Большой стиль, или КР 3

Лица 60-х
Журнал наблюдений - 5



Точка отсчета
1.
Известная рекомендация, оставь надежду…
Но тогда зачем входить, если все безнадежно. Кто пойдет, разве безумец, ему эта рекомендация ни к чему. Сначала войти, потом оставить? Или все наоборот, сначала оставить, потом войти. Когда безразлично, наплевать, почему бы не войти. Дверь гостеприимно распахнута, оставь надежду, входи. Распахнутые двери, да еще так широко, входи. Чудилось, можно войти, но можно и выйти, дверь же открыта. Не доходило, если кто-то открыл, он же и закроет. Иначе говоря, чья воля направляет события? «В отличие от Временного правительства, пришедшего к власти по воле истории, большевики сами врываются в историю» (Степун, с.215). Никто специально не устраивал Февраль, все случилось само собой. Женщины схватили кастрюли, вышли на улицы. Солдаты как будто проснулись, за ними потянулись мещане. Вот тогда и революционеры бросились к рычагам власти. Другое дело Октябрь, ворваться в историю, да по своей воле. Кастрюли, хлеб, зрелища, о чем вы! Ворваться по своей воле, значит, подчинить жизнь своей воле. Началась другая история или другая жизнь? Но возможно ли отделить жизнь, какую угодно, от воли, а волю – от истории?
Жизнь –; Воля –; История, может быть, большевики сделали перестановку.
Воля –; История –; Жизнь. Была непосредственная жизнь, люди просто жили, заботились о себе, а история как-то получалась, сама собой, в конечном счете. Теперь же история стала непосредственной, люди творят историю, что же касается жизни? Она, хотя и делается, но как раз, в конечном счете. Встал на краю, и начинается подведение итогов. Если бы пришлось заново…, короче, отвернулся, но шагнуть-то придется?!

Вы рады, чему? жизнь продолжается, даже под большевиками, просто она перевернулась.
Лица те же, а лицо жизни, это гримаса?! Нет, это ее нормальное выражение, просто она стала другой, как определить? Как другой стиль жизни, «каждый мог только быть», это прошло. Теперь нужно "казаться", потом "быть". Я не спрашиваю, кем я могу быть, ответьте мне, я могу хотя бы быть? просто быть! Будешь, если сможешь казаться, дошло, комочек цинизма. Входите, почему двое? Ах, вы только кажитесь вторым! Хорошо, входите, закрывайте дверцу. Не знаю, один вы там, или вас двое, это не имеет значения, прыгайте. Высоко! Не спрыгивайте, а прыгайте, куда? На солнце! ухватились, не горячо, нет, вот это мимикрия. О чем вы, это самозащита. Феноменологической рукой, способной зафиксировать самые "жуткие перерождения", Федор Степун дает точную характеристику детей солнца.
Стиль = Сердце + Маска + Кинжал, начнем с кинжала.
Кинжал, надо держать за спиной, очень удобно, если надо нанести неожиданный удар. Маска, должна быть неподвижной, ты мертв, иначе не удастся обмануть. Сердце, должно быть двуличным. Всегда можно подставить под удар второе, непробиваемое сердце. В крайнем случае, сердце соседа. А в сумме? Нужно стать оборотнем. Да, перевернутая жизнь – это люди-оборотни. Великолепная программа, для тех, кто хочет выжить, любой ценой. Как это выглядело в реальности, вернее, каким предстало лицо другой жизни?
Требование мира = «подготовка к гражданской войне».
Маска братания = «подстрекательство к избиению своих офицеров».
Упорная борьба за отмену смертной казни – искусно сочетается «с полной внутренней готовностью на ее применение» (Там же). Что тут нового, в одной руке комочек "сахару, а в другой – кнут"? История никуда и не уходила, просто пришел другой актор, инструменты свои, его стиль – вторгаться в жизнь.

2.
жизнь двоится, но жить как-то надо, ну и живите, вот держите, что это? цепочка.
Наденьте цепочку, и ходите. Куда ее закинуть-то, не закинуть, надеть, куда? Да куда захотите. Хотите на шею. Хотите на руку. А если появится желание, на мысли. Как на мысли? Чего вы всполошились, речь о цепочке. Не цепь, а именно цепочка. Главное, исходный пункт, найдите точку отсчета. Взялись, шагайте не спеша, а там придете, куда нужно. Непременно придёте, получится само собой. Сначала цепочка мыслей, потом мысли на цепочке, потом мысль о цепочке, и все человек созрел. Он сам ищет, цепочку? Щелочку.
Итак, цепочка, мыслишка, и, прошу вас, соблюдайте приличия.
Начали, у вас есть позиция, личная?
Так-так, откалываетесь. Какое вам до этого дело, это моя личная позиция, какая бы она ни была, но я имею право. Нет-нет, вопрос не в этом. Право вы имеете. Поэтому имеете личную позицию, скажем, личную квартиру. Гвоздь момента: насколько она, ваша позиция, соответствует объективной истине. Объективная? Та, которая одна. Истина одна. Но если одна? Вы правы, тогда ее надо искать, надо найти. Найти, как это? Оказывается, надо «выработать общую точку зрения» (Власов, с.205). И в итоге, «прийти к какой-то общей оценке» (Там же). Человек может ошибаться, народ никогда. Это Народ делает Историю, в конечном счете. Хорошо, надо вырабатывать, надо копать, но как, не за лопату же хвататься. Лучше за классиков, вернее, за их труды. Достаньте какую-нибудь книжечку, все равно. Достали, открывайте, да где хотите, ну, читайте.
Вопрос гвоздем! Куда вас занесло, в объятья гегельянца, хуже того, неогегельянца.
«Человек – и в самом себе и в другом – есть тот самый "высший предмет для человека"» (Ильенков). Выходит, человек есть последний предмет для самого себя. Будучи таким предметом, он «выражает себя в этих разных ипостасях – и в науке, и в искусстве, и в нравственности» (Ильенков). Нет, вы только удумайте! И наука, и искусство, и нравственность – сами по себе не имеют никакой ценности, «абсолютно никакой ценности» (Ильенков). Входим, вот оно крайнее звено: «творчество художника – самовыражение» (Савина).
Да, выразились, откровеннее некуда, да не трясите цепочкой-то, еще в глаз попадете.

Самоотдача, разве наше поколение не достойно такой жизни!
Ах, это и есть ваша личная позиция, на которую вы имеете полное право.
Получается! писатель занялся самоотдачей, трудится над самовыражением, когда он должен отражать жизнь. Что же остается делать критику? Вместо объективного анализа, нужна-то объективная истина, ему приходится заниматься исследованием «творческой личности художника» (Власов, с.205). Эко вас занесло, произведение ведь не само по себе отражает жизнь, это делает писатель. В художественном произведении, но писатель же, не пивовар, не уборщица. А вы вместо отражения жизни, занялись самовыражением. А как же право на личную точку зрения? Вот ваша: отражать жизнь в формах самой жизни! Тогда вот ваша точка: отражать самого себя, бывает ли самовыражение другим! Но разве это самовыражение не есть жизнь? ведь любой человек – комочек жизни, не вся, но жизнь! В формах самой жизни? Жизнь этого, выражающегося о самом себе писателе, разве не жизнь? вы хотели сказать, подтирающегося? Жизнь, еще какая жизнь.

видите, как все просто, истина установлена.
Истина-инструмент, хорошо если не топор, давайте вырабатывать точку зрения.
Писатель или Жизнь, отражать или отражаться. Ну, допустим, отражать, что дальше. Тогда писатель отражает жизнь. Обратная позиция, имею полное право, жизнь отражает писателя. Но?! разве жизнь может отражать лицо писателя? по крайней мере, один есть! и кто же? Ну, как же, Шекспир. Хорошо, что не Гарт. Это еще почему? речь бы пошла не о лице, о морде, или о шкуре. Ладно, а если не отражать, но отражаться. Не сделать ли небольшую перемену, писатель – это его книга. Жизнь отражается в книжке, худо-бедно, но отражается. Но если небо может отражаться «в лесу, как в воде», то и лес может отражаться в небе. Как? как в плесени. Жизнь будет выглядеть плесенью?! Не жизнь, небо! Не все ли равно? Если Жизнь начиналась как плесень, то пусть она начнется на Небе! Это обратная позиция, да это мое право, книга тоже отражается в жизни. Да разве может комочек бумаги отражаться в жизни. Еще как! Например? "Капитал"! Что вы хотите сказать, что критику вместо анализа произведения придется заняться анализом той плесени, в которой так крупно отражается куцая книга. Представляю, что он накатает. Ветер. Вечер. Вертер! Да, со страдания юных людей и начинается другая жизнь. Да что там другая жизнь, другая эпоха. Это когда от целого вечера со страдающим Вертером останется один воющий ветер? Да, тот самый ветер, который уносит даже кроликов.
Так мы с вами превратимся в дикую разновидность социологов, уже! Что тут странного,
если сами социологи спешат в создатели литературных произведений.
И Маркс? Чего ждать от человека, который «был прирожденным модернистом» (Вин, с.12).
"Капитал" – художественное произведение , а мы бубнили наука, доказала, неопровержимо. А Мавр решил выразить самого себя, и выразился. Может, он сделал свое дело. Верно, сделал, нашими руками. Там мозги, тут руки, в самом низу – ноги. Там идея, тут кнут, а здесь пятки, да еще какие, розовые пятки. Браво, кнутом идеи, по пяткам. Предлагайте! Скромный обмен, право самовыражения – на сапоги, из кирзы.

Точка счета
1.
Если скептицизм, проводимый неумолимо, "оказывается подлостью" (Писарев)?
Тогда чем оказывается, проводимая столь же неумолимо, вера в человека? Кнутом.
Кнут веры? Придется вспомнить Графа и его формулу: Православие. Самодержавие. Народность. За формулой претензия, есть русская идея. Началось творчество, среди сотворивших, Тургенев, Михайловский, Чехов. Но я вспоминаю Аристократа, то есть, человека претендующего, одновременно, на универсальность и на исключительность. Это Степун, в его личности сошлись: Религиозность. Свобода. Правда.
Если мы говорим, православие,
нужно ли добавлять определения. Что-то вроде, русское православие. Никому не приходит в голову. Ясно и так, речь идет именно о России, о русских. Напротив, когда речь заходит о религиозности, о свободе или о правде, вот тогда приходится уточнять. О чем это вы? Религиозность, но именно русская. Свобода, но обязательно человеческая. Правда, конечно, социальная ценность, но для нас – это справедливость.
Философ? То ли отрицает Графа, то ли переворачивает Аристократа?

Кто-то из них топчет Свободу, на баррикады что ли? где еще встретишь эту даму.
Разве Самодержавие отрицает Свободу?! Да разве идеал может отрицать хоть что-нибудь, не говоря уже о Свободе. По мнению Графа: идеал Самодержавия лишь очерчивает Свободу некоторыми пределами. В результате, возникает Равенство, а как же быть с пределами? Ибо без границ, вне границ Свобода может стать свободой для одних и несвободой для других. Самодержавие, почему бы не помечтать, и должно было останавливать такие превращения Свободы. Как это сделать, Граф? если, в конечном счете, Самодержавие оставляет свободу за собой: получите предел – хозяин земли Русской. А в результате Россия превращается в страну хозяев. Но если есть хозяева, есть и работники. Чем больше хозяев? С этим покончено! С хозяевами? Со слугами, если упразднить слуг? Начнем «обслуживать себя сами» (Варга), обслуживайся сам у себя. Тебя послушать, послушаться!  Этак  мы дойдем, дойдете! Начнем, начинайте, эксплуатировать самих себя?
Зато ты сможешь экспроприировать экспроприатора, в любое время.

2.
Ну что ж, служи, сам себе, старайся, не получится, как так?
Я экспроприировал экспроприатора, тогда не забудь поставить его к стенке.
Кстати, о стенке. Еще Ленин определил, «громадный исторический смысл», речь об Октябре. Страну поставили к стенке, обнаружился исторический смысл. Если есть такой смысл, зачем же приставлять к нему слово «громадный»? Может быть, не определил, а наделил? Как никак, творец Октября, погнал партию на захват власти. Но только смысла недостаточно, к смыслу нужно добавить содержание. Подумают еще, ради власти, а народ куда пропал. Тут вождь прав, чтобы смысл проявился, нужно действовать, делать дело. Но случилось нечто неожиданное, за делами смысл исчез, стал невидимым. Приходится все объяснять, кому? Старым испытанным товарищам. Что здесь происходит, я не пойму, это кричит ошарашенный интеллигент! Вся власть Советам, он оглядывается. Пустынные улицы, скупое освещение, робкие прохожие жмутся «к стенам домов», что это же такое? «Это, милый мой, ставка на немедленный социализм» (Соломон, с.7). Где он, я ничего не вижу! С глазами что-то. Последняя инстанция, как последняя надежда, скажите, я ничего не понимаю! «Россия будет первым государством» (Там же). Первым – впереди всех? за стенкой, за железным занавесом. Начнем с занавески, потом занавес, потом дойдем до стенки. Вернее, до Стены.
Страшный шум, треск, это «разваливается старое».
Неописуемые муки, это «рождается новое». И хохот, истерический хохот, так может смеяться только вождь. Понятно, его переполняют эмоции. Ну, а мы-то, мы-то, почему так смеялись в 60-е. Или это и было наше коллективное возвращение к Ленину? К ленинскому смеху, это означало, "от зла – к добру".

Ну, хорошо, старое не может развалиться иначе, как с треском, шумом, оркестр не поставишь.
Но зачем муки рождения нового? Старое разваливается, и пусть себе валится, грохочет, с шумом даже внушительнее. Отойдем в сторонку, чтоб не зашибло, подождем. Место очищается, на чистом месте пусть себе растет новое. Ага! Старое, падая, желает увлечь за собой новое. Допустим, увлекло, что останется, ни старого, ни нового. Еще не дошли до такого, какого? Любое старое беременно новым. А если ничего не останется, значит, старое не породило новое, на старом и закончится история. Так вот, до такого мы еще не дожили. Пока старое все еще порождает новое. Хорошо, пусть так. Старое беременное новым, начинает разваливаться, иначе бы не развалилось. Новое начинает отделяться от старого, ему не хочется следовать за старым. Поэтому оно подталкивает старое, куда? В могилу, конечно. А если новое вдруг начнет увлекать за собой старое. Вы что хотите сказать, новое беременно старым, куда вас понесло? На солнечную поляну, где еще быть детям солнца. Новичок растет, здоровеет, набирается сил. И старое в его тени начинает тихонько копошиться, тихонечко так. Тень густеет, существование облегчается, так и будет себе тянуться старичок. Не слишком комфортно, но без особых мук, жить да поживать, хоть какой-то прок от Стены.

3.
Старое породило новое, новое желает вырваться из объятий старого.
Ну да, молодое вино и старые меха, чем не закон истории. Под сенью закона начинается практика: идите к нам, «вы оба люди-практики и делового опыта» (Соломон, с.489). Новое начинает увлекать старое. Пока еще самым простым способом, вождь делает предложение, приглашает. Практик и деловой человек удивляется, да зачем я вам, ведь вы «только уничтожаете». Что тут нового? Вспомните: «Ломай, бей все, бей и разрушай!». Еще бы, Писарев, его слова. Не просто слова, сама истина, почему? потому что это "истинно революционные слова". Идея Революции преображает Правду и Веру, еще бы, чтобы сила уступала. Правда объединяется со Справедливостью, понятно, в целях окончательной победы. Что остается Вере, она тут же покидает небеса и начинает ухаживать за Человеком, у нее одна страсть, заложить нового Бога.

Убрать старое, просто дать ему сдохнуть, поторопите, прикончите.
«все разлетается вдребезги, ничто не остается, то есть все оказывается хламом, державшимся только по инерции!.. Ха-ха-ха, и мы будем ломать и бить!» (Там же, с.490). Такой, оказывается, сокровенный смысл двигал Октябрем, будем заражать. Но прежде требуется некоторая операция над мозгами обывателей, надо вызвать социальный бред. Если есть социальная правда, или иначе, правда со знаком плюс, почему бы не быть социальному бреду, своего рода минус под знаком правды, вызвать призрак, облечь его плотью.
Слушайте, запоминайте, начну с буржуазии, на ком-то я должен явить свою беспощадность.
«Помните: того Ленина, которого вы знали десять лет назад, больше не существует… Он умер давно, с вами говорит новый Ленин, понявший, что правда и истина момента лишь в коммунизме» (Там же, с.491).

Надо просто убить в себе старого Ленина, тотчас вылезет новый Ленин, без шума, без мук.
Оказывается, один, отдельно взятый человек может представлять собой матрешку.
Игра в матрешки, из-под оболочки старой фигурки появляется новая, за ней следует другая, и так без конца. Не столь давно, в моде были куклы-матрешки, сувениры. Лица руководителей государства. Лицо Ельцина, внутри Горбачев, за ним Брежнев, и так до Ленина. Отец-основатель замыкает шеренгу. Вернее, начинает ее. Старое подталкивается новым. Или новое увлекается старым? Скорее, новичок пытается играть со стариком, пошевелил пальчиком, и нет старика, и никаких тебе мучений. А на деле?
Как всегда, пытается переиграть вечность.

Точка кипения
1.
«Имеется довольно общепринятое согласие…» (Безансон, с.94).
Это значит, в обществе есть общепринятые вещи, всегда. Откуда они берутся? «Люди инстинктивно подстраиваются друг под друга» (Веллер, с.32). Каждый может вспомнить поведение людей на улице, свое в том числе. Двери, люди входят, кто-то уступает, кто-то напротив, старается проскочить первым. Первый, второй, тянется цепочка. Если этот герой проскочил первым, люди подстроились друг под друга? почему бы нет, ведь они не стали скандалить. Из-за мелочей-то, и то верно. А если бы на перекрестке?
Среди многих общепринятых вещей, есть такая вещь, как идеология.
Сколько их, но две из них «взяли власть в XX веке» (Безансон, с.94). У них схожий набор обещаний, как это? представьте себе забор, сплошной, высокий. На нем листовки, на них слова, беремся «построить совершенное общество». Что нужно для этого? сущий пустяк, искоренить «злое начало». Злое начало, оно здесь, рядом, по эту сторону забора. А совершенное общество еще там, за забором, посмотреть бы, смотри, так ведь забор, не дотянуться, тогда читай, считывай. Иначе говоря, эти идеологии предлагали измученному человечеству человеколюбие. Мы создадим новое общество, на началах человеколюбия. Любовь к человеку – это общепринятая вещь или нет? Желанная, но очень разборчивая. В итоге, две эти идеологии сошлись в открытой схватке, какая бы ни осталась, для второй места нет. За забором есть только одно место.
За забором, за занавесом, за стенкой, за Стеной, здесь зло, там его не будет.

Как же люди подстраиваются?
При встрече знакомятся, «словно друг друга муравьи усиками прощупывают» (Веллер, с.32). Да, они щупают, сравнивают, им надо выяснить, что? кто сильнее. Кто-то сдается сразу, кто-то заключает союз, кто-то вступает в схватку. За схваткой наблюдают, грядет победитель, надо будет поздравить. Что это за люди? куда-то тянутся дружной ватагой, настоящая дружина. Знакомые лица, Рыков, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Луначарский, Бухарин. Всех не перечислить, всей гурьбой – к Ленину. Они подстроились друг под друга, кто бы спорил. Каким же образом подстроились, под Ленина, или Ленин под них? Конечно, он занял место первого, он сильнее. А все вместе? Уже организованная группа, на то в ней и первый. Что хочет сделать эта группа? Построить совершенное общество, то есть, группа хочет организовать общество в соответствии со своими групповыми нормами. Как измерить степень совершенства? Нормами.
У них есть Нормы?
В этом-то все дело, группа порождает их сама, создает на ходу, из собственной головы, иначе для чего нужен Первый. Скажем, "пролетарское принуждение есть…", ну, и так далее. Эти нормы должны остаться единственными правилами. Как это сделать? Нет ничего проще, надо убрать из общества носителей других норм, скажем, тех же буржуев. Убрали, красноармейская атака отгремела, но зло как было, так и осталось . Расплодилось, и продолжает плодиться, как? Его носителями стали все люди, которые почему-либо мешают идеологии, пойдем до конца. Разве дело в людях, этих вечных носителях зла? Может быть, напротив, дело в носителях добра, куда-то они его несут, почему-то задерживаются. Что же они несут? Они вынесли Нормы, представили нам свои групповые нормы. Проще говоря, представили самих себя. Смотрите, товарищи, да повнимательнее, запоминайте. Запомнили? Тогда знайте, это и есть Добро . Глянуть бы, на добро?
На носителей добра, вжиться в их черты, разжиться черточками, цепочками.
2.
Портрет – не портрет, но рисунок был, рисовала опытная рука.
Смотримся, узнаем: «Мы имеем в виду полчища юных комиссаров, отличительные внешние признаки которых: несокрушимо победный вид, безупречный френч, слева под мышкой внушительный портфель, справа – шикарная дама в каракулях» (Базаров, с.102). Портфель, дама, воля к победе, за фасадом?
Стремительное передвижение = автомобили + лихачи.
Самоуверенность + Невежество = полная неработоспособность.
Как же они выживают? Юноши буквально кипят деловитостью, показной. Мы, и только мы, сможем охранить незыблемость «священных принципов пролетарской диктатуры» (Там же, с.103). Почему-то никто не смотрит в сторону носителей добра, кто они такие? Не странно ли, ведь была сделана ставка на добро. Подчеркнем, не на красоту, но именно на добро, именно добро изменит мир, превратит его в храм. Почему людей так тянет в храм, хоть бы кто спросил себя: а смогут ли я жить в храме. Мы спешим, это не забор с листовками, это доброе дело. Построить храм, выделить каждому место, и вот, идеал добра осуществлен. Все на строительство храма, готовьте лапы, держите лопаты, расчистим место для добра, ставка сделана.
А кто же сделал ставку на красоту?

Да, людям как-то надо жить, чего только они ни придумывают.
Скажем, создают кумиров. Но ведь когда сказано: не сотвори! И все равно создают. Вот появился один, сидит на вершине, а прочие? Надо создать много вершин. Потянулись горные кручи: наука, искусство, литература, спорт, политика. Не затеряться бы среди этих вершин, «этот сразу поднялся над всеми первыми номерами и был единственным» (Войнович, с.41) Состязание на вершинах, вернее, между вершинами, куда там смертным. В итоге остается одна вершина. На ней одно место, там наш единый и единственный кумир. Наконец-то мы реализовали себя, вот оно, наше любимое занятие, отдаемся всей душой, создаем кумиров, разве это не наше творение. Почему бы не включить в сей творческий процесс собственную личность. Конечно, под кумиром можно «чиститься», но совсем не обязательно. Можно создать (= осознать) из себя неповторимую личность. И мы создаем себя, вернее, пересоздаем. Что это такое, кумир? Фигура, в которой мы обобществляем сами себя, зачем? Еще бы сказали, растворяем. На самом деле он лишь проявляет наше собственное нетерпение, наши ожидания, наше желание бросить вызов обществу:
Кумир = Маска + Оборотень + Провокация.

3.
Я говорю чуть иначе: людям приходится создавать образцы.
Кумир – пример такого образца, норма, высшая норма. Идеал, до которого можно дотянуться. Но если есть образ кумира, должен быть и образ стервеца, иначе проблема идентификации станет невозможной. Для жизни требуется пространство, чтобы обрести столь необходимое пространство, нам нужны два полюса, как минимум. Скажем, Север – Юг. Иначе, Запад – Восток. Так и здесь, пространство самоутверждения.
Кумир – Стервец, зачем же так грубо, иначе не возникнет противоположность.
Кто-то должен выделяться грубыми мужскими чертами. И начинайте колебаться между полюсами.
Можно поставить эту оппозицию в вертикальное положение, чтобы из стервецов люди стремились в кумиры. Утопия? Чуть мягче, трудная задача. Если поставить вертикаль с пометками "Кумир – Стервец", сразу начнутся два процесса. Одни потекут в сторону Кумира, другие – к Стервецу, кто окажется сильнее. Не лучше ли оставить всех на грешной земле, пусть пересекаются их пути, поссорятся, будут искать правду. А для этого у них есть инструменты, это образцы. Вас туда, а вас – сюда. Возможен обратный вариант, вас оттуда, а вас – отсюда. Все, истина установлена. Кто-то не согласен, ах, вы. Сличайте с образцом, сличили, поздравляю. Как так? я остаюсь внизу, а он пойдет наверх, это еще почему. Потому что есть инструменты другого рода – фильтры. Это значит, общепринятые вещи не исчерпываются образцами. Образцы, фильтры, барьеры – а в целом возникают практики, важнейшие среди них, моральные практики. Пожалуй, придется добавить, нормальные практики, они-то и позволяют нам оставаться нормальными людьми.

Что позволяют моральные практики? Существовать = Жизнь + Имущество + Рост.
На первом месте, выживание, жизнь, иначе, наша безопасность, необходимые для этого ограничения. Те самые, которые определяют наше поведение в дверях. Пропускать, пройти первым, или дать понять, что я первый. Наличие Первых, кроме всего прочего, упорядочивает путь наверх, именно путь. Можно пойти в советские служащие, строчи тихонько, оживляться-то надо «только два раза в месяц» (Далин, с.96). Можно выйти в комиссары, здесь активность должна быть не просто постоянной, у всех на виду, видимой. Что же должно остаться невидимым? Путь наверх. Те же практики, только вывернутые. Выходит, наши Первые – это наши ограничения. Это странно, очень странно, провокаторы, они же наши охранители.
Коридор безопасности = Кумир + Вождь + Идол.

Можно чуть иначе, наша последняя надежда, если бы ОН знал, он бы, конечно…
В этих фигурах спрессованы, обобществлены важнейшие наши эмоции. Одновременно, эти фигуры принимают на себя наши страсти, дают возможность разрядки, такой простой выход. Если суммировать,
Эмоциональный коридор = Восторг + Агрессия + Поклонение.
Ограничьтесь одной эмоцией, одна, зато без границ! ощутите бесконечность.
Жизнь – безопасность, но безопасностью не исчерпывается. Требуется еще удовлетворение страстей. «Она жила в коммунальной квартире» (Войнович, с.33). Завод, рядовой инженер, скромный заработок, еще более скромный образ жизни. Штопаная одежда, чиненая обувь, «но бывала на всех спектаклях с участием любимого тенора» (Там же). но?! Купить дорогой букет, «швырнуть под ноги кумиру»! за это можно отдать, всю зарплату. Плоские страсти? именно поэтому и нужно дать им выход, пусть исчерпывают себя на столь безопасном полигоне. Но не спешите, не кривите губы, мол, королевство кривых зеркал, отражение грубых страстей, здесь найдется место и для самых трогательных чувств, и для возвышающих подозрений.
Кумир –; быть художником, имя-символ, Чернышевский: рабы, кругом одни рабы.
Идол –; быть праведником, имя-символ, Ткачев: все, кому больше 25-ти, должны застрелиться.
Вождь ; быть сверхчеловеком. Имя-символ, Нечаев: обожание «есть необходимое условие дружбы» (Давыдов, с.273). Можете выбрать. Плевать на рабов, толкать к револьверу стариков, или упиваться криками восторженных поклонников. Но дружить? с рабами, стариками, поклонниками. Зачем, давайте лепить, кого? да, вот этих самых, милых почитателей железной дисциплины. Чтобы при жизни исполняли каждое наше распоряжение. По достижении известного возраста бодро шли к обрыву. Во время праздника оглушали нас радостными приветствиями и боевыми рапортами. Да таких нет! Я же говорю, лепить.


Вместо заключения
Трудно усидеть на вершине, кто-нибудь непременно сорвется, упадет.
Пусть кумир; остается человеком, личностью. Вот этой личностью более всего и занят кумир. Что бы он хотел пожелать именно этой высокой личности? «Его личность должна быть совершенно поглощена его должностью и положением в свете» (Роден). Так надень маску, надену. Занимайся провокациями, охотно. Лови букеты, надоело, все уже надоело, как докторская сигарета. Когда кумир сходит, с авансцены, а такое рано или поздно случается, фигура тихо превращается в фигурку, наползают сумерки, растворился. Но мы продолжаемся. Как были обыватели, так ими и остались. И хотели бы продолжить наше общение с кумиром, почему бы и нет. Не позволить ли? посмотреть свысока, давайте-ка попробуем. 
А еще лучше перевернем наше отношение, поменяем местами верх и низ,
не получится, а вот и получится.

«Не странно ли, что эти грубоватые поделки вызывают такой интерес?» (Белкин, с.9).
Эти поделки = матрешки. Как правило, фигурки бывших правителей, они стали безделушками, что с ними делать-то? Что угодно, но полезнее отрабатывать приемы самозащиты, «мы низводим власть», на свой уровень? Куда там, превращаем в полное ничтожество, «позволяем себе смотреть на нее сверху вниз» (Там же). Начинаем грубить, тыкать, имею «право командовать», и пусть попробует не подчиниться. Полное и грубое переворачивание, «эффективный прием психологической защиты» (Там же). Почему оно возможно? Потому что мы остаемся невидимыми для власти. То есть, матрешка для нас, в буквальном смысле, средство стать невидимым. А пока мы невидимы, можно обращаться с властью очень вольно, резвись.
Ну, перевернули, потешились, психика пришла в норму, пора и в реальный мир.
Но там реальная Власть, ее «железный мускул», как-то надо уцелеть. Ответ известен, скрыться, стать невидимым. Способ тоже известен, нырнуть в массу. Или чуть иначе, раствориться в массе. Лицо массы, ее безликое и безглазое лицо. Как ни смотри, ни одного живого лица. Все, спрятался, глядишь, пронесет.

А если зацепили, вытащили на свет божий, такое ведь бывает.
Есть еще один способ. Изучайте Ленина, тщательно, «и вы увидите, что у него написано все про все» (Войнович, с.7). Он что, ваш кумир? Оставьте эти пошлости. Это мой идеал, нужно лишь вжиться в него. Скрыться в его сиянии? Прекратите! Раскрыться, он так велик, что изменится, если капельку своего величия он прольет на меня. Глядишь, я и расправлю плечи, оставлю свой скромный след. Не оставите, это почему же? Сами же говорите, ничего не изменится. А вам все неймется. Какие качели устраивала наша история, взлет, спад. Все изменялось, вплоть до холмов и гор. Даже горы? Ну, не сами горы, так названия. И только наш стиль, везде оставался неизменным. Запоминайте, юный друг, стиль "матрешка". Точнее, "перевернутая матрешка". Еще точнее, "постоянно переворачиваемая матрешка". Голова закружится, уже кружится! Как, неужели запамятовали, вторгаться в жизнь, это и есть стиль вашей походной жизни. Нет-нет, поход окончен. Уверены? Ну, как же, сидим на кухне, едим картошку, запиваем водкой. Ваши квартирки выходят в такой большой коридор? Место общего собрания. Место общего решения! Вы ошибаетесь, как? Общие собрания нужны, но общие решения уже не обязательны. Вы знаете, я начинаю вам верить, поход завершен.
Прошлое, будущее, за что-то надо зацепиться, куда-то надо нырнуть.
Гражданин, вам, какое время? Царское, советское, смутное. О чем это вы, еще скажите, не завернуть ли вам «детерминацию будущим», не смотрите, что у меня четыре класса. Нет-нет, вы не поняли, это водка «Царская», это «Столичная», а это самогон. Тогда сначала «Царской», потом «Столичной», а самогон у меня свой. Не волнуйтесь, это самая характерная черта нашей жизни, наш неизменный стиль.
Варварское хозяйствование + Идейное дело + Религиозная философия.

Литература:
1. Базаров В. Последний съезд большевиков и задачи «текущего момента» // Вопросы экономики, 1991, № 2.
2. Безансон А. Бедствие века. – М.: МИК, 2001.
3. Веллер М.И. Перпендикуляр. – М.: АСТ, 2008.
4. Вин Ф. Карл Маркс: Капитал. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2009.
5. Власов Н. Критика. Литература. Жизнь. // Звезда, 1971, № 11.
6. Войнович В. Портрет на фоне мифа. – М.: ЭКСМО, 2002.
7. Давыдов Ю. Победитель // Континент, 1995, № 4.
8. Ленин В.И.  О характере наших газет. – В сб.: С чего начать? – М.: Политиздат, 1969.
9. Соломон Г. Среди красных вождей. – М.: Современник, 1995.
10. Степун Ф.А. Мысли о России // Новый мир, 1991, № 6.