Голубая чашка

     Много-много лет назад, в большом южном городе, сказочном и красивом, жила маленькая девочка. Девочка очень болела и могла наблюдать детей, играющих во дворе и на улице из большого окна. Окно было настолько большим и красивым, что ей стелили постель прямо на подоконнике, мраморном, розовом, мягком и теплом. Девочка лежала, смотрела из своего окошка на детей и мечтала. Она мечтала так истово и искренне о том, что она вскоре выздоровеет и сможет вовсю носиться по улице, играя с детками в прятки, что порой забывала об этом и, желая подняться, падала на вишневый паркетный пол. Дети знали, что девочка болеет, и всегда смотрели на окошко и кричали что-то приятное. Но этаж был третий, старинного дома и это мешало им общаться.
     Однажды во дворе появился новый мальчик. Он был вовсе не похож на разбитных южных детей, дичился и держался особняком. Бабушка, вечно всё знающая одесская бабушка «мадам Крыжановская»,  все разузнав, поведала, что мальчика зовут Андрюшей, что отец его бездельник (не ученый, не музыкант, а никому неизвестный поэт), что они приехали в Одессу к родственнице и пробудут целое лето.
     Тонкое нервное лицо мальчика притягивало. И она стала наблюдать за ним пристально. Девочка представляла себе, что вот она встанет, выйдет во двор, познакомится  с Андрюшей (хотя про себя называла  его Анджеем), пригласит в дом к чаю. Так, каждый день, девочка гуляла, разговаривала, делилась своими самыми сокровенными мыслями с Анджеем. Друзей у нее не было, брату было не до неё, отец с утра до ночи пропадал на своем комбинате, а мать её не любила.
     Каждый день девочка рассказывала своему единственному другу о прочитанной книге (библиотека в доме была огромной, говорили даже, что только еще у одного одессита была такая же библиотека). Девочка жила в каждом рассказе, в каждой повести, собирая по крупицам человеческие чувства, эмоции, и, просто училась жить.
     Однажды, это вечное щемящее однажды, в квартире раздался звонок. В пустой огромной квартире он гремел как Моисей на горе Синай. Девочка не могла встать, а дома никого не было (ее часто оставляли одной). «Девочка,- раздался незнакомый голос, - меня зовут  Андрей, я пришел навестить тебя”, вскрикнув, девочка упала с подоконника и потеряла сознание.
     Она очнулась в своей кроватке, рядом стояли отец, мать и незнакомец в белом халате. Он непонятно почему встряхивал блестящей никелированной коробочкой пред ее глазами: «Оставьте ребенка в покое, если суждено – выживет». Мать закричала и выбежала из комнаты, отец, бледный, непохожий на себя, присел рядом с кроваткой: «Анна Ивановна, - обратился он к бабушке, - пожалуйста, принесите голубую чашку, что принес этот Андрюша, пусть посмотрит…».
     Голубая чашка была прекрасна, изящной формы, с удивительными голубыми розами, лепестки которых переливались всеми оттенками голубого цвета.
Отец поднял чашку, показывая: «Если ты слышишь меня,  то знай, что это подарок для тебя. Не правда ли, она удивительна, также как и этот неизвестный ребенок, я не знал, что он твой друг…».
- Николай, я думаю, вы не будете против, если я повешу в изголовье икону, ея ангела, все-таки хорошо, что мы окрестили ребенка перед смертью.
- Что Вы говорите, Анна Ивановна, она еще жива, она не может умереть, Бог не заберет у меня моего единственного ребенка, как мы были бездушны с ней…
«Господи, как мне жаль папу и с Анджеем мы так и не встретились, Господи, я еще не пошла в школу, я очень хочу учиться, помоги мне».
     Комната стала наполняться странным сверкающим светом, он переливался как зимний воздух в солнечный день, свет становился проникающим и ярким. Девочка никогда не видела такого света. Из света выплыл большой белый конь и белый всадник, необыкновенно красивый, через его белую одежду был перекинут сиреневый плащ, он развевался за ним. Всадник подплыл к девочке, протянул тонкую сильную руку (точно как у отца) и будто бы сказал: «Ты возвращайся, ведь тебя ждут, любят, иди и учись».
    Свет стал редеть, стали появляться темно-фиолетовые бархатные портьеры, кожаный диван с перевернутым почему-то вниз лицом, любимым медведем, большое бронзовое зеркало, которое бабушка зачем-то завесила белой скатертью. Как всегда дома никого не было. Было очень весело. В окно било жаркое южное солнце. Девочка села в кроватке, вдруг повернулась и спустила тоненькие ножки на пол. Натертый пол приятно холодил. Она выпрямилась во весь свой маленький рост, и сделала первый шаг. «Я сейчас упаду», - подумала девочка, но не упала, сделала следующий.
     В квартире никого не было. Идти было совсем не тяжело, только казалось, что кто-то поддерживает ее за оба худеньких плечика. Кабинет был пуст, была пуста мамина спальня, комната брата, бабушкина комната. Из коридора, через открытую дверь, ведущую в кухню, виднелся буфет, большой коричневый, с зеленовато-голубоватой мраморной столешницей, посредине которой стояла голубая чашка, а рядом ее фотография и подсвечник, любимый, в виде гномика, с зажженной свечей.
     Девочка сделала несколько шагов к своей чашке, которую уже назвала по имени, и ухватилась за мраморный край буфета.
     Бабушка, ее бабушка сидела на полу между буфетом и резным шкафчиком под умывальник, и почему-то тихонько стонала раскачиваясь.
«Вечно вы оставляете меня одну…»
     Вечером пили чай за большим столом, бабушка испекла «Наполеон», папа пришел очень рано, брата послали за Андреем, но они с отцом этим утром уехали в Ленинград. Все были счастливы, смеялись и плакали, крестная сказала, что это чудо.
Девочка нежно гладила поверхность чашки пальчиком и из-под него, будто выпрямляясь, показывались нежно-голубые лепестки первого счастья.