказаться от роли… »

(среди журналистов – правдистов  в этом месте послышался шепоток: «А у нас и этого права нет…»).

    После встречи показали  новый фильм  - «Двое на острове слез» (Алентовой в нем не было). В кинотеатрах он позже так и не появился. А картина интересная. «Тема старая, а взгляд новый»,- пометила я в своем ежедневнике.

                ********

После праздничной встречи в Голубой гостиной  Давид Иосифович подарил мне фарфорового медвежонка (панда) и свою книгу с автографом. Книга была необычная. Её история такова.

Ко дню Победы попала в его руки фотография. На ней запечатлены лица солдат во время первого военного парада 1945 года, швыряющие знамена побежденного врага к подножию мавзолея на специальный деревянный помост. Задумал он выяснить судьбу этих героев, опубликовал в газете снимок. И посыпались письма. Со всей страны.

Личности  почти всех были установлены, их разыскали, они поделились воспоминаниями. Вместе с тем тема эта всколыхнула незаживающую рану у родственников тех солдат, которые не вернулись с полей войны, но и похоронок на них не было. Так родилась «Книга розыска»,  где под  руководством  Новоплянского были собраны сведения обо всех, кто пропал без вести.

Давид Иосифович  пригласил меня на другое утро к себе домой. В его однокомнатной квартире  «правдинского» дома из мебели был только стол, софа и полки с книгами.

Книг было море, глаза разбегались от восторга. Новоплянский, заметив мой интерес, предложил: «Танечка, выберите любую пару книг, и я с удовольствием их Вам подарю». На меня вот уже пять минут «смотрела» Цветаева, и не просто «смотрела», она «орала»: «Возьми меня!», но я не смогла покуситься на такое сокровище. Поблагодарив, я вежливо отказалась. О чем жалею по сей день.

 Хозяин по-простецки повел меня на кухню, налил огромную кружку бульона, положил на тарелку  куриную ногу и заставил «завтракать». Пока я ела, он рассказал о перенесенной недавно операции по замене хрусталика в глазной клинике Федорова, а также сообщил добытые у своих коллег (по моей просьбе!) сплетни о Пугачевой. А ещё поблагодарил меня  за мое доброе письмо в его адрес, «на которое просто невозможно было не ответить по причине его (письма) необычайной искренности и теплоты»…

Потом он разложил на столе подшивки фронтовой газеты, в которой работал в годы войны. Я листала пахнущие «порохом» страницы, делала для себя пометки. Мы просмотрели фотографии и интересные письма. Я отобрала важные в его карьере  статьи, записала на магнитофон две кассеты его рассказов. Вспомнить  Новоплянскому было что, ведь на момент нашей встречи жизнь  отстукала ему  75 лет (выглядел же он лет на 60).

Ах, какая светлая голова у него была! Он помнил многие события прошлых лет до деталей.  Я, разинув рот, слушаю про Крупскую, про Аджубея, про партийного деятеля  Поздышева (?)... Он рассказывает про детство, про Харьков, про голодные годы, про фронтовые будни.

Но особенно меня влюбили в него его профессиональная принципиальность, честность и высокий процент эффективности («действенности»)  публикаций. Он учит меня, как собирать факты, как защищаться от нерадивых и всемогущих чиновников. Он дает мне  уроки борьбы с «тенденциозностью» и предвзятостью в своем деле. С сожалением говорит о Центральном телевидении, на котором все и всех стали приглашать и снимать «за взятки».

Я поинтересовалась его мнением об увиденном вчера фильме. Он неожиданно заговорил ...о собратьях-ветеранах, увлекшихся привилегиями. С горечью и волнением (при выключенном магнитофоне) он поведал мне о наболевшем:

- Требуют льготы сегодня по всем «фронтам»! На мебель, на колбасу, на машины, на постельное белье! Спецмагазины открывают! Как будто мы на той войне за полотенца с наволочками воевали! 

На то, как живут дети тех, кто не вернулся, им наплевать! И ведь не понимают они главной  своей привилегии, данной им судьбой, – вернуться  живым и невредимым с кровавого побоища.

Миллионы лежат незахороненными! А эти «победители» всё празднуют не напразднуются! Всё хотят с общего стола побольше себе отобрать. Смысл жизни же остального  народа, по их мнению, строить им памятники  и бесконечно  благодарить. А ведь та война, которая выпадет новым поколениям, будет пострашнее…

- Ой! Давид Иосифович, не пугайте! – машу я руками и делюсь с ним своими «крамольными наблюдениями» по затронутой теме, которые никто никогда и нигде не опубликует.

Фотографии и письма он разрешил мне (какая удача!) взять с собой, а потом прислать их назад по почте. Я долго вертела в руках письмо Клары Румяновой, в котором она радостно сообщала другу: «Поздравьте, я стала самым заслуженным зайцем в России!».

На глаза мне попал свежий номер журнала «Октябрь». Я не преминула сообщить, что тоже его выписываю и читаю, но этот номер ещё не получила.

- Ой, Танечка, тут такая славная вещь опубликована! - обрадовался Новоплянский.- Твардовский (листает), из неопубликованного… «По праву памяти»: «Сын за отца не отвечает» (читает фрагмент).

Я  внимательно слушаю, но изюминки не улавливаю. Вежливо извиняюсь, поглядывая на часы. Потом мы пьем чай с конфетами. Расспрашиваю своего героя о семье:

- Жены нет, дочь живет в Харькове. А у вас как? Муж, дети?

Рассказываю. Опять поглядываю на часы.

- Мне пора.

- Не торопитесь,- пытается шутить мой «герой», - я ещё не устал, у меня и коньяк припасен для праздничка.

- Простите, Давид Иосифович, билет на сборный концерт по случаю в метро купила. Так хочется живьем артистов посмотреть!

Давид Иосифович провожает меня до лифта. Мы прощаемся. Неожиданно он меня чмокает в щёку.   Двери лифта закрываются, и я с глупой улыбкой спускаюсь вниз. 

"Вроде я не кокетничала, не давала повода…", - успокаиваю себя я и, выйдя  на улицу,    вежливо машу рукой  силуэту в окне  на прощанье…

Концерт в «Олимпийском» произвел разочаровывющее впечатление. С высоты десятого этажа я со страхом  вынуждена была наблюдать, как Малежик «воображал» свою «Мозаику» в элегантном кожаном пиджаке, а Катя Семенова, повернувшись к зрителям задом, весело крутила попой.

Это было так «не по - комсомольски». Запомнился почему-то неизвестный мальчик с песней «Я сделан из такого вещества»: так грустно, необычно  на эстраде до него не пел никто

                *******

Надо ли говорить, что моя дипломная работа оказалась одной из лучших и была представлена к опубликованию в научном сборнике Ургу. Недостаток у моей работы был один. У меня не было денег на машинистку (я их потратила на поездку в Москву, одна гостиница  «Ленинградская» чего мне стоила!). Поэтому  дипломная работа мною была написана ... шариковой ручкой. Научный руководитель Фомина была потрясена моим рукописным терпением-творением.

Пытаясь продавить через копирку второй экземпляр для Новоплянского, я нарушила себе руку (она у меня стала неметь, подергиваться). По окончании работы, я выслала публицисту второй экземпляр, но ответа не получила. Подумала, что он обиделся на меня из-за того, что для его больных глаз этот копировочный вариант был просто оскорбительно-нечитабельным. А у меня даже черновиков не осталось...