P 04 То ли счастье, то ли нет

    Аринушка жила в крестьянской семье, в деревне, что располагалась на берегу Волги за лесом. Ей только исполнилось 13 лет и помещик, увидав однажды шедшую с коромыслами девочку, решил взять в имение.
-Видать крепкая девка растёт, даже не сгибается под тяжестью, такая в усадьбе нужна, в поле есть, кому работать, да и смазливая.
Так Аринушка попала в барскую усадьбу. Её работа была не тяжёлой - присматривать за двумя барчатами трёх и пяти лет, им ещё рано, по словам Никифора Владимировича, помещика 38 лет рослого, кареглазого, русоволосого с забавно торчащими усами и малюсенькой угловатой бородкой, нанимать гувернёра. Кто такой гувернёр, Арина не знала, но своим умишкой понимала, что  Александра Никифоровича и Сергея Никифоровича, могут, когда подрастут малость, забрать у неё. Ну а там глядишь от няньки, перейдёт в её руки, пока совсем кроха, Наталья Никифоровна.
     Никифор Владимирович, а именно так приказано было величать барина, запрещал называть барчат просто по имени,
- Должны с детства привыкать господами быть, - так думала Ариша, обмывая мордашку Серёженьки. Опять весь изморался и чего его тянет к этой лужи, мочи нет, сорванец растёт. Только и смотри за ним.
-Сашенько Никифорыч - то глянь те - ко, тихонько - то сидит себе и играет с чудными игрушками - игрушки сделал плотник по прозвищу Зипунка,- а вы опять измазалиль. Меменька увидит, журить начнёт, а то и накажет.
    Так, возясь с барчуком, и не заметила, как в усадьбу вошёл Ибрагим из Бунчеевского села, что в пол миле от имения, только почувствовала пронзительный взгляд со спины. Оглянулась.
-Ишь, чего уставилси, чё девок в селе нетути?- схватив в охапку барчука, стрелой умчалась в дом,- одёжу поменять нодоть пока барыня не видит, ой, горе ты моё луковое.

    Ибрагим славился тем, что умело и быстро мог разделать любую скртину. Он был нарасхват, особенно на праздники, а тут как раз и гостей барин ожидал, значит, работы будет много. Ибрагим хорошо говорил по-русски, с ним легко, можно было договориться обо всём, да и грамоте русской был обучен, поэтому управляющий сам не поехал в село, а послал своего мальца Стёпку с запиской.

    Село, в котором жил Ибрагим было большое с мечетью и церковью напротив друг друга, но церковь ближе к лесу, а мечеть около развилки двух дорог, укатанных телегами, так как жили, мусульмане и православные. Те татары, которые были крещены, жили по правую сторону от дороги, а те, которые мусульмане - по левую. Жили дружно и не дрались, не ссорились, праздники отмечали весело, да и вечера девки сместях были, парни гуляли чуть подале от девок.  В селе почти все татары, Бунчеевы, одного, когда-то богатого знатного рода и жили по обеим сторонам дороги. С русскими, крещённые, на русской стороне, с татарами не крещёнными, на татарской. Сельчане так и прозывали меж собой, село Бунчеевским.

    Ибрагим жил в большой богатой семье мусульман,  заправляла которой бабка, старая Фатима, сколько ей лет, никто и не знал. Сын Агей 60 лет со второй женой Калимой  39 лет - первая умерла во время девятых родов - имел девять  сыновей, и пять дочерей. Девки давно были замужем и нарожали Фатиме 18 правнуков и правнучек. Парни женаты, - жили все  вместе, хотя для каждого был построен свой дом, но двор был общим -  по вечерам во дворе было шумно от ребятни, особенно в дни праздников. Агей был слабохарактерным и не мог перечить ни жене, ни детям, поэтому Фатима, после смерти мужа Керима - как же давно это было – взяла бразды правления в свои хрупкие натруженные руки. Она сама женила сыновей и выдавала замуж дочерей и около неё постоянно была куча, разного возраста, правнуков. Только Ибрагимка никак не хочет жениться, всё мотается из деревни в деревню, из села в село на забой скотины, а ведь уже не малый, 20 лет, пора и семьёй обзаводиться, да и дом уже почти для него готов.

    Нынче из барской усадьбы прибежал  Стёпка, весь взлохмаченный, в штанах на одной помочи через плечо и пестрой рубахе косоворотке. Постучавшись в калитку, просунув голову, огляделся, псины не было видно, перемахнув босыми ногами через порожек,  нырнув во двор. Переминаясь с ноги на ногу, глазами искал Ибрагима и не найдя его, постучал в окошко дома. Вышла девчушка лет пяти и на непонятном Стёпке языке, что-то спросила, сунув в рот кусочек сахарина. Стёпка, недолго думая, шмыгнул в дом и, споткнувшись об порог, плашмя шлёпнулся перед чьими-то ногами, обутыми в расписные серебром красно коричневые ичиги. Чья-то властная рука подняла его за загривок и поставила на ноги, то была Галлия, одна из снох Агея.
-Чё тебе нать? - спросила чисто по-русски, она неплохо говорила, потому что мать была русской. Стёпка оробев, протянул записку, вытащив её из-за пазухи,
-Это дядьке Ибрагиму - сказал он, протягивая записку, затем наклоняясь, рукой начал растирать ушибленное колено.
-Проходь, не стой у порога-то, охолонь малость, а то подишь взмок - то, бежавши,  - и вытащив из кармана фартука, сахарин, протянула Стёпки – на полакомься, вкусно.
О, такого он и не ожидал, тятька не балует его сластями, а тут чуть ли - не с его же кулачок, такое лакомство. Поклоняясь и поблагодарив, Стёпка чуть помусолив, вытащил из-за пазухи тряпицу, аккуратно замотал подарок и сунул опять туда же,  за пазуху.

    Ибрагим появился так неожиданно, что Стёпка растерялся. Статный, среднего роста красавец, предстал в красной атласной рубахе косоворотке с серебряными мелкими пуговками, ворот которой, как и низ рукавов  и подола рубахи, вышит серебряной нитью татарским орнаментом,  вышитым серебряной нитью, черным кушаком на русский лад. Да, на вид был русский, даже сапоги, с заправленными в них, черными, в мелкую серую полоску штанами, но на голове была тюбетейка темно бордового цвета, вышитая так же, как и кушак, серебряной нитью. Выходя во двор, накинул на плечи, чёрный бархатный кафтан на бордовой подкладке, так же отделанный вышивкой. Рыжие курчавые волосы, чуть ли с золотистым отливом, украшали его, но больше всего, соседских  девок, сводили с ума, огромные с длиннющими, как у девицы ресницами, ярко голубые, чуть с синевой, глаза.

    Таким красавцем он и явился в барскую усадьбу и увидел Аришу, возящуюся с мальцом.
-Шайтан, от, куда такая красавица? Месяц назад её здесь не было. Наверно из деревни, что за лесом, хороша девка, моя будет. Надо с барином переговорить, ой, хороша. Так бы ни так, но барин просто так её не отдаст, да и вера другая. – Задумавшись, Ибрагим вошёл в дом. Он знал, где можно найти хозяина, поэтому, не дожидаясь, когда прислуга его проводит, сам вошёл в кабинет.

    Это была не большая комната с большим окном, выходившим в сад. На полу лежал восточной работы ковер с заморскими цветами, окаймлённый бахромой, шкафы со стеклянными решётчатыми дверцами были наполнены  книгами и чудными фигурками. У глухой стены, где висел портрет какого-то знатного барина, стояло массивное отделанное на восточный мотив кресло, а перед ним, неуклюжий красного дерева письменный стол. Подле стола два кресла, тоже красного дерева, но обитые тёмно коричневой кожей.  На окне висели массивные плюшевые светло коричневые шторы, прихваченные, словно кушак с кистями, захватками.
-А Ибрагим, проходи - сказал барин - у меня будут гости, много гостей, помоги со скотом, сами не управимся. О деньгах не беспокойся, как всегда, не обидим.
-Да я за всегда барин, ежели надо, помогу, чё не помочь-то. Я вот чё, здесь, ну нынче увидел, с мальцом вашим - замялся, было, Ибрагим.
-А Аринка, да вот для сыновей из деревни привёз. Что, понравилась? Да девица хороша, ничего не скажу, но мала ещё, только 13 лет. М - да…- задумчиво протянул Никифор Владимирович, парень просто не отвяжется, а и так сразу не откажешь, обидится.- А, что? Я  подумаю, но только вот, не балуй, ей пока рано, мала, а я подумаю, ступай. - И уже, когда Ибрагим был у двери, повторил - не балуй, рано.

    В этот же вечер, Арину барин отправил в другое свое имение, что на другом берегу Волги, от греха подальше. Ибрагим искал Аришку, опрашивал дворню, никто ничего не знал, а кто и знал, боялись говорить, вдруг украдёт. Так промаявшись трое суток, Ибрагим не вытерпев, зашёл в кабинет барина
-Я завтра еду домой, а опосля в воскресенье жди Никифор Владимороч, сватов, Ариша буде моей женой, прячь не прячь, не то просто украду. – Одним  махом проговорил, плюхнувшись в кресло, которое заскрипело.
Барин, от неожиданности, чуть не поперхнулся слюной,
-Я думал ты забыл о ней… Ну не кипятись, чего искры – то из глаз пущаешь? Ну, да, отвёз девку отсюда, так ведь для неё и тебя лучше. Ну не смотри ты так на меня, не смотри. Да ты сам - то подумай, вера то у вас разна, а я ей веру менять не позволю и точка. Вот иди и думай. Моя будет, украду… -передразнил - Чего угрожать? Я её хозяин, что захочу, то и сделаю. Вот 15 лет будет, выдам замуж за управляющего другого имения, вольную подпишу, он православный, она тоже понял. Иди, иди с глаз моих…

   Как будто избитый, Ибрагим вышел, вернее сказать выволокся на улицу, во двор и, не обращая ни на кого внимания, вкарабкался в бричку и…   Только дома, он опомнился, когда обрушив свой гнев на псину, подскочившую к нему и получив сильный укус. От боли чуть не взвыл, бабка вышла во двор и окатила его из  наполовину наполненного водой ушата. Руку бабка чем-то обработала, замотала чистой тряпице, молча, шлёпнув ладонью по затылку, прижала бедолагу к своей груди.
-Выговорись Ибрагимушка, выговорись, не изводи себя.
Фатима, слушала внимательно, не перебивая, затем медленно встала, вымолвив,
-Украсть то можно, но ведь барин в суд подаст, девку, осрамлённую, в монастырь сошлёт, а тебя по суду, да в солдаты… Ладно, утро вечера мудренее, как русские говорят, поди, спать, а я подумаю.

    Наутро собрался совет всех мужчин, во главе правда сидела Фатима. Долго спорили, даже кто-то из братьёв угрожать начал
-Нечего и говорить, женить на сельской, забудет про свою кралю, ишь чего задумал, крепостную в семью приводить, да и вера…
-А что вера, придёт в семью, примет мусульманство – сказал Адыгей, но тут, же замолчал, вспомнив, как расстроилась когда-то его сватовство на православной татарочке.

    Долго спорили, судили, рядили, так ни на чём и не остановились, Ибрагим был бледнее выбеленных стен. Он не раз приезжал, а иногда и тайком пробирался в усадьбу, но Аринушка как в воду канула. Спрашивать о ней побоялся, могли избить  ненароком, псами затравить. Парень с лица спал, исхудал, стал словно тень, вот ведь как скрутила, заноза эдакая. Лишь через три месяца вызнал, у плотника Зипунка, что Аришу отправил барин в своё дальнее село ремеслу обучаться к знахарке Фёкле, что там она пробудет долго, до следующего лета. Отлегло от сердца, не выдали замуж. Пытался выведать, где деревня, но Зипунка только плечами пожимает.
-Так ить у барина не одна деревня то, где энта, мне и не ведано, управляющий подись знат, но его лучше не спрошать, токи обозлит и барину докладёт.

    Где то ближе к зиме, Никифор Владимирович, прислал Стёпку с письмом, где сообщал, что ждёт его через неделю. Сердце захолодело, что это сон или, в самом деле… Неделя тянулась, как казалось, нынче слишком долго, но вот наконец и среда. Ибрагим собрался скоро, надев новую, синего шёлка рубаху и новые порты - красавец, слов нет. Уже к двенадцати часам кружил вокруг усадьбы и лишь после обеда, вошёл во двор. Что его ожидало, не ведал, только ноги будто окаменели. Через минут двадцать его позвали в кабинет. Никифор Владимирович сидел как обычно в своём кресле, пригласив Ибрагима кивком, отпустил слугу, предложив сесть в кресло.
-Ну, что Ибрагим, жениться не раздумал на Аринушке? Вижу, вижу, не раздумал. Так вот, я дам согласие, для этого и отправил её учиться ремеслу, но, она не должна менять веру, она должна венчаться в церкви, иначе вольную не дам, это первое, второе, ты должен отработать за неё барщину, построить дом на правой стороне села, а лучше в городе, самое главное, принять православие. Учти, она не пойдёт замуж за иноверца. Всё, теперь думай. Я не тороплю до весны, а там смотри, её хочет сватать управляющий, я тебе говорил. Он за Арину, большие деньги предлагает!

    У Ибрагима кровь в груди так и закипела от негодования. Столько условий! Барщину отработаю, дом построю, а вот как с верой – то быть, это ведь не шутка, это вера… А тут ещё и супротивник обозначился, да с деньгами большими, шайтан его возьми.
-Хорошо барин, к весне жди, но дай слово, что не выдашь мою ласточку до времени, дай слово Никифор Владимороч! – вскочив на ноги, произнёс понуро Ибрагим.
-Даю слово, только и ты дай мне слово, что не станешь её искать и дашь ей обучиться. Я не хочу, чтоб потом, когда получит она вольную, была бедной и не спорь, она должна уметь содержать себя и не терпеть нужды, да и лечить людей не зазорное занятие, а она умная и как говорит Фёкла, схватывает всё на лету. Иди, весной жду.

    Да, что же теперь делать, как поступить, ведь родня не позволит ему креститься и принимать православие. Да, конечно брат деда когда-то крестился, так от него отвернулись все и по сей день никто не знает, где он и что с ним…
Так рассуждая, Ибрагим невольно оказался подле церкви, из которой выходил поп, совсем дряхленький на вид старичок, но только на вид. Это был отец Симеон 66 лет, чуть отстав, шёл дьячок Пашка, так называли его сельчане. Отец Симеон остановился напротив задумчивого парня, дав указание Пашке, поманил Ибрагима перстом за собой. Пристально поглядев в помутневшие голубые глаза, промолвил
- Ты Ибрагимушка не сетуй на барина и не удивляйся, говорено было уже с ним. Да, тяжело, но и ей нелегко. Веру поменять,  не топором махать, это понять надо. А ведь она тебя любит дурня, сама плакалась перед отъездом. Подумай, что с нею будет, коли отдадут за другого, за постылого, всю жизнь маяться в нелюбови будет.
Долго ещё говорил поп, и о много, но не настаивал, а у Ибрагима мысли совсем запутались, лишь подойдя к своему дому, отец Симеон отпустил измученного, но уже малость соображающего парня.

    Домой Ибрагим пришёл лишь за полночь, когда, как ему казалось, все спали, но стоило только переступить порог, как перед ним оказалась бабка Фатима. Она только глянула на внука и  всё поняла.
-Иди спать, завтра поговорим,- подтянув и наклонив понуренную голову внука, поцеловала в лоб, - иди, не майся, завтра после намаза и поговорим.
Отправив внука спать, сама пошла на женскую половину, к себе в коморку. Фатима уже сама всё решила, но всё, же хотела переговорить с муллой, он человек мудрый, что и подскажет, посоветует.

    Фатима так и не легла спать, в её голове было не спокойно, мысли путались, перед ней всё стоял понурый, исхудавший, одни глазюки голубые и остались, Ибрагимка, любимый внук.
-Ох, парень, парень, что же мне делать с тобой окаянная твоя головушка? Как переубедить не его, а всё семейство о замене веры? - Да, не простая задача стояла перед семьёй, не простая. -Это ж надо, влюбился в русскую девку, татарок, что ль мало? А если и влюбился, переломить, да оженить, вон Зульфия красавица, 16лет от роду, работящая, да и не из бедняков. А тут нать, русская, да ещё и крепостная.…   А переломишь, женишь, что из этого? Это только говорят, стерпится, слюбится, а не слюбится, что тогда? Как парню с ненавистной жить то?  Любови то не будет, а коли бить, за, что ни то начнет, али на стороне найдёт, ездит же по деревням, да по сёлам.  Ой, нет нельзя, жизнь парню на корню губить, нельзя. Пойду к мулле, поговорю, может, что и присоветует. - Фатима так и задремала за столом на зорьке, перед раскрытым Кораном.

    Проснувшись от топота ног  и детского смеха, переодевшись, Фатима без завтрака, пошла  к мулле в мечеть. Голова разламывалась, да и ноги плохо слушались, без отдыха вторые сутки. Она и не заметила, как Ибрагим последовал за ней, прячась за растущие вдоль дороги берёзы, только у дома муллы, встретившись с сестрой, и узнала, та сказала. Остановилась, поманив внука рукой,
-Ты чего это за мной плетёшься? Что следишь? Всё испортить хочешь? Возвращайся, дома работы не мало, - повысив голос, приказала, нахмурив брови.
На все отговорки Ибрагима, только и говорила - ить домой, я решать буду, а не ты.

    Ну, что тут поделаешь, пришлось возвращаться. Дома и в самом деле работ было невпроворот. К весне надо весь инвентарь готовить для работы в поле, да и брату в кузне помочь. Лишь к вечеру вернулась Фатима, уставшая с заплаканными глазами, но довольная. Сразу же собрала всех мужчин.
-Я нынче с муллой говорила – начала она, когда все собрались и расселись на нарах, застеленных бараньими выделаннымии сшитыми меж собой шкурами – насчёт Ибрагимки. Скажу, что мулла не сразу со мной согласился, но подумав, помолившись, он дал согласие на крещение - в комнате поднялся шум. Кто-то начал кричать, кто-то просто тихо возмущался, только Ибрагим сидел, молча, глядя на бабку выпученными голубыми, сейчас чуть ли не синими глазами. Ему и верилось и не верилось, что именно бабка, уговорила муллу, человека, которого переломить нельзя было, человека, который держался за веру как рак клешнями….  Это чудо? Это наяву? Неожиданно он встал со своего места, подошёл к Фатиме и на глазах изумлённых мужиков,, пал на колени перед ней, склонив до полу голову. Наступила моментально тишина. Никто и не мог подумать, что парень уже решил бежать из дома, что уже был готов маленький узелок с самым необходимым - он ждал и теперь склонив голову, молча, рыдал, стоя на коленях. Дождавшись тишины, она продолжила
-Ибрагимушка, мулла даёт согласие, но с условием, что ты год, отработаешь в пользу Аллаха в мечети, это первое условие, второе, ты должен построить дом, но не в селе, а в городе.
Опять начался гвалт. Да где же это видано, чтоб парень принимал веру жены? Почему из-за неё теперь семья должна терять работника? Долго бы продолжался этот крик, шум, может и драка началась и Ибрагимке бы, досталось, но поднялся, вечно молчавший отец.
- Я сегодня нашёл вот что - в его руке был тот узелок, что собрал сын, - его не удержим, нищим сбежит, вам этого нать? Да я тоже против перемены веры, но вспомните, Бог един, он властен, а как его называют люди, как ему молятся, так решили сами люди. И не спорьте со мной. Я отец и даю согласие. Сын, поди, сюда – сказал Агей, не стыдясь, вытирая скатившуюся слезу – негоже убегать, срамить и себя, и семью. Поработай год в мечете, а мы поможем в городе дом построить не худе боярского. Видал я девку, хорошая, работящая, внуков ещё мне нарожает, - притянув к себе голову непутёвого сына, поцеловал в лоб.

   Да, пришлось парню не легко, работа в мечете, отнимала много времени, а тут ещё и домашних хлопот предвесенних. Весной, поехали в город, место искать под дом, надо строиться. В управе сначала отказывали и не давали место под постройку дома, но когда сказали, что Ибрагим принимает православие, взяв в казну города 50 рублей на строительство больницы для бедняков, согласие дали. Но опять-таки поставили условие, что построив дом, надо будет в течение года платить в казну по 5 рублей  в месяц с каждого человека, мужского пола на содержание ремесленного училища. Место дали не плохое, но заброшенное, заваленное валежником. Дом решили строить кирпичный, тем более деньги в семье имелись. Как бы то ни было, всё пошло на лад. 

    Ещё в первых числах марта, Ибрагим с Фатимой и двумя старшими братьями, приехали в имение к барину  сватать Аринушку. Были привезены из деревни родители Агафья и Никанор, приехал отец Симеон с дьячком Пашкой и мулла. Аринушку только на показ вывели, пройтись перед сватьями, и увели, не дав молодым даже перемолвиться. Был подписан договор, в котором оговаривался срок и сумма барщины, день крещения Ибрагима, приданное, что давал барин за родителей. Помимо прочего к договору была прикреплена вольная Аринушки и её родителям, так же договорились, что родители могут жить в деревне, но уже на вольных хлебах.  Но тут ложку дёгтя в бочку мёда, прыснули и мулла, и отец Симеон.  Мулла не отпускал Ибрагима до окончания срока отработки,  а отец Симеон отказывался крестить, пока не пройдёт год после смерти старосты села. Да ещё будущий православный должен ходить к дьячку и читать Библию, выучить основные молитвы, и прочее и прочее. Так и решили, через три с половиной года, когда будет отработана барщина, молодых и обвенчают.


P.S Это были мои прабабушка и прадедушка... Продолжение чуть позже, как я созрею:-)))