Шурик реальный пацан

Июльским душным вечером поезд тормознул на минут десять где-то под Иркутском. В воздухе запах мазута, гудрона, горчило дымом. Жар от распалённого дневным солнцем перрона. Духота. В вагон весёлой стайкой впорхнула небольшая группа молодёжи с туристическими рюкзаками за спинами, степенно вошли две тётки с огромными плетёнными корзинами в руках и плавно двинулись по узкому проходу, вдоль купе.
– Орешки, орешки, кедровые орешки, – послышались их чуточку окающие голоса.
По перрону, тем временем, вдоль поезда, туда-обратно прогуливался человек с пакетом в руках, по виду, особого отношения к стоящему составу никакого не имеющий. Так, воздухом человек дышит, не более. В вагон он заскочил уже в последний момент, когда шикнули тормоза, и серой мышью засеменил по проходу, кося взгляд на номера купе, за ним потянулся густо настоянный на поте, тяжёлый запах.
– Господи! да что же они, договорились что-ли?! – вскричала, пробкой вылетев из своего служебного купе, проводница Таечка, высокая стабильно сложенная девушка лет двадцати пяти, лишь только пассажир прошёл мимо открытых дверей купе и её накрыло тяжёлым амбре. А пассажир тем временем уже скользнул в нужное ему купе. Впрочем, там он задерживаться не стал и, бросив на полку, указанную в его билете, пакет, вышел и направился в сторону дальнего тамбура. Приоткрытые двери купе, мимо которых он проходил, с шумом задвигались. Из купе, которое так спешно покинул странноватый пассажир, сразу же вслед за ним выскочила массивного телосложения, уже не первой молодости женщина с неестественно округленными глазами.
– Ужас! У-жж-ас! Эт-то просто ужас? – Сипела она, одной рукой зажимая рот и нос, другой, согнутой в локте производя активные движения в такт мелким шажкам.
– Таечка!.. Таечка!.. Это!.. Эт-то просто ужас какой-то! – выдавила она, открыв служебное купе проводников, оставаясь при этом ещё некоторое время с открытым ртом.
Таечка, глядела не неё с недоумением, хлопая большими накрашенными ресницами, вроде, как-бы не понимая, что происходит, хотя конечно именно такого поворота событий она и ожидала, втайне надеясь, что пронесёт.
– В чём дело? – появилась на её лице озабоченность.
– Это ужас какой-то Таечка, – шипящим полушепотом произнесла женщина, испуганно оглядываясь назад, – просто ужас! – продолжала она, повысив голос, готовая в перспективе забиться в истерике.
– Вас кто-то обидел? – уже откровенно лукавила Таечка, делая страшные глаза и ещё более озабоченное лицо, как-бы, готовая всеми вверенными ей полномочиями защищать права пассажирки, на чью безопасность, по выражению лица последней, кто-то явно посягнул.
– Я там ехать не смогу! – сменила выражение лица женщина на чуточку плаксивое.
– Понятно!.. – устало бросила Таечка на полку жёлтый флажок, который сжимала в руке, словно скипетр власти.
– Таечка!.. он как вошёл в купе, я сознание чуть не потеряла, – страдальчески давила из себя женщина.
– Наваждение какое-то, второй уже случай за эту поездку, – словно не слышала женщину проводница.
–  Давайте, вот что сделаем, расскажем про это вашему бригадиру и пусть у неё голова болит что делать, – сделала попытку помочь проводнице женщина.
– Да нет, отвяжется только и всего-то, – вспомнила Таечка как уже жалилась бригадирше на одного из таких пассажиров, который с соседями по купе ехал по такому принципу: если он в купе, то там никого нет. – Ехал уже один такой, всего лишь две станции назад как сошёл, а тут вот этого занесло, – тяжко вздохнула она и направилась в сторону купе дородной пассажирки.
– Его в купе нет, он в тамбуре, – крикнула вслед дама и засеменила по ковровой дорожке вслед за Таечкой, но дальше своего купе не пошла, приняв вполне благоразумное решение, лучше отсидеться подальше.
– Ваш билет, – обличённым властью голосом обратилась Таечка к пассажиру, сморщив нос.
– Вот, – достал из кармана билет пассажир и протянул его Таечке и, улыбнувшись тихой грустью, добавил, – Меня Шурик зовут.
– Очень приятно…
Таечке, конечно, было бы удобнее, если бы он повёл себя по хамски. Ругаться бы там начал, права качать и всё такое и она смогла бы запустить в действии свой богатый арсенал вооружения как действовать и что говорить в подобных ситуациях, который она приобрела за год мотания в поездах южного направления. Шурик же, своей улыбкой обезоружил её. Но выдерживая лицо, она всё же строго спросила:
 – До куда едете, мужчина? – И прежде чем тот ответил, взглянув на билет, ахнула, – Батюшки! аж до самого Ростова!..
– Да уж, как-то вот так… – скромно потупился пассажир.
– Ну и как вы ехать думаете – вот с этим вот, – чуть приподняв развела в стороны немного полноватые красивые руки Таечка, намекая на не совсем приятный инцидент причиной которого сам Шурик непосредственно и являлся.
– Да уж как-нибудь, с Божьей помощью, – с младенческой простотой улыбнулся Шурик, обнажив в улыбке ровные белые зубы.
– Как нибудь! как нибудь! – вспылила Таечка, – а о людях вы подумали!? –  И кивнула в сторону двух девушек, которые спешно скользнули мимо них, зажав носы.
– О людях, в первую очередь! – с выражением сосредоточия и подобострастного внимания произнёс Шурик.
– А вы собственно, откуда едете? – сменила гнев на милость проводница.
– Из больницы милая, из больницы. Восемь часов операцию на голове без наркоза делали, –стянул кепку Шурик, показывая на длинный розоватый шрам, на остриженной под ноль голове.
– Ой, Господи! – прижала руки к груди сердобольная Таечка, – Больно, наверное, было?
– Не то слово, – героически ухмыльнулся Шурик, – да только мне в жизни и поболее терпеть приходилось.
– Да куда уж больше-то, – округлила глаза Таечка.
– Бывает и похуже, – лицо Шурика приняло стоическое выражение, – например, когда как ножом по сердцу.
В округленных глазах проводницы читался откровенный ужас.
– Образно… – Успокоил её беспокойный пассажир.
Таечка с облегчением выдохнула.
– Но с вами что-то решать надо, – вернулась она строго к началу разговора, – пассажиры жалуются.
– Давайте решать. – Склонил голову Шурик, покорно отдаваясь на милость проводницы.

В соседнем вагоне, где проводниками ехали ребята, Таечка договорилась, чтобы те Шурика привели в божеский вид и примерно через час, он отмытый от всего, что затрудняло нахождение в одном помещении с ним других, в светло-коричневом комбинезоне, в который переодели его проводники, с пакетом в руках, где томилась его одежда, Шурик вновь нарисовался в вагоне.
– Ну вот, теперь совсем другое дело! – развела восхищенно руками Таечка, созерцая великолепное явление Шурика, от которого теперь настолько же сильно разило каким-то освежителем, как до этого чем-то другим.
– Всё нормально, Таечка, – сделал распальцовочку Шурик, – жизнь только-только начинается, – и томно подкатив глаза, добавил – Эх, женщину бы счас, белую-белую, – да тока вот где её взять-то? – чуть помолчав, продолжил он.
–А это уже ваши проблемы, – и Таечка строго прошла мимо. – Чуть-чуть отмыли и уже женщину ему подавай, – пробурчала сердито сама себе, отойдя.
А Шурик тем временем благополучно вернулся в своё купе, шустро забрался на верхнюю полку и прилёг отдохнуть.
– Мужчина, вы бы постель застелили, – проявила участие соседка по купе.
– Да ладно, обойдусь, – махнул рукой Шурик.
– Ну как знаете! – недовольно покачала головой соседка.

Мерно постукивали на стыках рельс колёса. В знойной дымке проплывали за окном вагона леса, поля, перелески. В жаркой пыли томились деревушки, полустанки. Зноем опахивала в окна лежащая в мареве степь. Духота в купе, душно в вагоне. И словно прохладой веяло от рек, речушек и озер когда состав тянулся мимо них. Шумом и суетой встречали состав большие и маленькие станции. Шум, гам и голоса торговок.
– А вот картошка, отварная домашняя с огурчиками, подходите, покупайте!
И в такт другие:
 – Малина, смородина, крыжовник только что с кустов, подходите, граждане дорогие, покупайте, недорого!
И  уже ближе к Самаре подмешалось:
– Рыба, рыба, раки! рыба, рыба, раки!..

В поезде, по жаре сквозившем через всю страну, жизнь шла своим обычным чередом. Шурик, отоспавшись, засунув руки в карманы светло-коричневого, вообщем-то ещё вполне приличного комбинезона, на запястье, наполовину прикрытые рукавом поблёскивающие никелем приличных размеров часы, походка чуть в вразвалочку, плечи немного вперёд, – слонялся по ковровой дорожке вдоль купе.
– Ну как ваши дела, – иногда не праздно интересовалась Таечка.
– Дак, хорошо дела. Вот только любви хочется Таечка, большой и чистой, только где-ж её взять-то, – сетовал Шурик.
– Ну, тут уж я вам ничем помочь не могу, – снисходила до улыбки, уходя Таечка.
– Эх! – провожал её взглядом полным тоски Шурик.

С того времени как Шурик появился в вагоне минуло трое суток. Время в пути тянется нудно и долго, настроение у всех вроде того как ждать и догонять, да и Шурик фланирующий вдоль купе походочкой как в море лодочкой со скорбным видом человека разочаровавшегося вся и во всём, лишённый лучшего земного чувства – любви, особой радости или же какого-либо иного душевного подъема не приносил. Но вскоре к нему все привыкли как привыкают к предмету интерьера и уже особого внимания не обращали. Вот так и бродил он вдоль купе и дённо и нощно.

– Таечка! – заглянул в служебное купе рослый тридцатилетний красавец мужчина атлетического телосложения ехавший до Минеральных Вод и, судя по времени которое он проводил рядом со служебным купе явно не равнодушный к роскошной проводнице Таечке, – Таечка!– вновь обратился он к ней, когда она оторвала взгляд от дорожных документов, разложенных перед ней на небольшом вагонном столике, – в туалете бумаги нет и освежителя.
– Не может быть, я только утром всё положила! – возмущённо вышла в коридор проводница.
– Не знаю, – пожал могутными плечами мужчина, – иди, сама посмотри.
Таечка немедленно проследовала в туалет.
– И впрямь нету… – тут же вернулась она. – Ума не приложу, куда всё делось.
На лице Таечки полное недоумение, отчего её большие глаза стали огромными.
– Слышь Тай, – подошёл к ним проводник молодой мужчина из соседнего вагона, – кто-то в нашем вагоне бумагу в обоих туалетах спёр и освежители, да и в соседнем вагоне тоже.
– И у нас! – Огромные глаза Таечки стали ещё больше. – Нужно срочно положить, не дай Бог бригадир с проверкой пойдёт или того хуже пассажиры жалобу напишут, премии не только за поездку, квартальной лишат. – Спохватилась она.
– Я тоже уже положил, счас вот посматриваю, так-то мы в одну сторону всё потратим, – сурово промолвил коллега Тайи и ушёл в свой вагон бдить.
В течении дня Таечка и её напарница Маша, – девушка хрупкого телосложения примерно такого же возраста что и Тая довольно часто проведывали места где ранее для общего пользования совершенно бесконтрольно выставлялись бумага для спецупотребления и освежители воздуха. Но всё оставалось использованным в пределах допустимой  разумной нормы.
– Ума не приложу, кому это было нужно! – возмущалась Таечка после каждой проверки  вверенного ей госимущества.

Ночью в караул заступил Серёга,– могучий поклонник Таечки. Для обзора он чуть приоткрыл дверь своего купе, так чтобы видеть всех кто проходил мимо, сам же при этом, стараясь оставаться для постороннего взгляда, особенно для глаз лихого человека, абсолютно скрытым.
Шурик попался ближе к утру, часов эдак в пять, когда сон мирных граждан особенно сладок.
– Стоять! – грозно вышел из своей засады Серёга, заметив у возвращавшегося из туалета Шурика торчащие из карманов комбинезона баллончики, а в руках рулоны специфической бумаги. Шурик к  такому повороту событий был явно не готов и встревоженным сусликом застыл перед монументально возвышающимся Серёгой и рулоны нежной бумаги, выпав из его рук, покатились по ковровой дорожке.
– Не стыдно!.. – приглушённо-грозно, дабы не нарушить сон добропорядочных пассажиров прозвучало банально-риторическое из уст Серёги.
– Не-а! А чё стыдно-то они же ничьи, казённые, – чуть привытащил из карманов баллончики Шурик.
– А то, что Тая за них из своего кармана платит, ничего да!? – свирепел Серёга.
– Так чё платит-то, пусть не платит, – стоял на своём Шурик. – Государство дает, значит ничейное, – наглел он на глазах.
– Да ты чё, дурак что-ли?! – взорвался Серёга, но вспомнив, что Тая рассказывала ему о восьмичасовой операции без наркоза махнул рукой и прошёл в рабочее купе проводников, где бодрствовала Машенька.
– Пойдём Маха протокол изъятия составлять, – несколько фамильярно обратился он к ней, блеснув познаниями в области сыска.
Маша недоумённо таращила на него слегка спросонья глаза.
– Да ворюгу я поймал, протокол изъятых вещей надо составить, чтобы всё правильно было, – пояснил Серёга.
– Я не знаю как этот самый… изъятия составлять, – обошла несколько неприятное для неё слово Машенька.
– Да я в курсе… было дело, составляли, – туманно произнес Серёга, но не пояснил то-ли он составлял то-ли на него составляли и его взгляд ушел как бы в призрачную даль вполне возможно, что воскрешая в памяти не совсем приятные для него воспоминания.
– Пойдём, – встала Машенька и, поджав губы, решительно одёрнула форменную блузку.
Серёга шагнул в сторону, давая дорогу официальному лицу и задвинув дверь купе, направился вслед за ней. Шурик, как где-то в глубине души опасался Серёга, не скрылся с места преступления дёрнув стоп- кран, а с невозмутимым спокойствием укладывал незаконно приобретённое в больших размеров пакет, с которым несколько дней назад и появился в вагоне. И уже уложив всё, утрамбовывал сверху своей не совсем свежей одеждой.
– А ну выкладывай всё на полку! – громко приказал Серёга, благо в купе кроме них никого не было, соседи Шурика сошли на своей станции ещё вечером и их места оставались свободными. Шурик, было, заартачился наивно по детски пряча пакет за спиной, но Серёга применив физическую силу вырвал его из рук незадачливого воришки сопровождая свои действия обилием всеразличных словосочетаний, которые из-за присутствия Машеньки звучали в явно смягчённом варианте, но всё равно произвели действие почти что магическое и пакет изрядно распухший за время следования Шурика к месту его назначения оказался в руках Серёги. Изъятый пакет был немедленно выпотрошен на свободную полку открыв под лежалой одеждой второе дно, в котором было сокрыто полдюжины баллончиков с освежителем воздуха и примерно столько же рулонов туалетной бумаги. На самом дне пакета компактно покоился набор постельного белья, внешне очень напоминающий бельё которое выдавалось проводниками пассажирам на время следования и наводивший на мысль, что Шурик это самое бельё подрезал, обеспечив тем самым Тае и Машеньке стопроцентную недостачу на сумму гораздо большую, чем выше описанные предметы из туалета.
– Ах, ты-ж сволочь такая, у своих воруешь да?! Крыса!! – отвязался на Шурика Серёга.
И тут произошла поразительная метаморфоза.
– Но-но! – привстал с полки Шурик, на которую присел пока исследовалось содержимое пакета. – Очень уважаемый советую запомнить! – продолжил он, ткнув Серёгу в грудь твёрдым мосластым пальцем, впоследствии, по словам Серёги, очень болезненно. – Я Шурик из Ростова, – реальный пацан и крысой никогда не был, – блеснул в его прищуренных глазах бешеный огонек, и было заметно как его правая рука в кармане комбинезона сжалась и потянулась вверх. Бывалый Серега, отступив чуть назад  приготовился отбивать вооружённое нападение, так как даже самый простой обыватель предположил бы в данной ситуации, что тянет Шурик из недр комбеза не что иное, а бандитское перышко, готовясь защищать поруганную воровскую честь. Наверное, тоже самое представлялось и Шурику, но его рука вытащилась из кармана пустой.
– Ых-х!.. – тяжело  выдохнул он, судорожно разжимая сжатый до белизны в костяшках кулак.  – Скажи спасибо, что из пацанов наших тут никого не было, а то бы… – многозначительно замолчал он.
– Да ну его!.. – махнул рукой Серёга и они с Махой конфисковав похищенное покинули купе.
Утром поезд прибыл в Ростов. Серёга, Таечка и Маша решили подсмотреть, правда ли Ростовские пацаны будут встречать Шурика как он суропя брови пообещал Серёге, но Шурик, лишь только вышел из вагона, каким-то непостижимым образом тут же растворился в толпе встречающих и провожающих и как они не старались выследить его, – не смогли… Вот так ехал из Сибири и приехал в Ростов Шурик, – реальный пацан. А исполнилось Шурику на то время, – полных семьдесят шесть лет.

 
–