Харс Пистонович. Часть V. Вкус Виктории

Уже два года прошло с тех пор, как никому не известные авторы никчемных повестей В.Глухотко и Д.Поликарпов опубликовали свои странные рассказы о некоем Харсе Пистоновиче, который кушал людей. Их книги почти нигде не продавались, читали их тоже, в основном, они сами, сам я случайно прочитал эти рассказы и нашёл их посредственными, хотя кое-какие моменты меня веселили. В общем, газетные заголовки не пестрили заголовками о маньяке-людоеде, всё было спокойно, люди были всё такими же грустными, погода такой же серой, как дома и жизни потребителей.

И я в этом смысле не исключение. Меня зовут Пётр Дзампаринович Лихштайнер, истории своей семьи я не знаю, так как моих предков разметала революция и советская власть, а сам я работаю в мелкой московской конторе копирайтером. Москва в этом году порадовала нас октябрьским снегом, градом и такой погодой, что наши друзья из Питера прислали сатирическую записку, содержание которой не передать нематерными словами. В общем, я такой же, как все, живу, стараюсь никому не мешать и рад, что меня никто не трогает.

Так случилось, что рано утром первого октября мне понадобилось съездить к моим родственникам в Голицыно, и я, хмурясь от мокрого снега, доехал до Белорусского вокзала, купил билетик, минуя идиотов, которые стоят в кассу, в удобном терминале, прошёл на платформу через пешеходный мост, дождался свою электричку и поехал. Сначала мне было тепло, но потом машинист объявил, что по каким-то там причинам отопление необходимо отключить, и дальше я околевал. В вагоне воняло блевотиной, а передо мной сидел бандитского вида мужик с большими кулаками, который сначала пялился на меня, но потом, к моему облегчению, заснул. Становилось всё холоднее, и чтобы немного разогреть окоченевшие конечности, я вышел в тамбур, чтобы изучить схему остановок электрички. В этот момент из восьмого вагона в наш проходили охранники, и я невольно услышал обрывок их разговора:

— ..Откусил ухо, а потом плюнул мне его в лицо..

— ..П*ц..

И охранники скрылись в вагоне. Я слегка опешил, так как обычно людям просто так уши не откусывают. Кроме того, я как раз смотрел на телефоне кино Конан-Разрушитель, где Уилт Чемберлен кусает ухо Шварценеггеру, поэтому такое совпадение показалось мне весьма интересным, и я погрузился в раздумья по этому поводу. Часто так случается, что, слушая музыку в рандомном порядке, думаешь о какой-то песне, и она включается следующей! И речь не о 30 песнях в общем, а о достаточно большом объёме исполнителей и количестве песен, не позволяющих хотя бы примерно предсказать, какая же будет дальше. И это правда случается часто. Может быть, конечно, это неким образом запрограммировано в программе, что песни, которые ты слушал недавно, следовательно, потому-то о них и помнишь, при следующем включении будут проиграны вероятнее. И это не иногда случается, а часто. К сожалению, я не знаю всех деталей устройства плееров, поэтому мне остаётся только уверовать в бога музыки и приносить ему жертвы в виде новеньких наушников в упаковке раз в четверг, совпадающий с приходом Марса в дом Луны и предложению установить обновления на компьютер. Кстати, о наушниках. Так как я - копирайтер в мелкой дрянной компании, следовательно, мне приходится писать много статей обо всём на свете, например, про клинкер или биологическую очистку сточных вод. Как правило, я понятия не имею о предмете, о котором пишу, и как-то раз я писал статью про наушники и узнал, что, оказывается, в профессиональной литературе их называют.. головные телефоны! Я тогда, помню, долго смеялся. Кредо нашей компании очень хорошо выразил наш системный администратор в разговоре с директором одной фирмы, которой мы предлагали наши услуги. Речь шла о продвижении сайта этой компании, и я просто обязан процитировать часть этого диалога:

— Сначала вы задаёте ключевые слова, затем наш копирайтер (это я — прим. автора) пишет статью, — начал наш сисадмин.

— А как же он будет писать статью о том, чего не знает? — удивился директор фирмы.

— Ну так ведь в общем-то вы нам скажете, — не смутился сисадмин, — Ну, как правило, первая статья, конечно, получается не такой, но уж на третий-четвёртый раз получается то, что нужно!

Не заржать было нереально, однако мне от этого стало не по себе, как когда читаешь статью на лурке и понимаешь, что она, в общем-то, описывает тебя и нещадно открывает правду. А ведь это и было чистой правдой. Мне задают писать на темы, которые мне не известны или известны поверхностно. Вот так я и работаю.

Пока я думал, электричка открыла двери на станции Голицыно, и я вышел на платформу, совершенно околев от холода. Пройдя привычной дорогой к дому моих родственников, я позвонил в домофон.

— Это я, Петя, — сказал я в ответ на хриплое "да?" из домофона.

Раздался отвратительный писк и дверь открылась. Подъезд был непривычно чист для нашей российской действительности, а лифт исправно работал, несмотря на свои расплавленные школотой кнопки этажей.

Родственники — дядя Миша, тётя Василиса и их дочь Таня — встретили меня довольно прохладно, так как виделись мы редко, о днях рождения друг друга периодически забывали, а приезжали они ко мне только если нуждались в проводнике по Москве или, что чаще, Московским крутым больничкам. Красную и Триумфальную площади я им показывал с большим удовольствием, а вот шастать по больницам радости не доставляло, поэтому, я думаю, они меня считали заносчивым "городским у*ком", как однажды про меня сказал дядя Миша, думая, что меня рядом нет. Как бы то ни было, я к ним приезжал регулярно раз в год в октябре, когда они меня снабжали всякими овощами с дачи, которые я потом торжественно вёз родителям. За это приходилось терпеть пытку в виде обеда и последующего чаепития с расспросами о том, как же мне дальше быть по жизни. Говорить на эту тему я категорически не люблю, так как у меня нет чёткого жизненного плана, которым я гордо мог бы похвастаться. Я живу одним днём, а они лезут со своими "и как же ты будешь содержать семью" и "когда купишь машину".
Этот раз не стал исключением.

— Ну что, как твоя Карина поживает?

— Марина, тётя Вася, нормально.

— Ой, Марина, я всё запомнить не могу, — отмахнулась тётя Василиса, наливая мне чай и ставя передо мной покупной вафельный торт, который я, как ни странно, любил. Долив чай, она добавила:

— Жениться-то не надумали?

— Нет, это успеется, — ответил я на автомате.

— А чего? — откусив печеньку, спросила тётя, — А, впрочем, как вы будете жить-то? Это же надо ремонт сделать, детей надо на что-то учить, одевать, а у тебя всё нестабильно, вот у моей соседки Люды...

И понеслось пространное описание жизни сына Люды, который теперь чуть ли не глава Одинцовского района, затем мне рассказали ещё несколько неимоверно скучных историй про жизнь людей, которые мне глубоко безразличны, и на самом неинтересном месте жизнеописания некоего Максима, который приехал из Одессы и зачем-то завёл ребёнка, живя в съёмной квартире, начался любимый тётушкин сериал, и она наконец-то отвлеклась от меня и принялась готовить какие-то котлеты, смотря телевизор.

Так как овощи должен был привезти дядя Миша с дачи на машине, мне предстояло себя чем-нибудь занять и пошёл к моей кузине Тане в комнату, надеясь, что с ней будет о чём поговорить.

Тане вот-вот должно было исполниться двадцать лет, с неё слетали последние детские черты, и её лицо, прежде такое наивное, становилось более женственным, отчего она стала весьма привлекательной девушкой. К сожалению, больше ей было похвастаться нечем. Она ходила в университет, что-то зубрила, на шутки реагировала слабо, увлекалась сериалами про какую-то чушь, и больше всего на свете хотела себе iPhone и "зеркалку".

— Зачем тебе "зеркалка"? — спросил я Таню, когда она поделилась своими ожиданиями к дню рождения.

— Ну, понимаешь, хочется, чтобы фотографии получались красивые, как вот тут! — Таня стала показывать мне фотографии, сделанные профессиональным фотографом и восхищенно смотреть на меня, как бы говоря этим "вот и у меня будут такие".

— Но Таня, — сказал я, — Тут дело в первую очередь в умении пользоваться этим фотоаппаратом, а также в умении применять свет, выбрать кадр, это очень серьезная работа, и она не сводится к нажиманию одной кнопки. У моего друга есть фотоаппарат, который даст тебе то, что нужно в плане...

— Нет, не даст! У моей подруги офигенный фотик, он делает шикарные фотки!

— Так ведь ты даже не будешь использовать весь его потенциал, настроишь один раз, а все остальные функции тебе не нужны, ты купи как раз тот, что настроен именно на это, без наворотов, он будет дешевле, и качество будет...

— Это мои деньги и мне решать! — отрезала Таня.

— Ну и ладно, — сказал я.

Больше мы с ней не поднимали эту тему и мирно болтали на разные темы, а потом стали смотреть марафон её сериала, так как дядя Миша где-то там задерживался.

Где-то с серии третьей я начал врубаться в суть происходящего и мне даже стало интересно, обладает ли Джейн тайной кристалла, или же нет. Мы даже не заметили как стемнело.

— Что-то Миша трубку не берёт, — зашла к нам в комнату тётя Василиса.

— Может, телефон сел? — приподнялся я, ощущая, что моя нога дико затекла.

— Может, но он уже давно должен был приехать, — сказала тётя.

Наступило небольшое молчание.

— Может, машина сломалась и телефон сел? — с надеждой сказала Таня.

— Всё может быть, я уверен, что всё в порядке, — сказал я, — Нужно подождать, мало ли что.

— Я позвоню Вите, — решила тётя Василиса и ушла за телефоном.

— Виктор Иваныч — это наш сосед на даче, — пояснила Таня.

Дальше мы погрузились в напряженное молчание, изредка перекидываясь фразами, но волнение не давало спокойно говорить и мысленно я всё время возвращался к размышлениям о том, что же могло произойти с дядей Мишей. Уверен, Таню занимали те же мысли. Я всё ждал, когда раздастся звонок в дверь и появится дядя Миша, который расскажет невероятную историю о том, как лопнула шина и он героически её менял под октябрьским градом. Но этого не происходило. Минуты тянулись как часы, и в конце концов тётя Василиса постучалась в квартиру к соседу, Петру Антоновичу.

— Петя, Миши долго с дачи нет, давай проедем, посмотрим, может, он где стоит, машина сломалась или что, — затараторила тётя Василиса.

— Нет, говоришь? — как будто усомнился тучный Пётр Антонович, шумно вдыхая воздух.

Тётя кивнула.

— Ну, чего ж, поедем! — сказал Пётр Антонович, взял старую кожаную куртку, кепку, как у таксиста и ключи от машины. Таня осталась дома, а я вызвался поехать с ними.

Ночное небо стало ясным, дождь больше не шёл, но большие лужи на асфальте напоминали нам о пришествии осени. В машине было холодно, я сел назад, мы прогрели двигатель и неспешно поехали по предполагаемому маршруту дяди Миши.

— Да не волнуйся ты, Василиса Григорьевна, ну, всякое в жизни бывает, кто его знает, что оно там, — гудел Пётр Антонович, а тётя Василиса отстранённо кивала.

Я не переставал думать о том, что же могло произойти, а также постоянно вертел головой, стараясь увидеть на обочине дядю Мишу и его автомобиль.

Мы уже достаточно долго ехали, когда на весьма пустынной трассе увидели знакомую машину, но чем ближе мы приближались к ней, тем больший холод разливался где-то у меня в животе: машина стояла, но дяди Миши в ней не было, но самое жуткое зрелище представляла собой открытая водительская дверь.

Мы остановились, и вопль тёти Василисы пронзил ночную тишину. Я оторопело смотрел на автомобиль, а Пётр Антонович побежал под откос, в лес, куда предположительно мог уйти дядя Миша. Немного погодя я вышел из оцепенения и понял, что тётя Василиса сидит прямо на земле около машины и плачет навзрыд. Тщетно пытаясь отделаться от очень нехорошего предчувствия, я присел рядом с ней и постарался подобрать какие-то аргументы в пользу хорошего исхода дела:

— Тёть Вась, может, он в туалет отошел и.. э.. сейчас вернётся...

— Не вернёётся, — проскулила тётя и разразилась ещё большими рыданиями.

Около десяти минут я пытался успокоить тётушку, и в конце концов она перешла с беззвучного плача на периодические всхлипы. Я помог ей подняться и сказал, ощущая в себе какой-то внезапный прилив храбрости:

— Давайте пойдём за Петром Антоновичем, надо поискать в лесу.

Тётя молча кивнула, всхлипнула, я захлопнул дверь машины и первым стал спускаться в канаву, помогая ей спуститься. Самое странное, что Пётр Антонович как будто растворился в воздухе, его не было даже слышно.

— Пётр Антонович! — позвал я.

Ответа не последовало.

— Пётр Анто-но-вич! — крикнул я во всё горло.

Становилось уже совсем не по себе. Я навыками ориентирования на местности не обладаю, однако всё же сообразил, как идти по следу Петра Антоновича и, включив фонарик на телефоне и буквально ведя за собой всхлипывающую тётушку, пошёл в лес. Было холодно, кусты и ветки деревьев были мокрыми, и разглядеть что-то нормально было невозможно. Я звал Петра Антоновича, дядю Мишу, но мне никто не отвечал. Я совершенно не понимал, как такое могло случиться, ведь мы не знали, где дядя Миша, но Пётр Антонович-то ушёл в лес на наших глазах, и тут вдруг оказывается, что он как сквозь землю провалился. Мы шли по следу, но никаких следов борьбы не было и в помине, только мятые ветки и листья, следы ботинок на грязи и больше ничего.

Мы остановились. Я не знал, что делать дальше, поэтому в очередной раз проорал:

— Пётр Антонович!

— Тихо! — вдруг шепнул мне прямо в ухо мужской голос, и прежде чем я успел развернуться, кто-то крепко меня скрутил и повалил на землю, придавив своим весом.

— Это я, просто не кричи, сейчас я тебя отпущу, — сказал мужчина и слез с меня.

Это был Пётр Антонович.

— Петя.. - пролепетала тётя Василиса, — Что..

— Тсс! — зашипел Пётр Антонович и знаком показал следовать за ним.

Он повёл нас куда-то дальше в лес, мы перешли через ручей, в котором я промочил ноги ледяной водой, и вскоре из-за деревьев показалась опушка с тусклым огоньком маленького дома.

Следуя примеру Петра Антоновича, мы спрятались за деревьями и стали смотреть туда, куда он вперил свой взгляд. Домик был довольно стар на вид, а мерцание свечи исходило из ближайшего к нам окна, которое было настолько грязным, что рассеивало свет. Около домика на столбах были закреплены бельевые веревки, на которых раскачивались какие-то лохмотья.

Я оторвал взгляд от дома и посмотрел на тётю. Тётя Василиса испуганно смотрела на этот дом, дрожа от холода и переживаний, она нервно теребила оторвавшуюся от пальто пуговицу и открывала рот, словно рыба. Пётр Антонович пристально смотрел на дом и о чём-то усиленно думал, я даже как будто видел, как шевелится его мозг внутри черепа, но это, конечно, было игрой его вен на виске.

Как только я собрался спросить шёпотом, что мы планируем делать, в домике распахнулась дверь, послышались мужские голоса и я с удивлением увидел на пороге дядю Мишу и его собеседника с бородой и шрамом вдоль лица. Судя по их интонациям, они изрядно выпили.

Тётя Василиса рванулась к мужу, Пётр Антонович попытался её остановить, но не дотянулся, и ночную тишину прорезал гневный крик:

— Скотина!

Голоса на крыльце домика стихли, и мужчины удивленно повернулись к тёте. Я решил, что скрываться больше нет смысла и пошёл за ней следом, готовясь оттаскивать разъяренную жену от дяди Миши.

— Ты посмотри, какая сволочь! — кричала тётя Василиса, быстро приближаясь к дяде Мише.

— Я.. - начал было дядя, но получил мощную пощечину.

— Свинья! Ты как мог меня так взволновать! А Таня? Ты в своём уме?! — лупила тётя Василиса мужа.

Я стал её оттаскивать, но это было непросто: тётя демонстрировала нехарактерную для женщины силу, стремясь достать мужа ногой или рукой.

— Вася, Вася! — стал оправдываться дядя Миша, — Тут просто недоразумение! Я хотел того.. Позвонить! (тут дяде Мише пришлось срочно отскочить в сторону, чтобы не попасть под удар ногой) Ну что ты в самом деле!  Я ж не знал, что телефон того!

В общем, немного погодя тётя перестала пытаться убить дядю, вместо этого она обняла его и заревела.

— Ну-ну, — смущенно похлопывал её по плечу дядя Миша.

Я перевёл взгляд на бородача. Это был добродушный старик, волосы которого только начала поглощать седина. Несмотря на возраст, его тело было на зависть подтянутым и излучало какую-то необъяснимую силу. Он улыбался самой лучезарной улыбкой из всех, что я когда-либо видел и чуть ли не с умилением смотрел на моих родственников. Заметив, что я на него смотрю, он ободряюще подмигнул мне, и мне стало намного легче. Нашёлся! Дядя Миша нашёлся. А где, собственно, Пётр Антонович?
Я обернулся, но не увидел Петра Антоновича, как ожидал.

— Ээ.. Пётр Антонович? — спросил я у деревьев, откуда мы вышли, а добродушный старик заинтересованно посмотрел на них.

— Вот что, — сказал он с каким-то косноязычным акцентом, глядя на меня своими глазами, в которых читались только любовь и проницательность, — Вы идите в дум, вы устали, вы муи гости, и раз уж так неудобно пулучилось, налейте себе чаю, берюте, что хотете, а я пруйдусь за вашим другом.

— Пожалуй, можно, — сказал дядя Миша и повёл жену в дом.

Я последовал за ними, а добрый бородач пошёл за Петром Антоновичем.

Чиркая макушкой по низкому потолку, я с любопытством стал рассматривать интерьер жилища старика: грубый дубовый стол стоял прямо посреди комнаты, а на нём красовалась бутылка самогона, вяленое мясо и почему-то тарелка клубники. Два из четырех разномастных стульев были вплотную придвинуты к столу, на одном из них лежал бумажный свёрток. Справа от входа, где я стоял, находились кухонные шкафы и тумбы, мойка и холодильник, а слева - кресло с журнальным столиком перед старым телевизором. На столике возвышалась башня из книг, на корешках которых я увидел немало неизвестных мне книг, таких, как "Скромное Предложение" Д.Свифта, "Пир" В.Сорокина, "Сон разума" Г.Витткопа, "Дорога" К.Маккарти, "Пять Андреев" В.Глухотко и А.Лимонова, а также такие бесспорные шедевры, как "Молчание Ягнят" и "Красный Дракон" Т.Харриса. Были и ещё книги, но перечислять их все было бы скучно. У меня возникло такое чувство, будто я что-то забыл, что-то очень важное, но я никак не мог понять, что я вообще мог забыть и почему это чувство возникло у меня после изучения книжной башни доброго старика.

В доме были ещё двери, но я счёл невежливым туда заглядывать, поэтому присел за стол, где уже сидели мои родственники и взял одну клубничку. Наслаждаясь её чудесным вкусом я силился вспомнить что-то, что я забыл, но нас прервал звук открывающейся входной двери.

На пороге был только старик, а Петра Антоновича не было. Я посмотрел на него вопросительным взглядом и, клянусь, на секунду я увидел огонёк торжества в его глазах, такой, как бывает, когда ты чего-то очень хотел, и уже предвкушаешь это, так как ты уже близко. Но эта искра проскочила быстро, и глаза его снова наполнились любовью и добротой.

— Любезный Пётр Антонович пушел думой, — сказал бородач, — Устали-с.

Последнее слово он подкрепил пренебрежительным жестом рукой, словно прогонял муху.
Мои тётя и дядя молча воззрились на него, а бородач прошёл к холодильнику и открыл его.
Столько мяса в холодильнике я не видел никогда! Мясо было в мешках, на поддончиках, даже в кружке была какая-то косточка, всё это было очень плотно и аккуратно уложено, но бородач достал откуда-то из глубин пакет очень вкусного ванильного молока, который я с удовольствием выпил в прикуску с ещё одной ягодкой.

— Миша, никогда так больше не делай, — устало сказала тётя Василиса, чуть-чуть отпивая из своей кружки.

— Ага, я того... этого.. — промямлил дядя Миша.

— Как ты вообще оказался у.. э.. — замялась тётя Василиса, глядя на доброго старика.

— Ивана Детройтовича, — живо подсказал ей дед, заговорщически подмигнув мне, — А, субственно, всё услучилося случайно. Михуил на даче купушилсо, а я проходил мимо и дай, думаю, разопью моё добро с ним, а то всё рузъехались, а один я не выпиваю!

Тётя Василиса посмотрела на дядю Мишу как на последнего идиота, и мысленно я был согласен с ней, представив, чтобы я ответил, предложи мне какой-то незнакомый дед распить бутылку самогона.

— Ну выпили, чего, — ещё тише обычного сказал дядя Миша.

— Ты что, пьяный вёл машину? — продолжала поражаться тётя Василиса.

— Не, не, — испуганно сказал дядя, подтверждая опасения жены.

— Ну, знаете, — разозлилась тётя Василиса и встала, — Это ни в какие ворота! С тобой мы дома поговорим! Такого ещё не бывало! А вы, — повернулась тётя к бородачу, — Бессовестный человек, как вы вообще имели наглость такое вытворять?

— Моя вина, — кивнул почему-то лучезарно улыбающийся старик.

Тётя Василиса метнула на него гневный взгляд, схватила меня и дядю Мишу за руки и заявила:

— Мы уходим!

— Уже? — делано удивлённо спросил дед.

Тётя не ответила ему, а потащила нас к двери, вновь демонстрируя свою неожиданную силу.
И тут случилось то, к чему я оказался совершенно не готов. Когда тётя открыла дверь на улицу, на нас упало тело Петра Антоновича, который, по-видимому, был прислонен к двери всё это время.

— Вот ведь незадачу! — сказал старик, ликуя, а потом разразился адским хохотом.

Я, совершенно ошарашенный, ощущая себя как во сне, кое-как выполз из под Петра Антоновича и с ужасом понял, что он мёртв, так как во лбу у него торчал заточенный сук, несовместимый с жизнью.

Старик тем временем прытко подскочил к нам и, как бы помогая дяде Мише подняться, потянул его за руку, но потянул так хорошо, что дядя Миша выскользнул из-под Петра Антоновича и вместо того, чтобы встать на ноги, плашмя грохнулся на пол, сильно ударившись лицом. И тут страшная мысль пронзила моё сознание, и вся картина сложилась у меня в голове, пугающая до дрожи! В.Глухотко — один из авторов тех грёбаных рассказов про бородатого каннибала со шрамом на роже, вот же его книга, вот она у него! А Харрис и Сорокин! Боже мой! Откушенное ухо, о котором говорили полицаи! Это же..

— Харс.. — почти беззвучно прошептал я, в оцепенении глядя на то, как тот самый Харс Пистонович, о котором я читал и считал которого плодом чьего-то больного воображения, этот самый Харс Пистонович сейчас окончательно оторвал руку у моего дяди и победно вскинул её в воздух, издав абсолютно дикий и сумасшедший рёв.

Медлить было нельзя. Я схватил железной хваткой мою опешившую тётю Василису и что есть силы побежал, таща её за собой прочь от страшного деда и его дома. Тётя и сама вскоре очухалась, и мы вместе неслись прочь сквозь лес. Мокрые ветки хлестали нас по лицам, кусты драли штаны и царапали ноги, но это всё было неважно. Важно было добежать до машины. Мы неслись во весь опор и вскоре прибежали к машине. Судорожно прыгнув на сидения, мы закрыли все двери, и тут тётя Василиса издала злобный вскрик — ключей-то у нас не было!

Не помня себя, но зато отчётливо помня голливудские боевики, я выдрал пластик под рулём и достал провода. К счастью, я кое-что знал о машинах из детства, когда мы с друзьями одно лето провели в гараже у наших старших товарищей, подрабатывая и попутно усваивая многие хитрости устройства автомобиля.

Но сейчас всё это было непросто: мои руки тряслись, а в ушах било сердце с такой силой, что я почти не слышал истошных криков тёти, которая завывала на все лады, призывая то поторапливаться, то спасти Мишу. А из леса показался Харс Пистонович, который держал руку дяди Миши в своей руке и, улыбаясь, махал нам ей. Машина завелась, нас неистово дернуло, так как я воткнул сразу третью передачу, и мы умчались прочь от проклятого места. Хотя я и понимал, что мы спаслись и уже едем, я всё равно постоянно смотрел в зеркала заднего вида с замиранием сердца, так как этого бородача я боялся теперь больше всего на свете. Мы домчались до дома моих родственников к часу ночи.

Думаю, нет нужды подробно описывать всё то, что было дальше. Тётя Василиса и Таня бесконечно плакали, я сидел и смотрел в пол, прокручивая в голове все эти ужасные подробности и укорял себя за то, что я не смог догадаться сразу, не смог связать воедино такие очевидные вещи, как одинокий дом в лесу, мясо в холодильнике и на сушилке для белья (в том, что там сушилось не белье, я не сомневаюсь), бороду и шрам, а также странный акцент. Это всё так живо вставало перед глазами, что я каждый раз покрывался мурашками, когда мой мозг снова прокручивал сцену отрывания руки и падающего Петра Антоновича.

Да, мы вызвали милицию-полицию, конечно, они приехали на место происшествия, и даже нашли всё почти в том же виде, в каком оно было в ту ночь, но самого ублюдка Харса Пистоновича след простыл. Не было также и бумажного свёртка на стуле. И самое дикое, что на грубом дубовом столе были сложены две оторванные руки в виде буквы "V", а между ними стояла тарелка с клубникой.

И его так и не нашли. Я не могу теперь жить как раньше. Мне странно видеть смеющихся людей и я боюсь ходить один по улице. Дома я закрываюсь на пять замков на двух дверях и всегда держу под подушкой кухонный нож. Я не могу жить спокойно, ведь я знаю, что где-то там, вне моего дома где-то есть добродушного вида каннибал Харс Пистонович, и что он, возможно, в этот самый момент добродушно смеётся и разговаривает со своим странным акцентом с будущей жертвой, которая виновата лишь в том, что не читала рассказов этих двух парней. Да и кто им поверит?

Кстати, я заметил, что они больше не пишут свои рассказы, так что, может быть, их герой добрался и до них самих? Или... ?

3-4 октября 2013 г.