Замок

Зима не торопилась, словно решила проверить еще раз, не забыто ли что перед дальней дорогой в три месяца. Ноябрь уже разменивал вторую декаду, но ни одна снежинка пока не долетела до земли. Деревья долго терпели, весь сентябрь не решаясь надеть золотые платья, только молодцы-клены нарядились в красные шапки и рубахи, расшитые золотой канителью,  но и они остались в зеленых шароварах. Березы и липы вскоре так и пожухли, не обратив внимания на щегольство кленов, и те облетели разом, побросав под ноги прохожих расписные шуршащие листья.
Деревни стояли полупрозрачные, среди лысин распаханных полей, по балкам и берегам ручьев топорщились стрижки молодых ольховников, зеркала прудов и озер были безупречно чисты в оправах поломанного камыша. Церкви блестели крестами, откликаясь ослепительно холодному ноябрьскому солнцу.
Я подъехал в Алешкино к полудню, загоняв свой пикап по затейливым  изгибам шоссе, разрезавшего пополам непрерывные села, жители которых даже не задумывались, что кто-то из них по жизни априори не правый .
Мужики уже работали: Жорка обдирал очередное бревно, Леха месил в корыте раствор, Герка делал подкоп для водопроводной трубы под ленту бетона, Васька, присев на корточки, выставлял по веревке кирпичи на углах фундамента.
Герка – мой старший брат, решил переладить свою баньку, добавить пристройку для гостей и возвести над всем этим второй этаж. Обдумывая предстоящее дело и собираясь с силами за кружкой-другой пива по вечерам с товарищами, не заметил приближение зимы. То плотник был занят, то друзья всей толпой уехали на юг. Но погода, снисходительно отложив наступление морозов, предоставила целую неделю солнечного безветренного затишья.   
Я переоделся в Геркину робу и сапоги, лежавшие в его УАЗике, подхватил веревкой за комель одно из бревен, вытянул его из верхнего ряда, переволок на опоры и начал срубать сучья, готовя его для Жорки. Каждый был занят своей работой, но делал ее как бы походя, хоть и не халтуря, самим же потом париться, но и без излишнего усердия, шутя, переговариваясь, подтрунивая друг над другом. Лишь Герка был сосредоточен и немного суетлив, как и положено хозяину. Моя рука быстро вспомнила работу, и топор, немного побрыкавшись, начал послушно ложиться точно в цель и порхал над бревном легкой бабочкой.
Все ждали плотника, он в нашей бригаде должен был стать именно тем основным ингредиентом, без которого, как в любом блюде, невозможно получить желаемого вкуса. Он один умел вязать бревна в лапу с замком.
- Ну что, ребяты, давайте обедать! – это Казимирыч, Геркин тесть, приковылял к нам из дома, в котором жил один до самых морозов. За теплый сезон он, потомок польского купца, расстрелянного где-то в лагерях, оброс косматой бородой и был похож на домового в своей старой ушанке, тулупчике и валенках.
- Да погоди ты, мы работать еще не начали, - перебил его Герка, зная, как тот ждал обеда, чтобы пропустить стопку-другую в компании, что было особенно приятно ему, одинокому сидельцу у телевизора длинными осенними вечерами. Все же его нетерпение было частично удовлетворено – Васька отложил свой мастерок и поплелся за стариком.
- Пойду попью.
- Много не пей! –  пожелали ему вслед, хохоча, Юрка и Герка, а Леха проворчал: - Сейчас махнет стакан и опять придуриваться начнет.
Из дальшейшего разговора я узнал, что все уже привыкли к выходкам Васьки, любая пьянка в городе с участием которого заканчивалась дракой, причем Васька же ее устраивал, Ваське же всегда и доставалось, но они его выручали, друг все-таки.
Тем не менее, работа есть работа, и уже через десять минут он вернулся, деланно серьезный и тут же начал искать свой мастерок, матерясь и сопя.
- Кто тут сдвинул мои кирпичи? Просил же не трогать! – он выкрикивал это неровным  и визгливым после стакана беленькой голосом.
Я отметил про себя, как же иногда преображается человек от дозы спиртного. Обычно люди становятся более веселыми , но некоторых словно подменяют – Васька был именно таким. Через несколько фраз его уже каждый послал по разу, потом по второму, пока он не ушел снова к Казимирычу с уровнем в руке.
Наконец за воротами раздался треск ручника, и к нам присоединился Серега, невысоко роста мужичок с повадками прораба и отрубленным пальцем на правой руке. Его манера говорить быстро и коротко выдавала в нем человека действия, все это почувствовали, как только он взялся за работу. Теперь уже мы были не каждый сам по себе, а действительно бригадой. Герка успокоился, я отложил свой топор и пошел быть на подхвате. Над первыми венцами стали елозить полусырые шестиметровые стволы с легкостью карандашей. “Вилка” чертила параллельные кривые между нижним и верхним бревнами. Бензопила кончиком языка вылизывала желоба, вгрызалась в шаблон очередной лапы. Жорка огромной дрелью с полуметровым штопором пробуривал насквозь вязкую древесину. Я с неподдельным любопытством наблюдал происходившее и понимал, что это и был “замок”, ключом от которого владел наш Серега, плотник, бригадир. Он умел собрать людей в кулак, надежно, чтобы ничего не разъехалось, чтобы было крепко и долго, строго горизонтально и строго вертикально, без щелей, без прорех, без сквозняков. Маленький замочек, всего лишь углубление и выступ в двух смежных бревнах, невидимый снаружи, но главный внутри, держащий весь сруб в нерушимой совокупности…
Через пару часов, почувствовав удовлетворение от физической усталости и голод, мы гуськом побрели в дом. Нас ждали котел наваристых щей, макароны с котлетами, черный хлеб и... пустая бутылка. Проснувшийся Васька, что-то бормоча, поднялся с лавки, взял стоявший у двери уровнь и побрел к бане.
- Куда, Васька? – крикнул ему вслед Герка. – Иди есть. Раствор уже схватился!
- Не учи ученого! Кто из нас каменщик?...


01.06.09 г.