Опередить смерть. Глава 5-6

5

После визита к полковнику, Артур, оставшись наедине с блюдолизом Шахом, никак не мог успокоиться. Чего от него хотят — предельно ясно. Есть ли у него какой-нибудь выбор? Или звуковое письмо родителям, или судьба жертвенного барана. Но почему он должен выбирать? Он не хочет ни-какого выбора. Это проблемы полковника, пусть он сам их и решает. В конце концов, это грубейшее нарушение прав человека. Я хочу быть сам по себе, я требую встречи с адвокатом! Я свободный человек! Армения, Азербайджан! Да я-то причем! Я житель Москвы, ничего не хочу знать! Убивайте друг дру-га, сколько влезет, плевать я хотел. Идиоты!
Еще недавно с партбилетами в карманах они убеждали верующих и наивных людей,— а люди всегда остаются такими,— что вот-вот на горизонте мелькнет светлое будущее. Оно не только мелькнуло, но и подошло вплот-ную. Но расположились в нем все те же кучки нечистых духом и телом воро-тил, которые, маскируясь словами о свободе и равенстве, потихоньку про-брались к власти. Теперь они получили и деньги, а также небывалые возмож-ности безнаказанно играть судьбами миллионов людей. В атмосфере вседоз-воленности они часто заигрываются, гибнут и сами, теряют, как тот же пол-ковник, своих детей, но это их не останавливает — вызванная ими лавина несет их дальше, сметая все на своем пути.
Спокойнее, без истерик. Миллионы людей обмануты и выброшены на свалку. Теперь и ты тоже можешь оказаться там же. Хотя и думал, что твое положение наверху тебя ограждает от всего, что случается с другими. Про-блема возникла именно из-за того, что ты появился здесь. Можно сказать, что это проблема места. Значит, надо поменять место.
Артур вскочил и начал нервно, скорее, для очистки совести, обследо-вать помещение. Хотя оно все на виду и никаких тайн не скрывает. Окно и дверь. С решеткой мне не справиться, остается Шах. Но ведь это не един-ственная дверь в доме. А если выберусь, куда потом? Портмоне осталось у шутника-капитана. Деньги, документы — все у него. Правда, в потайном кар-машке, свернутая в трубочку, несчастная сотня. Подкупить Ахмета? Смешно. Только Шаха на эти деньги можно было бы накормить до отвала  и стать его лучшим другом. Неплохо бы установить с ним приятельские отношения. Но не та порода. Да и время, время поджимает.
Артур подошел к собаке на расстояние метра. Протянул руку, словно пробуя погладить по голове. Шах зарычал, оскаливаясь. В принципе, нас учи-ли воевать и с собаками. Но реакция у них раз в десять быстрее, чем у чело-века. Пока бы я его душил, он успел бы превратить меня в окровавленный ку-сок мяса. Отравить его нечем.
— Шах, ну ты же честная, благородная собака! Ну ты же не можешь быть последним подонком. Шах, будешь меня кусать? Что ты морду отво-дишь? Скажи прямо, без этих человеческих выкрутасов!
Артур присел перед ним на корточки, чтобы глаза были на уровне глаз собаки. Шах оторвал зад от пола и подошел к Артуру. Пасть его была почти рядом с носом нашего героя. Артур осторожно наклонился и коснулся своим носом черной шероховатой кнопки на его носу. Шах в ответ лизнул нос Ар-тура своим горячим и шероховатым языком.
— Умница, Шах. Ты просто гений среди собак.
Артур потерся лицом о собачью морду.
Пес лизнул его еще раз — в щеку.
Ша-ах, Ша-ах… — ласково повторял Артур, прижимаясь все крепче к собаке. Теперь главное — осторожно коснуться рукой его головы, легонько погладить, а потом добраться до ямки в основании черепа, массируя которую можно разнежить не только человека, но и любое животное.
Через пять минут прибалдевший Шах обильно слюнявил лицо Артура и поскуливал от удовольствия.
— Нет счастья в жизни, да? Никто не гладит тебя, не ласкает, все только командуют, тут невольно озвереешь. Но мы сделаем из тебя человека, Шах. Ну, все, на первый раз хватит. Все, хватит лизаться. Во что ты превратил мой пиджак? Ну, ты настоящий сукин сын, кто будет это чистить, а?
Артур напоследок медленно провел ладонью от головы до хвоста. Но пес не хотел уходить на свое место. Артур, легонько подталкивая, все же уса-дил его в проеме дверей. Но как только успокоенный Артур попытался сде-лать шаг в коридор, раздалось такое же грозное рычание, как и прежде.
— Дружба дружбой, а служба службой? Ну, ты, Шах, совсем скурвил-ся. А мне в туалет нужно, пи-пи. Вот этот ритуал мы с тобой еще не пробова-ли. Вместе пописать на что-нибудь. Эй, есть тут кто-нибудь? — крикнул Ар-тур в открытую дверь.
— Ну, чего орешь? — раздался сзади мрачный и какой-то объемный го-лос Ахмета.
Артур резко обернулся, не понимая, откуда раздался звук.
— В туалет нужно,— неуверенно произнес Артур. Кто его знает, какой тут техникой напичкано все.
— На стене у двери выключатель. Нажми. Что там с собакой, чего она скулит? — голос раздавался сверху, как будто из люстры.
— Не знаю. Это же ваша собака.
Да, действительно, выключатель. Белый, почти незаметный. Артур нажал. Что-то зашелестело, и стенка раздвинулась. Вполне приличный сану-зел с умывальником. Умыться после нежностей с Шахом, а то Гюльнар услышит запах псины и не захочет будить. Да, остается слабая надежда на Гюльнар. Хотя она тоже вроде как пленница. Но должна же она знать какие-нибудь секреты. Даже зеркала нет. Уже и представления не имею, на кого я похож. К счастью для нас с Гюльнар, видно, только звуковое слежение. По-говорить не удастся. Помолчать с ней я мог и в Москве. Будем говорить на самом выразительном языке — прикосновений и поцелуев. Ну и влип. Нет, никаких звуковых писем от меня не дождутся. Пусть проворачивают все са-ми, если хотят. Но, с другой стороны, можно все спокойно объяснить родите-лям, чтобы они зря не мучались, гадая, что со мной. Нет, сам влип, сам и вы-путывайся. Сколько можно. Чуть что — мамочка, папочка…
Освежившись и приведя себя в порядок, Артур вышел. Еще раз нажал кнопку.
— Постель под лавкой,— опять раздался голос  свыше.— Отбой через полчаса.
Действительно, под лавкой, которая была крышкой, оказались тюфяки и одеяла. Обнаружились даже и простыни с подушками. Правда, все это отда-вало затхлостью.
Артур приготовил себе ложе на ковре, с видом на зарешеченное окно, в темном проеме которого уже поблескивала какая-то мохнатая звезда. Звезда в чугунном квадрате решетки. Разделся, аккуратно сложил костюм на лавке. Переживания переживаниями, а на сон все-таки тянет. Ну и денек. Да и сле-дующий, видно, ему не уступит. Вот Берта Соломоновна, вы и не подозревае-те, где и чем занимается ваш Артурчик. Он провалился в сон, даже не до-ждавшись, пока Ахмет потушит свет.
Проснулся он также неожиданно, звезды уже не было, но Гюльнар, де-вушка его мечты, сама мечта, тихонько лежала рядом с ним, забросив руку на грудь и уткнувшись губами в шею.  Она почувствовала, что он проснулся и тут же накрыла мягкой ладошкой его рот. Какое-то время они лежали, не дви-гаясь, проникаясь счастливым сознанием близости.  Он только целовал, уми-ляясь, эту ладошку. Наконец, он сообразил, где они находятся, и что эта бли-зость может быть единственной в их жизни. Он жадно прильнул к ее губам. Она была в одном тонком халатике. Артур осторожно и властно освободил ее от одежды и приник к ней всем телом. Какая она маленькая. Послушная, как ребенок.  Волосы разметались по подушке. Какие они жесткие, на вид гораздо мягче. Этот раз может быть у них первый и последний. А может, она еще де-вушка? Он должен быть очень осторожен и нежен. Может, именно оттого, что нежность переполняла его, нежность пополам с тревогой, дальнейшее продвижение на пути любви было пока невозможным. Такого с Артуром ни-когда не было. Его боевой друг, с которым они одерживали победу за побе-дой, словно стеснялся чего-то и никак не хотел являть себя во всей красе.
Легкие шаги на лестнице. Артур насторожился. Да, кто-то осторожно поднимается. Артур мгновенно вскочил, увлекая за собой Гюльнар. Метнулся к выключателю, нажал. Дверь отъехала. Он резковато втолкнул девушку внутрь и снова нажал кнопку.
Шах радостно поскуливал.
Не успел Артур плюхнуться на постель, как в комнате оказался еще кто-то. Он закрыл глаза. Сердце тяжело бухало в груди. Ну, не убивать же его пришли.
Запах французских духов. Женщина. Зейнаб, догадался он и сразу рас-слабился. Не упустит своего. Друг его, словно испытав облегчение, сразу пришел в себя. Оказывается друг его совсем не прочь, да только расположен он заняться своим привычным делом именно с Зейнаб. «Желание моего друга для меня закон»,— ухмыльнулся Артур. Именно сейчас, когда его любовь, девушка его мечты, Гюльнар сидела в той маленькой каморке, замирая от страха и от волнения за него, он собирался изменить ей. Возможно, в этом была его неосознанная месть Гюльнар, благодаря которой он и оказался в этой западне.
Артур  потянулся к женщине, присевшей на корточки возле его ложа. Перекатил ее через себя и прижал всем телом к постели. Ах, она упирается. Не для этого же ты пришла сюда, моя дорогая. Он закрыл рот ей поцелуем. Ее сопротивление только усиливает желание. Да, нет, она сопротивляется не на шутку. Ах, мы еще и в трусиках. Какая церемонность. Такое впечатление, что она шла на светский раут. Лицемерка. Уж куда честнее моя Гюльнар — простодушно готовая для всего, что должно случиться. Что ж это такое: я стучу, а меня не пускают. Дверь на замке. Нет, мы не будем возиться с от-мычками. Мы взрываем и взламываем. Как асфальт отбойным молотком. Есть упоение в бою… Наконец, он с предельным усилием, мучительно больно, входит в нее. Но с каким наслаждением! Наслаждением победы, скорее ду-ховным, чем физическим. Она приглушенно вскрикивает и бессильно замира-ет. Так-то моя любезная. С этого бы и начинала. Нечего корчить невинность, когда ты оказываешься ночью у постели мужчины. Который ждал совсем не тебя. Мягче, мягче, уже как взбитые сливки. Взбиваем дальше, больше. Жид-кость неожиданно хлынула из него, он сделал еще несколько движений, за-мер, расслабился. Почувствовав, что он достиг своего, Зейнаб больно укусила в плечо и резким движением сбросила его, перекатилась на ковер, вскочила и выбежала.
Артура это нисколько не расстроило.  Ненормальная какая-то. Чего то-гда приперлась.  Знала же, что буду не один. Сама же передала записку Гюль-нар. Пребывая в приятной расслабленности, он вдруг вспомнил, что в туалете у него мерзнет Гюльнар. Да и кое-что, она вероятно, слышала. Ну и ночка, дню не уступит. Он поднялся, прикоснулся к выключателю, стенка раздвину-лась. Ударил свет. В проеме, как статуя в нише, стояла нагая… Зейнаб. Ее черные волосы были распущены, как у Гюльнар. Какое-то время она насмеш-ливо глядела на него, потом взяла его за руку и притянула к себе. Другой ру-кой что-то нажала, стенка закрыла их.
— Теперь только мой,— шепнула ему на ухо.— Сначала мы его умо-ем…
Артур, ошеломленный происходящим, точнее происшедшим — он из-насиловал Гюльнар! — не противился ничему, что делала с ним Зейнаб. Его боец опять висел, как обрывок веревки и, казалось, совсем не стыдился этого. В нежных руках Зейнаб ему даже нравилось. Она смыла кровь — следы пре-ступления. Да, Гюльнар оказалась девушкой. А может, просто попал на ме-сячные? Как все невпопад. Злость на самого себя поднималась из глубин его естества. И злость на Зейнаб. Вероятно, именно эта злость и дала новые силы его бойцу. Зейнаб сразу почувствовала, как он дрогнул и напрягся.
— Ну, вот и умница,— она присела на корточки.
Зейнаб открыла их убежище, и они снова приняли горизонтальное по-ложение. На смену нежности не по адресу, с которой он встретил коварную Зейнаб, пришло остервенение. Наконец, измученная, она робко попросила о пощаде,— Артур уже перестал считать ее содрогания (было у него такое хоб-би),— он, наконец, смилостивился, расслабился.
Немного успокоенные, они обнаружили, что Шах стоит рядом, поску-ливая и повизгивая. Их занятие явно возбудило его.


6

Артур подумал, что еще успеет немного поспать, как вдруг вспыхнул свет и раздался голос полковника:
— Не двигаться! Всем оставаться на своих местах!
Это распоряжение было излишне. Артур был так расслаблен, что смог только с трудом оторвать голову от плеча Зейнаб.
Полковник стоял в цветных трусах до колен. Лицо его было багрово. Огромное волосатое брюхо выпирало мощно и угрожающе. Он казался ка-ким-то монстром. Рядом стоял Ахмет. С резиновой милицейской дубинкой в руках и таким же лицом, как тогда, когда он смотрел сцену жертвоприноше-ния.
Артур спокойно и обреченно подумал, что вот теперь он действительно влип. Но тут же ощутил в себе какую-то упрямую и яростную волну. Да по-шли они все, надоело! Он оторвался от Зейнаб, она тут же вскочила и, как была нагишом, так и выскочила из комнаты. Босые ноги зашлепали по сту-пенькам. Халатик и тапочки остались на ковре, как неоспоримые улики их преступления. Перед кем? Только перед Гюльнар, окровавленной, оскорб-ленной. Шах с похотливым лаем устремился за  девушкой, расточающей вол-нующие ароматы.
— Хозяин, подарите его мне,— умоляюще прохрипел Ахмет.
Полковник молчал. Поощрять садистские склонности Ахмета не входи-ло в его намерения. Его мать, тетушка Фарида, их дальняя родственница и со-седка в родном селенье, просила, чтобы он был ему не только начальником, но и отцом. Видишь, люди простые, а понимают, что не на войну нужно пе-реться, а переждать возле влиятельного родственника. Переждал, а теперь вроде и прижился. Без него, как без Шаха. Правда, есть у парня одна сла-бость, но приходится мириться. Да, курд этот не плохо устроился. И суток не прошло, а уже все загадил. Что, он такой смелый, или просто очень наглый? Улегся, как ни в чем не бывало. Ему на коленях бы ползать, ноги целовать, а он…  Уважать себя заставил и лучше выдумать не мог.
Поэму Пушкина полковник в свое время знал наизусть и время от вре-мени поражал окружающих своей эрудицией. Хотя и не всегда к месту. Цита-та из русского поэта приходила ему на помощь именно тогда, когда он оказы-вался в некотором затруднении. Как и сейчас. Он все никак не мог опреде-литься в отношении к Артуру. Ему казалось, что это его сын, явленный ему в образе курда из Армении. Сын полковника, в сущности, был такой же шало-пай, как и Артур, совсем не думающий о своих родителях. Оба они делали только то, что хотели, ни с кем не считаясь, и вот один уже погиб, а другой еще балансирует на канате.
Артур перевернулся на спину, натянул  одеяло до подбородка и уста-вился на бледнеющее небо в окне. «До следующего утра, видимо, не дожи-ву»,— как-то отрешенно и спокойно подумалось ему. После такой ночи мож-но умирать. Гюльнар никогда не простит его.  Как все глупо. Ведь была же возможность — объявили посадку на Москву, душа отозвалась… В конце концов, надо же когда-то умирать. Немного раньше, немного позже. А от этой ночи, возможно, будет ребенок, хотя бы один…
Полковник молчал. Когда он, перегруженный впечатлениями дня, поз-волил себе заглянуть к Зейнаб, не по графику и вопреки негласному соглаше-нию — душа и тело требовали настоятельной разрядки,— то, в общем, не удивился, когда она не отозвалась на его стук.  Дверь, как всегда, была не за-перта, но ни в постели, ни в ванной ее не было. Хотя там и горел свет. Он сра-зу понял, где она. Но не поленился спуститься и в комнату охраны, к Ахмету.  Тот увлеченно играл в свою любимую компьютерную игру. Стрельба и кровь. Зейнаб иногда приходила поболтать с ним. Ей нравилось дразнить это-го мужлана. Но — информация достоверна — соблазнить его ей еще не уда-лось. В ее присутствие он робел и краснел, как девица. Да, у Ахмета ее не бы-ло. На половине жены, где сейчас располагалась и Гюльнар, ее быть не могло. Между красотками возникла стойкая неприязнь, не доходившая, однако, до открытой вражды только благодаря тому, что у каждой был свой ареал оби-тания.
— Подарите, ради Аллаха! — почти простонал Ахмет, возбужденно постукивая своей дубинкой по ладони — то ли успокаивая себя, то ли распа-ляя.
— Больно дорогой подарок, Ахмет. Перед тем, как отправить его в «Улдуз», разрешаю немного поучить. Но не больше. Понял?
— Понял,— угрюмо отозвался Ахмет.
Застав Зейнаб там, где она и должна быть соответственно своей приро-де, полковник подумал, что ему хотелось бы даже понаблюдать за ними, как это все у них получается. Когда он просматривает материалы с конспиратив-ной квартиры, всегда начинает с этих сцен с участием Зейнаб. Глупый капитан дошел до того, что исповедуется ей. Он что — уверен, что вся аппаратура и отключается, когда он дает такое распоряжение? Когда полковник видит ее с другими, молодыми и сильными, то чувствует и себя таким же молодым и неутомимым. Хотя в свое время уделял он этому мало внимания. Проклятая работа, постоянная нервотрепка. Даже жене не уделял должного внимания. Хитрое дело женщина… Надо было и здесь установить видеокамеру, хотя, кто ж мог подумать… А если усыновить этого парня? Нет, глухой номер. Тут же сковырнут. Даже никто и разбираться не будет. Никто и не вспомнит, что он курд. «Усыновил армянина!» Какие дурацкие мысли лезут в голову. Да, курд, тебе повезло, что здесь оказалась Зейнаб, а не Гюльнар. На месте при-стрелил бы.  Есть все-таки что-то, что дороже денег и здравого смысла… 
Медленно, с трудом сдерживая ярость, Ахмет подошел к постели Ар-тура.
— Подъем, сука! — сказал неожиданно тихо и с дрожью в голосе.
Артур лежал невозмутимо, как покойник.
— Кому сказал? — крикнул Ахмет и ткнул Артура в бок концом своей дубинки и тут же добавил удар ногой.
Нога была в кроссовке, поэтому удар оказался не столь сокрушитель-ным, каким мог быть. Ребра уцелели. Хотя глаза Артура были прикрыты, все же сквозь щелочку он не без интереса следил за Ахметом. Вот он будет жить, зверствовать, а я, честный предприниматель, несостоявшийся миллионер, бу-ду мирно гнить в какой-нибудь яме. Предательская влага подступала к гла-зам. Так дураку и надо. «Девушка моей мечты!» Сегодня ты изнасиловал эту мечту, а в отместку, вполне справедливо, Ахмет сделает с тобой все, что за-хочет. Бей меня, бей…
Отзываясь на душевную, но невысказанную просьбу, Ахмет ударил но-гой еще раз, уже чувствительней.
Только бы не осквернили тело. Хотелось бы умереть мужчиной.
Ахмет размахнулся и перетянул дубинкой по животу.
Артур успел напрячься, за прессом он следил. Ватное одеяло к тому же смягчило удар. Но все-таки достал, скотина. Этот идиот начинает его раздра-жать. Что ж, он так и будет, как первый христианский мученик, терпеть все издевательства? Нет, религия терпения — это уж для совсем убогих.
Когда Ахмет положил свою дубинку на лавку и, шагнув к окну, скло-нился, чтобы схватить Артура за ноги и спустить по лестнице, с наслаждени-ем считая каждый удар его головы о ступеньки, Артур сделал незаметное движение ногами, которому Ахмет, убаюканный безропотностью жертвы, не придал никакого значения.
А зря. Понял он это, только когда рухнул с воплем на пол. 
— Вар ол!; — непроизвольно вырвалось у полковника.
Прием был детский: одной ступней цепляешь за пятку, другой бьешь спереди по голени. Эффект зависел от силы и резкости удара. Ахмет, полу-чил, видимо, закрытый перелом. Он попытался встать. Но тут же упал опять. Он побледнел от ярости и оскорбления. Армян, курд этот вонючий, одним незаметным движением посадил его на пол и теперь может сделать с ним все что хочет. Теперь его жизнь зависит только от полковника. Но это ведь он, Ахмет, обязан защищать своего господина. Получается, что он завалил служ-бу. Полковник может отправить его обратно в деревню. И все из-за этого раз-вратного подонка. Такие только и нравятся девушкам. Ахмет скрипел зубами от боли и ненависти.
— Теперь, салага, понимаешь, что получается, когда начинаешь будить старшего по званию? — вспомнил кое-что  Артур из словарного запаса казар-мы.— Господин полковник,— произнес он все еще томным от недавних заня-тий голосом.— Ахмету нужна квалифицированная медицинская помощь. Для начала, если доверите, я могу наложить шину.
Полковник был несколько разочарован, что спектакль быстро закон-чился. К тайному удовольствию от унижения Ахмета добавилось раздраже-ние от ненужных проблем. Не будешь же вызывать скорую.  В конце концов, наложим шину, а утром, когда придет смена, отправим на рентген в госпи-таль. Надо скорее избавляться от этого шайтана в образе курда. Общаться с ним только на дистанции. У него какая-то мощная энергетическая поддержка в этом доме.
Полковник не хотел себе признаваться, что эта поддержка — его подсо-знательная симпатия к Артуру, возникшая из-за невольного отождествления его со своим Азатом. Потому и происшествие с Зейнаб он принял довольно спокойно. Что тут такого — сын спит со своей женой. Но ломать ноги верным слугам — это уже лишнее. Так он скоро поднимет руку и на своего неназван-ного папочку.
Полковник смотрел, как Артур одевается, быстро, но не торопясь, словно в собственном доме. Галстук, галстук, затягивает, как у себя в спальне. Ну, борзой. Кажется, что он совсем ничего не боится. Красивый и сильный парень. Как счастливы его родители. Были счастливы еще совсем недавно. Ничего, мы заставим их поволноваться. Видите ли, они счастливы. Нет, мы с ними немного поделимся своим несчастьем.
Посмеиваясь и доводя тем самым ненависть Ахмета до предела, Артур наложил ему шину, используя ту же дубинку, которой Ахмет его колотил.
— Теперь ты, понимаешь, дорогой, для чего она тебе была нужна на самом деле? А ты ею размахивал, как дурак. Даже один раз меня чуть не уда-рил…
Ахмет только скрипел зубами.
Под водительством полковника Артур оттащил свою жертву на пульт для несения дальнейшей службы. Усадил того в кресло перед компьютером.
— Вот тут ты можешь воевать без всякого вреда для своего здоровья,— ехидно заметил Артур.— А ты, вообще, каким-нибудь дезодорантом пользу-ешься? Весь провонялся твоим козлиным запахом, ни одна девушка не по-дойдет.
Ответом был взгляд, полный такой ненависти, что Артуру стало неуют-но. В тот же момент он ощутил, прижатый к затылку тяжелый и холодный ствол.
— Мавр сделал свое дело, мавр может умирать? — хватило Артура еще на одну шутку. Хотя на самом-то деле, теперь, после схватки с Ахметом, умирать ему совсем не хотелось. Но против дула в затылок приемов не было.
Пока Артур усаживал Ахмета, полковник достал откуда-то оружие. Надо было мочить полковника сразу за Ахметом. Но советское воспитание не позволило. Человек — прежде всего друг, товарищ и брат. В крайнем случае  — собутыльник. К тому же полковник казался уже почти родственником.  Да и сам дом, особенно ночью, был, надо признать, очень гостеприимным. Ну а теперь малейшее подозрительное  или просто неловкое движение — и твои дурацкие мозги забрызгают эти стены. Интересно, где он меня будет кончать? Наверное, чтобы ничего не пачкать, отведет в подвал. Должно же у них быть и специальное помещение для таких операций. До Артура дошло, что он уже был почти свободен, стоило только убить человека. Пусть в образе отвратно-го полковника, но все-таки человека. Нет, это было внутреннее табу, которое он, наверное, уже никогда не успеет преодолеть. Не он давал эту жизнь, и не ему отнимать. А полковнику, значит, можно отнимать жизнь, которую пода-рили ему родители? Вот сволота!
Артур упал, словно подкошенный и раскинул руки. Выстрел не прозву-чал. Ага, есть щели в обороне противника. Видно, полковник уже и забыл, ко-гда последний раз держал в руках пистолет. Стрелять у них есть кому, они дают приказы, поэтому как бы никого никогда не убивают. Вежливые интел-лигентные люди. Даже вегетарианцы. Как тот же Адольф. Очевидцы свиде-тельствуют, что Гитлер никогда не садился, пока не сядет дама-секретарша. Что-то я все лежу и лежу сегодня…
Полковник в задумчивости смотрел на лежащего Артура, не отводя от него нацеленного пистолета. Надо бы пристрелить — чувство реальной опас-ности вытеснило начавшие возникать отцовские симпатии. Но потом опять придется начинать все сначала: искать, а потом везти откуда-нибудь армяни-на. Своих-то почти всех повывели. Да у наших и близких родственников уже нет в Армении. А если есть, то армянские армяне не хотят признавать азер-байджанских. Дурдом. До чего дошли народы-братья великого Советского Союза. Значит, что-то было не в порядке, и с братством, и с союзом. И ничего уже не изменить, лавина катится. А ведь надо как-то жить, работать. Да, за такое дело никто кроме родителей не возьмется. Даже дети не станут связы-ваться. И, главное, лишние расходы — придется платить не такие уже и ма-ленькие деньги. Нет, пусть лучше лежат на счету Гюльнар. Когда еще ей удастся так хорошо заработать. Делать нечего — надо доводить до кондиции этого хулигана. Отстрелить ему что-нибудь? Полковник поискал, куда бы всадить пулю. Хорошо бы отстрелить ему яйца. Для его же пользы. Или лучше прострелить ногу, ту самую, которой он покалечил моего верного Ах-мета. Да, но где же Шах? Или она уже принялась за собак? Рядом с Шахом полковник чувствовал себя спокойней. Маленькое помещение, пуля может срикошетить, пойдет гулять. Черт, и руки дрожат. Надо попасть…
Артур лежал в позе трупа, но видел сквозь ресницы тяжелое лицо пол-ковника, на котором, разрушив привычную маску непроницаемости, играли противоречивые чувства.
— Хозяин, не убивайте этого хитрого лиса сразу. Оставьте его мне! — раздался умоляющий голос Ахмета, уже не такой самоуверенно-агрессивный, как раньше.
Полковник опустил пистолет.
«Надо же, спаситель,— подумал Артур,— а у меня уже правая нога за-чесалась, как раз то место, где у Ахмета перелом. Еще мгновенье и всадил бы пулю».
— Черт с ним, пусть живет! Вызывай капитана. Срочно. Пока он нас тут всех не перетрахал и не покалечил. Теперь-то мы знаем, Ахмет, что такое курд с армянской фамилией. С ним надо держать ухо востро.
Про курда с азербайджанской фамилией Полковник тоже знал все. Хотя никаких достоверных документов нет. Но поговаривали, упорно, что Дед — тоже курд. Будто бы принизить его этим хотели. Мол, грязный курд. А тем самым возвеличивали народ, который дал такого человека. Да и человека воз-величивали тоже — сумел стать чем-то вопреки чему-то. Да какая, собствен-но, разница, у кого какая кровь. Есть просто дело, к которому человек пред-назначен. Вот грузин Сталин сумел стать русским царем. А русская царица Екатерина Вторая родилась немкой… Неплохо было бы усыновить этого курда. Может тоже стал бы втором Дедом. Особенно, если бы женился на его драгоценной внучке.
Полковник принял решение и опять позволил себе расслабиться, пошу-тить. Но держался, тем не менее, на достаточной дистанции от ног Артура. Что-нибудь придумает, а я пристрелю шутника, и окажусь в дураках, сам себя накажу тысяч на сто. Нет, курдов надо беречь. Ведь из них иногда Деды по-лучаются.
— Развалился, как свинья в луже, и делай с ним, что хочешь. Ничего, в спецблоке тебя, дорогой, быстро приведут в кондицию. Нравится лежать, пусть лежит. Ахмет, бери свой пистолет,  поворачивайся к нему и помни, что этот парень стоит 100 000. Если у тебя есть такие деньги, можешь отстрели-вать ему все, что тебе не нравится. Если денег таких еще нет, лучше не стре-ляй.  А я пойду, поищу Шаха и пришлю его тебе. Пока запру тебя с этим ша-калом. Не боишься, Ахмет?
Лицо Ахмета передернулось от ненависти.
— Ну-ну…шучу.
Полковник подчеркнуто предусмотрительно обошел  Артура и отпра-вился к Зейнаб. Пока шел, потянуло на сон. Нет, пока не спрячу свое сокро-вище в «Улдуз», никакого отдыха не получится. А в 15.00 у генерала — изображать из себя тупого патриота, готового выполнить любое указание начальства.  Старый генерал Бал — единственный, проверенный временем друг Деда — не глуп, очень не глуп, но у него свои зацепки, свои игры. Боль-шие игры. Полковник даже не хотел о них думать, но приходилось. Инфор-мация, вполне бесстрастная и красноречивая копилась, как вода в колодце. Да, у всех у них рыльце в пушку. И чем выше пост, тем больше этого пуха. А Дед считает генерала своим другом. Нет, я туда лезть не желаю. А может, это дезинформация, проверка на вшивость? Как мне все это надоело… Если бы я не попробовал начать курить, не бросил бы, не глядя, бы вонючий и тлеющий окурок. Не загорелось бы поле, не сгорел бы комбайн, отец бы не познако-мился с моим благодетелем, не поссорился бы с учителем математики, я бы вовремя окончил школу, а потом институт, стал бы учителем той же матема-тики или физики и мирно жил бы в своем селе… Был бы беден и счастлив. Внуки бы кишели вокруг, как головастики в дождевой бочке… Мэн даха дил-хор олмшам! ;
У дверей, ведущих в покои Зейнаб, сидел слюнявый пес и жалобно ску-лил. Полковник толкнул дверь. Заперлась. Оно и понятно. Ночь провела с толком, а теперь можно и отдохнуть часиков десять. Все живут в этом доме в свое удовольствие, даже этот курд, как его — езид,— чего только нет на све-те! — а хлопоты и беспокойства достаются только мне одному.
— Шах, пошли. Пошли, сукин сын. Хорошая девушка Зейнаб, да? Ах-мет тоже так думает. Может, мы выдадим ее за него замуж?
Нет, он не женится на ней, хотя она его и очень волнует. Он даже ее не трахает, так как считает, что это было бы оскорблением для хозяина дома. Он парень деревенский, простой, ему нужна чистая девушка. Честная девушка. Чтобы быть уверенным  за свой тыл, за своих детей. Только тогда и можно чего-то достигнуть в жизни. Ему нужна такая, как Гюльнар. Нет, немного по-проще — как моя  Фатима. Я-то думаю, она мне ни разу ни с кем не изменила. Даже не подумала об этом. Хотя я не такое уже и сокровище. Сила традиции. А сегодняшняя молодежь? Живут одним днем, жадно, нерасчетливо. Нет, тот мир в который мы пришли, был чище, прочнее. Но тут возникает естествен-ный вопрос: а кто его сделал грязным и неустойчивым, если не мы? Но все-таки еще сумели дать какое никакое потомство. А вот для наших детей наш мир оказался чужим. Они оставили его навсегда. Пошли, Шах, быстрее. Чув-ствую, курд там еще чего-то учудил.
Полковник отпер дверь и первой впустил собаку, которая все порыва-лась обратно, к двери, за которой так одуряюще пахло. Этот же запах, хотя и слабее, исходил и от Артура. Шах с надеждой устремился к нему. Полковник осторожно вошел за собакой и облегченно вздохнул. Все на своих местах — курд, правда, не лежит, а сидит, опершись о стенку. Гладит одной рукой Ша-ха, а тот, пуская слюни, довольно принимает прикосновения чужого человека. Нет, в этом доме никому нельзя доверять.
— Шах, фу!
Ахмет в своем кресле, но почему-то спиной к Артуру. Опять в своих играх?
— Ну, как дела, Ахмет! Оглох?
— Он не хочет с нами говорить, господин полковник.
Только подойдя поближе, полковник заметил, что Ахмет сидит как-то слишком прямо. Руки по швам, голова не поворачивается.
— Что тут у вас опять? — полковник повернулся к Артуру.
Тот сидел у стенки с пистолетом в руке. Дуло равнодушно смотрело на полковника.
— Ахмет, что такое?
Он только слабо промычал.
Не обращая внимания на ясную угрозу, полковник подошел к креслу. Этот недотепа напоминал египетскую мумию. Только спеленат не листами папируса, а широким скотчем. Им же прикручен к своему любимому компь-ютерному креслу. Рот тоже заклеен. За прозрачной пленкой блестят слезы. Усатое плачущее дитя.
Полковник начал раздраженно отдирать липучую ленту. Когда она от-рывалась от лица, Ахмет дергался все телом и снова пускал слезу. «Ничего, потерпишь»,— раздраженно произносил про себя полковник и старался рва-нуть посильнее и резче. С какими болванами приходится работать… Он то-ропился распеленать своего сторожа и хранителя. Не хватало еще, чтобы ка-питан застал их за этим занятием.  Осрамимся на всё управление. А если начали смеяться, значит, скоро тебе конец.
— Полковник, вы слепой, что ли? — раздался наглый голос Артура.— На вас глядит пистолет Макарова, а вам хоть бы что. А ведь он пробивает слона.
— Слушай, курд, ты мне начинаешь надоедать. Иди лучше помоги рас-пеленать этого младенца. У нас минут пять, не больше.
— Полковник, пароль для телефонистки! Быстро! Как выйти на Моск-ву?
— Какой пароль, какая Москва? Ничего не знаю, я не специалист.
— Полковник, я нажму на курок! — Артур с самым серьезным намере-нием навел пистолет на волосатую спину полковника. Такое ощущение, будто целишься в беззащитного и доброго мохнатого зверя. Никогда не понимал охотников. Ну, если только, чтобы не умереть с голоду. А так, ради развле-чения… Артур водил пистолетом, выбирая, куда бы всадить пулю. Но всюду была шерсть, ни одного просвета голой кожи, подсказывающей, что самая большая скотина на земле — человек. Но если все зло от разума, значит, надо стрелять в голову. Нет, картинка потом будет всю жизнь сниться. О, про-гресс, ты уже собираешься долго жить! А еще недавно был готов смиренно принять смерть.
— Полковник, стреляю!
— Твои проблемы. Ахмет, не плачь! Мне кажется, тебе нужно побыть немного в родной деревне. Вот только сдадим этого обормота в воспитатель-ное учреждение. Там он сразу станет как шелковый… Ахмет, домофон! От-крывай. Артур, положи пистолет на стол, не балуйся. Если капитан увидит тебя в такой позе, то твои родители не увидят тебя больше никогда… Шаги на лестнице!
— Но сначала пусть он войдет. Вас я застрелю последним.
— Застрелишь. Как-нибудь в другой раз,— полковник подошел к Ар-туру и протянул руку за пистолетом.— Дай!
— Полковник!
— Ты не можешь убить человека.
— Да, вы правы,— неожиданно для самого признался Артур,— пока не могу.
Он поднялся с пола и протянул оружие полковнику.
— Тем более из незаряженного пистолета,— полковник достал обойму из кармана трусов, где обычно носил презервативы,— опасался СПИДа,— и быстро воткнул ее в рукоятку.— Теперь ты понимаешь, что, если бы капитан увидел тебя с пистолетом в руках, здесь был бы только один труп? И ты, надеюсь, понимаешь, чей?
Артур стоял у стены, опустив голову. Как же он не догадался проверить оружие. Подержал немного в руках и сразу почувствовал себя человеком. В Афгане, как и все, он стрелял в невидимого противника. Поливал духов из вертолета. Да, видел убитых, совсем без удовольствия, и никак не связывал это со своей стрельбой. А так, что бы лицом к лицу, лично совершить убий-ство другого человека, пусть и разрешенное на войне, ему не доводилось. Во всяком случае, стрелять в полковника он действительно не мог. А в Ахмета? Этот вопрос остался для Артура открытым. Теоретически он готов был его пристрелить. Но после того, как увидел парня со слезами на глазах, это было бы тоже не так просто. Получается, что Ахмет тоже в какой-то степени чело-век.