Время, Вещь и Нечто третье

Все мы, здесь собравшиеся, люди русского слова и русского духа, а стало быть, вопрос «Что было вначале?» для нас не менее важен, чем вопрос «Как стать первым?» А для многих, он и более важен.

Люди ухитряются давать самые разнообразные ответы даже на куда более простой вопрос «Что было на самом деле?» - касается ли дело т.н. текучки. Немудрено, что когда дело касается умозрительного понятия "Вначале", число ответов только возрастает.

Однако, единственно верный ответ на этот вопрос дает Священное Писание: «Вначале Бог создал небо и землю». А всякое вопрошание о том, "что было еще до того, как было то, что вначале", или чем же занимался Творец прежде, чем сотворить мир, не только безсмысленно, но и вредно для ума и души: у нас нет ни слов, ни даже образов, чтобы что-то предполагать здесь. Одним словом, это ведет в никуда - к хаосу. В общем, это дьявольское искушение ко всезнанию.

А на вопрос, Кто Он – Сам Бог, отвечает апостол Иоанн Богослов - и с этого Ответа начинается Четвертое Евангелие: «Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».
Если ты говоришь о Боге, речь твоя должна возвышаться до Бога! и слова эти воистину священны.

Известен еще одна версия: "Вначале был Большой Взрыв".
Когда я впервые услышал это словосочетание, я подумал, что это мрачная шутка писателей-фантастов, и хотя сегодня гипотеза эта получила статус теории, чтобы не сказать, догмы, или даже аксиомы, я и сейчас воспринимаю Big Bang в подобном ключе. По мне, слово «Биг-Банг» больше подходит для творца-трикстера из какой-нибудь первобытного мифа. А еще лучше

(*)
А вопрос ведь - очень и очень серьезный. От того, что было - есть! - Вначале, напрямую зависит наш конец и наша вечность!

На заре немецкой критической мысли был дан еще один ответ: Вначале была вещь. (Некий) субъект, о котором повествует отец немецкой классической философии, пытался познать эту самую вещь, но убедился в одном непреодолимом обстоятельстве: всякая попытка контакта упиралась в пространство и время. А последние относятся– не к вещи, а к этому самому познающему субъекту - в этом и состоит главное открытие Канта.
Субъект, стало быть, остается наедине со своими формами созерцания - временем и пространством - и порожденными ими феноменами. А вещь пребывает просто так, сама по себе. «Вещь-в-себе» - так и назвал ее (с немалой, но невеселой иронией) Кант.

Ну да ладно, Бог с ней, с вещью-в-себе...
А что же время? Вначале субъект создал пространство и время... – так, что ли?

Согласно Канту, время не есть понятие, выводимое из какого-либо опыта, поскольку для того, чтобы воспринять вещи как одновременные или последовательные, у нас УЖЕ должно быть некое представление о времени. И Кант безусловно прав (на то он и Кант! :)

Человек начался не с того, что взял в руки вещь (неважно, какую ;). Вещь может взять если не членистоногое, то уж, во всяком случае, любой примат, и почти любого из них можно научить делать из палки копье. Но ни одного примата не научишь двум вещам: сделать из палки не оружие, а украшение, музыкальный инструмент или ВЕЩЬ-В-СЕБЕ. И еще: никого не научишь пониманию того, что «это – вещь!», осознанию того, что «это – не я, и не он/а, а вещь». Никого, кроме человека – так было, по крайней мере, в золотой век палеолита (человека нынешнего ничему не научишь - недаром, у нас череп сильно уменьшился, по сравнению с тем же питекантропом).

Человек, таким образом, начался с того момента, как осознал все вышеозначенное. А потом, создал/а и сказал/а слово «вещь» (возможно, конечно, не «вещь», а “Ding” :)
...а затем, возможно, – и слово «время»...

Но вот, в чем проблема: у каждого из нас – свой путь в этом мире. Знаем мы о нем или так никогда (в этом мире) и не узнаем, довольны мы этим путем, или пытаемся его отвергнуть – но это именно тот один-единственный путь. Этот путь называется «личность».

Каким бы ни был этот путь, каждый из нас догадывается, что иных путей, возможных более или менее – несоизмеримо больше. Эти пути – сколь возможные, столь и невозможные – а точнее, вне зависимости от их осуществимости - называются одним словом: «время»!
 У нас время – только одно, это и есть наша жизнь, то есть, наша личности. Поэтому, говоря о времени, мы отстраняемся от слов «личность» и «жизнь». (Кант, впрочем, отстраняется и от времени, называя его не-немецкими словами «трансцендентальная / имманентная форма [созерцания]» - хотя в немецкой философии сравнительно мало греко-латинских и прочих терминов). Именно так называет время знаменитая "Критика чистого разума": «имманентная форма созерцания». А зачем созерцанию форма? – правильно, чтобы укладывать все вещи – то есть, восприятия и феномены – по-порядку.

Впрочем, время – штука парадоксальная: единственное, что у нас есть, начинает стремительно исчезать, будучи осознанным и названным. Но если мы сумеем осознать и "обработать" время именно не как эту "текучку", а как наш уникальный путь (который мы назвали словом «личность»), как время – вот оно! - вновь сплочено и схвачено, восстановлено в целости!

Пространство - тоже парадокс, но параметры его противоположны. Все, что мы видим вокруг – башни или горы, печные трубы или небо – все мы можем обнять руками словно и вместе с мысленным взором. Но стоит возникнуть слово-образу «пространство», все сразу растягивается, даже растворяется, отодвигаясь в дали, недостижимые и непостижимые (впервые я почувствовал это не в мысли, а в поездке по кыргызской степи).
Мы жили себе в уютном мире, окруженном горными хребтами и океанами. И вдруг – оказались в бездне:

   ...подхвачены вихрем времен ,
   мириадами звезд и миров!..

Это Кант называл «коперниковым переворотом»: именно так великий поляк перевернул – даже не Солнечную систему, а, по сути, само наше сознание! - а великий гражданин Калининграда выразил последнее в словах...

* * *

...Итак, наше едва ли не врожденное, стойкое и незыблемое понятие превращается в несколько представлений, причем совершенно разных, меж которыми общего–то - лишь само это слово: «время».

Некая «форма созерцания» – о чем и писал Кант - позволяет нам осознать, «оценить»: что раньше, что – позже, а что и вовсе одновременно.

Эта форма, это чувство позволяет нам не опаздыват на свидания, успевать на концерты, а порою проводить границы между вот-вот, прошлым и еще не прошедшим. Именно благодаря этому созерцанию мы чувствуем -или только ощущаем - время: когда – приблизительно и туманно, а когда – резко и остро.

В то же время...э-э.., нет и ничего более хрупкого и текучего, почти несуществующего, чем время! О чем мы говорим-то, ребята?

А говорим мы – сейчас! – о ТОМ, ЧТО разрушает дороги и горы, уничтожает планеты, звезды, галактики – а главное, нас с вами! ЭТО ведь, тоже – время...

Наконец, срок. Срок – это тоже «время», но время особое. Он распадается на кванты событий, воспоминаний, но его никогда не составить –

    ни из секунд, ни из часов,
    ни из годов или столетий...

это – нечто целое, нечто крепкое и цельное. Произнесешь или напишешь: «1799 – 1837», «1879 – 1953», и – словно имя произнес:

    этот срок – это словно судьба,
    – как врожденный шрам на ладони!..

...И всем этим чувствам, силе или силам, знаку и знакам, образам или судьбе – всем им дано одно-единственное имя: ВРЕМЯ! Притом, название это, или понятие – вроде, точно и недвусмысленно. Точнее, чем швейцарские часы.

Вот и сиди – с пятью понятиями, и – без понятия! Как с пятью тузами на мизере...

А выход-то – один.
Если найти, куда идти – если найти личность – все времена и время сплотятся, восстанут, придут в порядок... И начнут не двигаться, а работать - на нас, а не против нас!


______________
(*)
Недавно, к слову сказать, довелось узнать еще одну версию. «Вначале были бабки» - так звучит ответ, данный одним современным латышским писателем. Зигмунд Бергманс, автор книги «Хартия невольностей» тоже, как видим, не чужд умозрительному, даже трансцендентному – хотя, в его чутких руках оно становится весомым и осязаемым...
Впрочем, на сей раз наш рижанин ограничился детективом. А мастера детективов, как известно, охочи до вопросов и загадок, ответы – не их жанр. Так что, вернемся к нашему вопросу с его версиями.