Глава 4. Персональный Сатана или как умирать

1.

Я видел странный сон, но проснувшись, не помнил, что именно мне снилось. Вообще, квартира Димы была самым спокойным местом в городе, и мой страх немного отступал. Сны хоть и снились, но я их не помнил, и от этого становилось сравнительно легче.

Я лежу и смотрю в окно, там, где-то на горизонте, за серыми, старыми, грязными домами встает солнце, и его первые робкие лучи освещают асфальт.

Часы показывают семь утра, а по квартире разносится несмелый запах кофе. И мне вдруг кажется, что ничего в моей жизни не было, что не умирала мама и Аня. Что сестренка не просила ее целовать, что я не видел всякие видения и сны. Что я давно женат на Ане. И сейчас она там, на кухне, и скоро войдет сюда, принесет мне кофе, а я забуду этот страшный сон. На миг, мне и вправду показалось, что моя жизнь обычная, что нет в ней места смертям и совпадениям, но это была квартира Димы, а страх хоть немного и приутих, все равно жил в моей душе.

Я иду в кухню, шаркая по полу ногами, и думаю, что могло бы быть, если бы не было всего плохого в моей жизни.

Дима сидит на кухне и пьет кофе.

- Ого, - удивляюсь я, оглядывая его костюм, - куда это ты собрался? - плюхаюсь рядом за стол и достаю сигарету.

- К девяти на работу, - Дима кивает мне, здороваясь.

- И кем же ты у нас работаешь?

- Я всего лишь обычный клерк в офисе, нечем гордиться, - Дима пожал плечами и, допив кофе, убрал чашку.

- Ну, все равно, я вот, например, теперь вообще безработный.

- Все-таки ушел? – Дима сочувствующе посмотрел на меня.

- Угу, не могу больше там находиться.

- Как знаешь, - Дима поправил галстук. – Так, я ухожу, можешь остаться, если хочешь, холодильник в твоем распоряжении, но… - он посмотрел испытующе на меня, - не укради здесь ничего.

- Спасибо, - я, правда, ему благодарен, - я искренне говорю, - смотрю с уважением на парня.

- Ну, все, я ушел, - Дима вышел из кухни и начал обуваться. – Если захочешь телик посмотреть, тоже не стесняйся.

- Еще раз спасибо, - я встал и остановился у двери между кухней и прихожей. – Когда тебя ждать, дорогой? - приторно растягиваю я слова и усмехаюсь.

Мне эта сцена напоминает, что-то из мыльных опер, и становится легче, после всего того бреда, что я видел вчера.

- К пяти, - Дима смеется. – Ключи, - он показывает на дверь, в замке которой висит упомянутая вещь, - если что - оставь у соседки. Пока, - он хватает свой дипломат и выходит.

Я почесал затылок и пошел в зал, снова лег. На меня опять накатила тоска. Я не знаю, что буду делать, и что меня ждет. У меня нет дома, нет работы, вообще ничего нет, кроме рюкзака, что я оставил у бармена, который, кстати, нужно забрать.

Телевизор моргает темно-синим цветом, и включается канал новостей. Не знал, что попадется именно этот, и я уже хочу переключить, как меня задевает что-то. Я чувствую на странном интуитивном уровне, что должен посмотреть эти новости, и рука, держащая пульт, опускается. Ну ладно, посмотрим новости.

Я уже почти задремал на диване, как услышал знакомую фамилию.

«Сегодня у Л*** моста в парке, был найден труп двадцатипятилетней Виктории Кочетковой» - произнес приятный телевизионный голос ведущей.

Я резко открыл глаза.

Вика.

Мой взгляд сразу же направляется на экран. Девушка в пиджаке и блузке с приятной внешностью показывает на экран позади нее, и на нем крупно изображен портрет Вики.

Этого просто не может быть.

Ведущая тем временем четким отрепетированным голосом продолжает.

«Девушку нашли сегодня утром, в парке, с многочисленными ранами и переломами, всем кто обладает какой-нибудь информацией, просьба обратиться в правоохранительные органы».

Экран еще раз показал портрет девушки, а затем ведущая перешла на новости спорта.

Такого не может быть. Я только вчера видел Вику, она была совершенно здорова, улыбалась. Черт, да мы целовались с ней вчера! На том самом чертовом мосту!

И пока я сижу в полнейшем шоке, в мой мозг закрадывается идея. Такая живучая, и способная породить желания и мысли. Ведь все это неспроста! Ведь это не может быть простым совпадением или роком судьбы. Ведь я неспроста вчера встретил именно ее. Или именно я являюсь тем роковым событием, что разрешил ее судьбу?

В моем воспоминании всплывает образ сестренки, но я мотаю головой, отгоняя не прошеные мысли. Нет! Нет! Нет! Этого не может быть. Лерка не всемогуща, нет, она ведь просто ребенок, а я вбил себе в голову какой-то бред.

Пока мои мысли роятся в голове, в памяти мелькают картинки увиденного сегодня сна.

Крик. Кто-то кричит в агонии, стараясь заглушить криком невыносимую боль, но крик не выходит дальше сознания.

И вдруг перед глазами я вижу картину. Вика, вся в крови, ее пальцы отрезаны и воткнуты в землю вокруг ее почти живого тела.

Почему?

Этот вопрос задает и девушка. Нет!

Я встряхиваю головой, но образ не уходит, и я вижу кровь и слизь на щеках из выколотых и затем зашитых глаз Вики. Ее рот тоже зашит идеально, но мои легкие сдавливает от ужаса.

Я не могу этого видеть, я не могу этого знать. Это все от недосыпания. Но картина отчетливо стоит в моей голове, и затем меня выворачивает наизнанку. Хорошо хоть я успеваю добежать до туалета.

Я сижу, держась за сиденье унитаза, и не могу поверить. Потому что я знаю, что это правда.

Мне нельзя закрывать глаза. Нет. Иначе я вижу. Я вижу эти белые, ужасно идеальные пальцы. Они вырезают язык, они сшивают рот какой-то нитью, отдающей золотым блеском.

Я моргаю. Мне почти больно, такое чувство, что убивают меня.

Белые пальцы отрезают фаланги других пальцев, не таких идеальных. И я слышу крик, я почти глохну. Я слышу этот звук, хруст, запах плоти и крови, и боль. А потом белые пальцы тянуться к ножу, и холодное лезвие проникает в роговицу глаз.

Нет! Я вскакиваю, но куда бы я ни посмотрел, на стену, на пол, на безжизненную дверь в ванную... я вижу, как отрезанные пальцы, с ухоженными ногтями, втыкают в землю вокруг тела. Это напоминает алтарь. И я почему-то знаю, какому богу эта жертва.

А потом я теряю сознание.

***

Я лежу на сером полупрозрачном полу.

Как я здесь оказался?

Подо мной находиться вода, и плавают рыбы за стеклом, а вокруг ничего не видно.

Где я?

Я слышу шорох и поворачиваю голову влево, мое тело почему-то не хочет подниматься, я даже не могу пошевелить рукой. И меня опять окутывает страх. Прямо передо мной стена, и за ней шорох. Я не знаю, что там. Но я гоню все мысли из головы, надеясь на то, что это все-таки один из моих бредовых снов, и что стена крепкая.

Шорох становиться громче, я зажмуриваюсь и отворачиваюсь от стены. Подо мной уже нет стекла и рыб, а только непонятная чернота. Шуршание такое громкое, что мне хочется зажать уши руками, но мои ладони лежат и не двигаются. Я могу пошевелить только мизинцем, что меня не очень радует.

Шуршание вдруг резко стихло, и поначалу мне показалось, что я оглох. Мне становится немного легче, но через миг страх накатывает с новой силой, потому что я не верю, что все может вот так вот просто закончиться. Потому что я знаю! Я уже окончательно понял, что это опять из моих чертовски реальных снов, и страх, и боль, и все мои мысли здесь настоящие.

Грязно-зеленого цвета штукатурка лопается, и шуршание накатывает с новой силой, и я вижу краем глаза, как что-то маленькое мелькает там. Я поворачиваю голову, и мои глаза, уши, рот, нос, все мое тело покрывается разнообразными видами мокриц.

Нет! Прошу!

Мой обезумевший мозг кричит, пока они заползают мне в нос и глаза, разрывая прозрачную плоть.

Последнее, что я вижу это противное склизкое тело и усы.

***

«Хватит!»

Это первое, о чем я подумал, очнувшись в холодном поту.

Я никогда не терял сознание, более того, никогда не видел снов до такой степени реалистичных.

Дальше я вспоминаю о Вике, и мне становится тошно. Я знаю, что с ней случилось, но и рассказать никому не могу. Полиции? Вряд ли меня поймут, а если поймут, то я буду, либо подозреваемым, либо умалишенным. Родителям девушки? Это будет просто кощунством, ее отец меня ненавидит. Диме? Но ему незачем это знать.

И я вдруг резко понимаю, лежа на кафельном полу, что я безмерно одинок. И это не романтичные бредни мальчика-максималиста, которым я был 9 лет назад. Мне безумно хочется поговорить о чем-нибудь, но я знаю, что никто не захочет слушать.

И я резко хочу выпить. Вспоминаю, что у Димы вряд ли что я найду для утешения души, и скрепя сердцем собираюсь в бар. И надо, наконец, забрать вещи.

Я боюсь выходить за дверь, потому что там… там она. И я знаю, ее глаза повсюду, она ждет меня. Но я хочу выпить, а значит нужно выбираться, из этой, хоть и безопасной, но скудной на выпивку квартиры.

На улице мне становится немного тревожно, но в целом неплохо, и я добираюсь до бара. Бармен смотрит на меня почти с ненавистью, и отдает вещи только за определенную доплату. На этот раз я сижу с тяжелой ношей за плечами и поглощаю алкоголь.

И как только я начинаю хмелеть, мой язык развязывается, а бармен опять слушает все мои бредни. Но ничего, ему положено, работа такая.

Рядом подсаживается какая-то милая девчушка и, смущаясь, разглядывает меня. Интересно, как таких детей только сюда пускают? Или в этом баре не смотрят на возраст? Сомневаюсь, но девушка все же тут. Чего же она добивается, так жадно разглядывая меня? Я же ее лет на десять старше. Правда, с сестрой аргумент с разницей в возрасте не прокатил. Опять.

Мотаю головой и залпом осушаю свой стакан. Девушка удивленно распахивает глаза, а потом с неподдельным восхищением продолжает разглядывать. Я даже себя неловко чувствую.

Что ж. Вздыхаю и заказываю какой-то слабоалкогольный коктейль зрительнице, она мило смущается и заправляет выбившуюся прядь волос за ухо. Надеюсь, меня не обвинят в совращении несовершеннолетних?

- Спасибо… - тихо говорит спутница и присаживается ближе.

Какие откровенные действия, мне даже слегка неприятно. А ведь она с таким успехом может наткнуться на серьезные неприятности, если будет заигрывать с незнакомыми мужчинами в барах.

- Тебе есть восемнадцать? – хмельным тоном спрашиваю я и внимательно заглядываю ей в глаза.

- Ммм… - девушка побелела и замялась, ясен пень, что нет. – Скоро будет… - едва слышно прошептала она.

- И что же ты тогда делаешь в таком баре, одна, заигрывая с незнакомыми мужчинами?

Она окончательно покраснела, и, похоже, избавится от смущения очень не скоро.

- У меня документы поддельные… - она всем рассказывает это или только избранным?

Я хмыкаю.

- Что ж за дети пошли, - вздыхаю. – Так и на неприятности наткнуться можно, или ты так сильно хочешь приключений, что даже собственная шкура не важна? – я смотрю на ее расширенные в удивлении глаза, полные извинений и вины.

- Я просто хотела посмотреть… как тут… - она смущена, сбита с толку и, как говорится, поймана с поличным.

- Не ходила бы ты, девочка, по таким барам, сидела бы дома, и смотрела мультики, а то не успеешь оглянуться, и твоё детство отнимут, нагло его загадив.

- Мне почти восемнадцать! - чуть громче сказала она.

- Вот именно, «почти», - возразил я, - и поэтому позаботься пока о своем душевном спокойствии и счастье.

- А вы?

- Что – я? – я смотрю на нее с удивлением.

- Вы чем-то расстроены? Каким вы были в моем возрасте?

- Разбитым, - я выпиваю еще стакан и смотрю куда-то вдаль, не видя ее.

- Простите.

Шла бы ты девочка, пока она и до тебя не добралась. Потому что ей никого не жалко, странно, что я еще живой. В моем сознании всплывает ее лицо. Такие четкие, плавные, правильные черты и эти пронзительные глаза. И как мы с отцом раньше не замечали, что Лера вообще ни на кого из нашей семьи не похожа. Тогда откуда? Кто она? И как? Как ей удалось сделать столько всего?

- У вас есть девушка? – спрашивает после долго молчания моя новая знакомая.

А я почти по-настоящему ощущаю опасность и желание спасти ее. И в моем сознании возникает фотография Вики, которую показывали в утренних сводках новостей.

- Нет! – почти вскрикиваю я, больше потому что хочу спасти девушку, нежели ответить на ее вопрос.

Я выпиваю последний стакан, окончательно захмелев и не оглядываясь, ухожу. Хватит жертв. Больше сестренке меня не одурачить.

На воздухе мой страх немного проходит, но мне все равно не по себе. Я знаю, что ты наблюдаешь, но тебе меня не поймать, я соблюдаю все условия. Злишься? Я знаю, что ты просто вне себя от гнева, потому что не можешь тронуть ту девушку. А я надеюсь, что девчушка поймет все правильно и пойдет домой, и больше не будет ловить неприятности.

Радуйся, сестренка, твой глупый старший брат тебя боится.

Я вызываю такси. Все-таки лучше, если я поскорее доберусь до дома Димы. Мне там намного спокойнее.
Водитель в такси девушка, очень необычно, но в наши дни это становится почти модным и естественным. Она милая, но старше меня, наверно года на два-три. Называю адрес, и, облокотившись плечом об окно, смотрю на сгущающиеся тучи.

Я и не заметил, как наступило лето. Пошли дожди. Скоро начнется курортный сезон, и в городе станет намного меньше людей.

Девушка о чем-то говорит, я слушаю в пол уха, потому что паника опять нарастает. Да, что ж такое! Я сижу, как будто на иголках, хочу быстрее приехать и избавиться от этого дурацкого чувства.

Я как в каком-то старом фильме ужасов, поворачиваю голову к водителю и застываю с немым ужасом в глазах. Ее лицо в серной кислоте и, шипя, оно плавится, я даже слышу этот звук, вижу дым, от сгоревшей плоти и как гниют зубы. Вот, что ее ждет, если я сейчас же не выйду. Меня охватывает чувство, будто меня наткнули на иглу, и с паническим страхом я понимаю, я чувствую и ощущаю в реальности, как в мой позвоночник плавно, не встречая препятствия, но заходя глубоко и сразу, вставляют шприц. И я кричу, пытаясь вытащить его, смотрю на девушку, глаза застилают слезы, а ее растворенное лицо улыбается.

- Остановите! – это даже не мой голос. Это кто-то другой. Да, это я, только это тот я, что был девять лет назад.

Девушка ошарашено притормаживает у ближайшей парковки, и я вылетаю из такси, а шприц вынимают из позвоночника.

2.

Слезы? Я стираю с лица влагу. Мне даже кажется, что это не слезы, просто солёная вода течет из глаз из-за переизбытка эмоций. Где я?

Я оглядываюсь и минут пять пытаюсь понять, что происходит. Кто эти люди? Почему они здесь? Ведь я сбежал навсегда от них. А они смотрят с удивлением, презрением, жалостью. Почему?

Я оглядываюсь. Машины. Я у дороги? Почему я здесь оказался?

Я стою на коленях, и по моему лицу текут соленые капли. Что же случилось.

Позади на дороге раздается сигнал машинного руля, я вздрагиваю и вспоминаю. А потом кричу, громко и надрывно, стуча кулаками о землю.

Люди смотрят ошарашено и напугано, и я понимаю, что нужно идти, пока я не натворил дел, нужно уходить, прятаться, и никогда не появляться на людях больше.

До дома Димы я добираюсь почему-то через два часа, неужели я так далеко ушел? Но бар ведь был близко.

Прекратив душевные терзания, и мечтая о ванне с горячей водой и дружеском плече я, наконец, добрался до квартиры друга. Но дверь была открыта.

- Дима! – влетаю я не успев разуться.

- Привет, - из кухни выглянула рыжеватая шевелюра знакомого, и я вздохнул свободно.

- Я думал, что забыл закрыть дверь, - обессилено шепчу я, опускаясь на пол в прихожей.

- Эй, ты чего? – Дима подбегает и ловит меня, пока я не успел упасть.

- Почему ты дома, ведь еще нет пяти? - хриплю я, пока меня тащат к дивану.

- Я взял отгул на три дня, как чувствовал, - Дима устало вздыхает и укладывает меня.

- Она меня не отпустит… - шепчу я, почему-то пересохшими губами.

- Почему ты так решил? – Дима сидит рядом.

- Она угрожает мне… что каждый, кто приблизиться будет убит… я видел… как она их может убить… каждую девушку… я так больше не могу…

- Тебе нужно поспать и все пройдет.

- Вряд ли… - я хватаю его руку и смотрю почти обезумившими глазами. – Она и тебя могла убить, но я попросил… я попросил, и она не тронет тебя… не должна… иначе она знает, что я не вернусь.

- Яр, тебе нужно отдохнуть, - Дима устало вздыхает.

- Да-да, ты прав, но она тебя не тронет, не должна… Дима, посиди со мной чуть-чуть… пока я не усну. Потому что я боюсь ее.

- Хорошо, не бойся, посижу.

- Здесь… самое безопасное место, - я прикрываю глаза.

- Спи, - Дима гладит меня по голове, как маленького ребенка, и мне становиться легче.

- …я просто пьян, прости, - последнее, что я шепчу, прежде чем провалиться в сон.

***

… жизнь… жизнь… жизнь…

Я стою под сводами огромных колонн, а рядом обрыв, но под ним не страшная пропасть, а светлая река, с прозрачной чистой водой. Меня захватывает эйфория от блеска и света этой воды, а под ней рельсовая дорога. Рельсы ведут к горизонту, к самому солнцу, которое выглядывает из-за свода, вдыхаю пряный аромат цветов.

Я бы искупался в реке, но мне нужно идти.

Поле. Я много раз видел во снах поле, но такое впервые. Оно покрыто не маками, а полевыми цветами... и мне легче вдыхать этот воздух, чем тот, наполненный ароматом проклятых красных цветков.

Я знаю эту дорогу, и я знаю, куда она ведет, и куда я сам иду. Я иду в Рай.

Да, мне совсем немного осталось, но нужно идти быстрее потому, что за спиной надвигается буря.

Я оглядываюсь, небо темнеет позади, и покрывается тучами. Если не потороплюсь, меня нагонят. Я знаю, Кто идет за мной. Она – сама Смерть.

Разворачиваюсь обратно, мне нужно идти, быстрее, быстрее, быстрее.…

Пока еще не поздно и я могу достичь Рая, пока я еще могу увидеть Ее. Ту, что покинула меня девять лет назад. Если я доберусь, я обязательно увижу ее.

У горизонта земля кончается, и я вижу скалу, один единственный выступ перед самым Концом. И там, чуть поодаль от меня, на самом краю стоит Она… или Дима?..

Я моргаю, я не могу понять кто именно, но я знаю, что это Она, пусть ее душа и в другом теле. Но у него такие же руки и глаза. И такая же улыбка.

Димка стоит у самого края с растрепанными волосами, в расстегнутой рубашке и с абсолютно пьяными глазами. Сейчас он невероятно прекрасен. Его руки в распростертых объятьях. Он ждет меня. Да. И Она меня также ждет. Дима смотрит очень внимательно, а потом улыбается и на миг, совсем на крошечный момент, я вижу ее! Да! Это Она! Она в нем! Она ждет!

Из-за его спины светит солнце, и он падает. Но я знаю, что он не разбился в пропасти, он полетел.

Я приду, подожди…

***

Я просыпаюсь очень долго. Сонное марево не хочет отпускать из объятий. Болит голова от выпитого и пережитого, а я лежу и смотрю в потолок. На кухне слышен звон тарелок, кружек, кастрюль и прочего. Так по-домашнему.

Интересно, я бы смог попасть в этот дом при других обстоятельствах? И почему же меня до сих пор не выгнали? Было много случаев и поводов. Или Дима настолько добр, что не мог пройти мимо. Что именно?

Прикрываю глаза и вижу улыбку-солнце. Единственное, что я помню из сна и еще, надвигающуюся опасность. Мне нужно идти. У меня стойкое чувство, что если я не поспешу, то могу не успеть. Куда только?

Мотаю головой и прогоняю все гнетущие чувства. Нужно просто расслабиться и отдохнуть. А уйти отсюда я всегда успею.

Недалеко от дивана стоит мой рюкзак. Неужели я его забрал? Там внутри ватман, краски, кисти, туш, гуашь и прочее. Все что мне нужно. Да. Сегодня я нарисую в красках.

Вскакиваю как ошпаренный и раскатываю ватман по полу. Что же нарисовать?

В комнату входит Дима.

- Привет, - он слегка улыбается.

Да. Вот это и нарисую.

- Привет, - я смотрю и прикидываю, как он будет мне позировать. – Можно тебя попросить об одолжении?

- Да, - Дима садится в кресло, оно немного потрепанное временем, но не слишком старое.

Да. Именно так.

- Можно я тебя нарисую?

- Надеюсь не в обнаженке? – Дима засмеялся.

- Нет, - я тоже улыбнулся, и стало легче.

Меня отпустили все жуткие воспоминания и сны. Теперь, передо мной ватман, краски и парень с улыбкой, как солнце. Осталось это только изобразить.

Я буквально кончиками пальцев чувствую желание взять кисть в руки. Наконец. Спустя девять лет я хочу нарисовать краски. Я хочу нарисовать солнце.

Дима сидит в кресле, так как я ему посоветовал и не двигается, а я где-то там, в своих мыслях, я вижу контуры, каждую черточку, я должен нарисовать в красках, иначе этого никогда больше не случиться.

Откуда это стойкое ощущение, почему мне это так важно? Я не знаю. Но мне просто необходимо спешить, рисовать, рисовать, рисовать, пока есть время, пока я еще вижу краски.

Мои руки с кистью порхают над ватманом, делая наброски, обрисовывая контуры и очертания. Это счастье. Лучше этого больше ничего не существует.

Да, я одержим, я всегда был одержим рисованием, мне нравились кисти и их мягкость, мне нравилось, как краски ложатся на холст, как они высыхают, создавая рисунки, почти шедевры.

Самое прекрасное, что может быть в жизни человека, так это творчество, которое он воплощает в жизнь. И пусть это будет что-то пока еще некрасивое и неоконченное, но все равно прекрасное, потому что даже в набросках есть немного души, и немного счастья автора.

Очнулся я от своего дела только часа через три, когда Дима, просто не вытерпел и пошел на кухню.

Я его понимаю. Невозможно сидеть несколько часов без движений и остаться довольным. Но мне было плевать. Я почти набросал контуры, и теперь мне в помощь идут память и воображение.

- Вы садист, Ярослав, - Дима возвращается, разминая мышцы. - Еще и маньяк какой-то, вообще не слышал, что я говорю.

- Прости, но этот рисунок очень важен для меня, - Я даже не поворачиваюсь в его сторону, прорисовывая ножки кресла.

- Надеюсь, я тебе больше не нужен?

- Сейчас нет, когда начну полностью работать в цвете, ты понадобишься, ну и еще когда-нибудь, если мне нужны будут детали.

- Может тебе мои фото дать, с них срисуешь? - Дима выглядывает у меня из-за спины, пытаясь посмотреть, что я нарисовал.

- Это тоже понадобиться, но позже, - я закрываю собой ватман и продолжаю.

Мне нужно спешить.

***

Я уже почти вижу краски, которые нужны этой картине.

На картине будет солнце, улыбка, и взгляд, тот самый взгляд, который был у Димы из моего сна, потому что это Ее взгляд, немного опьяненный, но такой внимательный.

Дима сидит в старинном кресле из дерева, с ручками, обшитыми красной бархатной тканью. На его теле халат из золота, расшитый на восточный манер, а на губах улыбка. Да, та самая, которую я сотни раз видел у Ани, которую видел у него, которая есть и в моих снах. Улыбка-солнце, полная света, красок и немного грусти.

Его поза вальяжна и расслаблена, одно колено на другом, в правой руке бокал красного вина, а левая свисает с подлокотника, демонстрируя прекрасные длинные пальцы.

Это будет самой прекрасной картиной. Единственной теперь. Потому что я чувствую, что больше картин не будет. Поэтому мне нужно поскорее закончить эту, чтобы успеть насладиться вдоволь этим чувством: вдохновением.

Да. Для меня вдохновение это не только идея, это и сама работа, ее набросок и ее результат, все это и есть вдохновение, потому что без него это была бы просто картина.

На холсте уже есть краски. Уже есть контур, и цвет рыжеватых волос, уже есть красное вино и красные подлокотники. Есть много деталей, с которых я предпочитаю начинать. Но пока еще это не картина. Мне нужно еще дня два.

И как бы я не спешил, эта работа требует усидчивости и внимания к деталям.

***

Вот прорисовываются пряди. Медленно, одна за другой, и его волосы горят медью. Вот появляются серые глаза, теплая сталь, с мягкими серебристыми искорками. Золото и серебро и все это в одном лице. Вот появляются детали лица: нос, скулы, щеки, все морщинки и ямочки, небольшая складка на лбу, появившаяся наверняка от того, что часто хмурят брови, а вот и сами брови.

Я рисую без разбора, но в итоге все сливается в единую составляющую.

Медленно плывут узоры халата, я долго прорисовываю его пояс. Руки. С ними мне пришлось повозиться, так же как и с волосами и глазами.

Вот и бокал принял более отчетливую форму. Когда я дорисовываю до голеней, я останавливаюсь, потому что низ картины будет размыт. Не знаю, в чем моя логика.

***

Все. Наконец, спустя три дня я закончил, и устало отбросил кисть. На холсте единственная картина, спустя девять лет, в цвете.

- Ух, ты, - Дима за спиной поражен, - это я что ли?

- Да, - слегка улыбаюсь, я доволен как никогда, такое чувство, будто гора с плеч свалилась, как бы банально это не звучало.

- Слушай, у тебя реально талант, - Дима заворожено подходит ближе и рассматривает.

- Там еще краски не высохли, не трогай.

- Ты ее себе заберешь или мне оставишь? – у него прямо-таки горят глаза.

- Оставлю, на ней же ты, - я опять улыбаюсь и сажусь на диван. – Что-то я устал.

- Понятное дело, ты спал по три-четыре часа и практически не ел, я еще ни разу не видел такой одержимости, ну, кроме как в кино. Но картина просто прекрасная, даже льстит немного.

- Мне это нужно было, - прикрываю глаза.

- Зачем?

- Спустя долгое время эта картина первая в цвете, и я рад, что на ней ты, - мне вдруг вспоминается кукла, которая осталась в гостинице, и я правда рад.

- Ты спать? – Дима все еще разглядывает холст.

- Да, посплю немного, только ты не убегай, вдруг кошмар опять будет.

- А за эти дни ничего не снилось? - Дима садиться рядом в кресло и берет книгу со столика.

- Ничего, и я этому тоже рад.

Мои глаза закрываются в полной усталости. Дима что-то еще спрашивает, и я даже пытаюсь отвечать, но сон наваливается с такой тяжестью, что я даже не могу сопротивляться.

***

Вначале я сплю без сновидений, просто темная глухая пустота. И я сквозь сон осознаю это, но потом я чувствую страх, мне еще ничего не сниться, но страх уже медленно своими склизкими щупальцами забирается ко мне на диван, под одеяло, в мои мысли и сны.

Потом я вижу реку где-то в лесу, вокруг ни души, хоть я и не знаю где я, но я видел уже эту панораму.

Сосны и ели вокруг, кое-где рябина со своими красными, как кровь ягодами, где-то дальше грибы и кустарники. Мне нравится это место, здесь тихо и спокойно, но не сейчас, потому что я чувствую панику.

Вода в реке невероятно чистая, что я даже вижу дно из камней, опавших веток, тины и песка. В воде ни души, даже ни одной рыбы, что очень странно, но я не придаю этому значения и оглядываюсь. Это место так знакомо мне, но не знаю, откуда, а может это мой мозг просто выдает обманное чувство deja vu?

Страх быстро наполняет все мое сознание, и я уже больше не могу ни на что смотреть, кроме как на эту идеально прозрачную воду. Что же я увижу там? Что меня ждет?

Сначала ничего не происходит, просто небольшое колебание водной глади. А потом вода становиться красной. Я не понимаю, почему и пытаюсь разглядеть за красным дно, но его вскоре становиться не видно. А потом я вижу Аню. Ее лицо и губы бледны так, что кажутся синими, глаза закрыты, а тело похоже на тряпичную куклу, оно исковеркано, изломано, уничтожено. И весь клубок воспоминаний, что я пытался подавить столько лет, всплывает наружу. Я вспоминаю все, что я видел, слышал и ощущал в тот день. Тело Ани, она мертва, она так прекрасна, но мертва. Я порываюсь хотя бы крикнуть, подбежать, вытащить ее. Но я даже не могу вздохнуть, я стою и тупо смотрю в воду, слыша, как мое сердце медленно набирает свой ритм.

Я вижу измученное лицо какого-то мужчины, труп которого плыл за Аней, после еще какие-то люди, некоторых из них я знал, некоторых нет. И в самом конце проплывала Вика.

Она тоже здесь. Ее глаза зашиты какой-то нитью, так же как и ее рот, а из уголков губ стекает кровь. У нее нет пальцев, я вижу, как кисти лишенные фаланг рассекают водную кровавую гладь.

Здесь все. Я знаю, что это за река. Это все жертвы. Неужели их так много? Как? И главное, почему? Но я уже не спрашиваю кто. Потому что я знаю кто, но боюсь сказать, боюсь озвучить это вслух... да, даже у себя в мыслях я не могу подумать об этом. Потому что мне страшно.

И вдруг, все их глаза открываются.

Я больше не могу.

3.

Я просыпаюсь без крика, даже не сильно вспотел, но тупой, жгущий где-то внутри страх остался.

Я помню все и уже понимаю, что нужно делать, чтобы, наконец, сны перестали терзать меня, что бы я, наконец, мог почувствовать себя вменяемым и здоровым, мне нужно вернуться. Хоть это и будет означать конец. Я сдаюсь.

Когда я собираю вещи, Дима не просыпается, хотя он уснул в кресле. Мне хочется попрощаться ну или хотя бы сказать ему, чтобы ложился нормально, но наверно я тогда не уйду.

Я знаю, чего она добивается, и она это получила. Чем дольше я не вижу ее, тем мне становиться хуже, я уже почти невменяемым стал, она довела меня до такого состояния, в котором я почти ни о чем не думаю, а слепо иду на ее зов.

О да, у нее слишком громкий голос, чтобы ее не услышать.

Я последний раз смотрю на картину и пытаюсь запомнить ее, слишком я рад от того, что она в цвете. И все равно ее придется оставить.

Запасные ключи я ложу на тумбочку в прихожей. Ну, все, похоже мне пора. Прощай.

Я, скорее всего не вернусь.

Сегодня очень теплая ночь, на улице пахнет какими-то цветами, и я вдыхаю их воздух, пытаясь надышаться вволю. Чувствую, потом мне этого не дадут. Мои легкие наполнены до отказа ароматом ночных цветков, и мне становиться чуть-чуть легче. Совсем немного, но уже достаточно чтобы слегка улыбнуться в душе. Я раньше и не замечал, что жизнь так прекрасна.

***

Она ждет меня. Когда я подхожу к дому, в ее комнате горит свет. Вдыхаю последний раз далекий ночной аромат и возвращаюсь.

Дома тихо, только из-под двери ее комнаты виден свет лампы. Ну, что же, другого выхода нет. Я снимаю кеды и иду к ней. Я знаю, что она ждет, иначе это была бы не она.

Дверь бесшумно открывается. Лера лежит на своей постели лицом к двери и улыбается. Я всегда думал, что у нее прекрасная, озорная, немного таинственная улыбка, но теперь я ее просто боюсь.

- Привет, братик, - она опускает ноги на махровый ковер и садится.

- Лера, - бесшумно произношу я почти в бессознательном состоянии, подхожу к ней и оседаю на пол.

Я устал, как же я устал.

- Что же ты со мной делаешь? – шепчу я, обнимая ее ноги и утыкаясь в колени лицом.

Лера молчит, но я слышу, как она обнюхивает меня, как заправская ищейка. Ищет своих соперников.

- Ты весь пропах его запахом, - почти с ненавистью говорит она.

- Не надо его трогать, он просто друг, он мне помог, - на глаза наворачиваются слезы.

- Помог в чем? – Лерин голос немного смягчился.

- С моим сумасшествием.

- А ты сумасшедший? – кажется, как будто она удивлена искренне, но я не верю, я уже ничему не верю.

- Да, Лера, это ты меня таким сделала.

- Ой, братик, ну не сгущай краски, - она гладит меня по голове, массируя кожу. - Я просто показала тебе последствия.

- А река? Она-то зачем была нужна, у меня и так уже не все в порядке с психикой.

- Я показала, показала тебе всех.

- Ты их всех убила? – мой голос даже не дрогнул, рядом с ней спокойно.

Нет, не так как у Димы в квартире, там теплое спокойствие, а тут… рядом с ней мне спокойно, как смирившемуся замерзающему туристу в горах. Холодно, страшно, но уже все равно.

- Некоторых очень даже заслуженно. Они все теперь в моей реке.

- В твоей?

- Да, братик, этот лес, эта река. Все это моя родина. Я пришла из тех мест.

- Господи… ты… - мой голос пропал. – Ты убила Аню.

- Ты сам это сказал, братик, - я услышал смешок в ее голосе.

- Нет, - я отпрянул. – Уйди от меня, уходи.

Я отползаю по ковру ближе в стене, а она сидит и улыбается, и ее улыбка не предвещает ничего хорошего.

- Куда же я уйду, здесь мой дом.

- Уходи к той реке, ты же оттуда, - я немного усмехаюсь про себя.

- Я оттуда, но здесь мой дом, потому что здесь ты. Я искала тебя так долго, так долго, - ее глаза немного потускнели. – И наконец, нашла и решила заменить твою сестренку.

Я в удивлении распахиваю глаза.

- О нет, нет, я не убила ее, я просто заняла место в ее теле, - она улыбается опять. – Это было просто, а я была слишком слаба, чтобы занять место твоей матери. Но родившись, я все-таки убила её. Ты слишком о ней заботился. А она была лишней.

- Ты… ты чудовище… как ты могла… мама… - из моих глаз покатились слезы. – Она была самым дорогим человеком, а ты лишила меня ее. А потом и Ани.

- Да, братик, она тоже умерла от моей руки, - Лера встала и подошла к окну. – Ты ее любил, а меня нет.

- Я любил тебя, Лера, всегда, - всхлипнул я.

- Нет, ты меня любил не так. Ты думаешь, я ради этого потратила столько сил и времени, - она обернулась, почти шипя, ее волосы растрепались, а в глазах заплясали красные огоньки. – Я потратила столько сил не ради братской любви, и не ради того, чтобы смотреть на то, как вы с Аней, - она чуть ли не выплюнула имя, - как вы с ней… ночью, на этом проклятом диване.

Лера ослабла, ее руки опустились и она задрожала.

- Ты убила ее, и думала, что я буду любить тебя?

Признаюсь, ее унылый вид всколыхнул во мне все позабытые чувства. Мне хотелось, чтобы она стала прежней Лерой, моей сестренкой, и я бы смог подойти, обнять ее, и сказать что все хорошо, что я рядом, и поцеловать ее в лоб. Но Лера уже не была моей сестрой.

- Ты и так будешь любить меня, - самоуверенно произнесла она.

- Заставишь, - я даже не спрашиваю, а знаю, - думаешь, это будет настоящей любовью?

- Посмотрим, братик, посмотрим. А теперь иди спать, завтра тяжелый день.

И я встаю, даже не противясь, хотя хотел что-то еще спросить, но я иду к двери и потом в свою комнату. Она может мне приказать, но в душе я свободен, и она не получит мое сердце. С этими мыслями я и уснул.

***

Когда я открыл глаза, часы показывали четыре утра, мне еще рано ставать, нужно было бы поспать подольше, меньше будет невыносимо.

Я устал. Прикрываю глаза и вижу темноту. Только здесь я вижу темноту, ни солнце, ни глюки, порожденные моей больной фантазией, а пустоту. Тьму. О которой я мечтал все эти дни, но мне почему-то не становиться легче. Ну, может только чуть-чуть, и даже мелькает мысль, что может так будет лучше.

Но ничто не сравнится со свободой. Как бы то ни было, но вернувшись к Лере, я не буду свободен. Да, именно к ней я вернулся, не домой, а к ней. Потому что она звала. И у нее очень весомые аргументы.

Я не хочу вспоминать вчерашний день. Только не вспоминать, память работает против меня, и если я вспомню, я пожалею, и станет хуже.

Да, однозначно, в квартире Димы мне было спокойно, пусть меня там и мучили кошмары.

Открываю глаза и вижу потолок. Он почти как небо, похоже, неба я больше не увижу. Уверен, она запрет меня и больше никуда не выпустит, и потолок будет единственным, что я буду видеть над головой.

А окна она заколотит, закроет все ходы отступления, спрячет меня в подвале и будет содержать как домашнее животное.

Но я уже не мог убегать, чем дольше, тем мне хуже становилось. И я даже не знаю, как было бы лучше. Уйти навсегда или вернуться.

Закрываю глаза. Нужно еще поспать.

Сон приходит долго и очень тяжело, я ворочаюсь, и у меня немеют ноги, и так сильно покалывают, что хочется немедленно открыть глаза. Но нужно уснуть и тогда утро настанет быстрее.

Когда я наконец засыпаю, мне снится прохладная вода в которой я нахожусь, и мне так легко, так легко, что я бы остался там навечно, если бы я не находился под водой и не начинал задыхаться. Я пытаюсь выплыть, но вода слишком прохладная, слишком в ней хорошо, она душит, обвивает вокруг.

Нет.

Я не могу задохнуться, я не могу умереть вот так, хватит!

Я вижу над головой свет, но не могу выплыть, толща воды слишком сильно скрутила меня, слишком плотно, я задыхаюсь, а потом свет гаснет. Я плыву вверх, но становиться темно и я понимаю, что не знаю где выход.

Вокруг только прохладная вода и тьма.

Опять. Опять какой-то дурацкий сон, я так устал, неужели даже то, что я вернулся ее, не остановит?

Просыпаюсь я от того, что мне начинает не хватать воздуха, и, уже проснувшись, я понимаю, что и на самом деле я задыхался.

Неужели Лера хочет меня убить? Она ведь обещала оставить меня в покое.

На часах уже девять утра, я никогда ееё так поздно не вставал, и как ни странно, мне снова хочется спать.

Так! Мне нужно вставать, иначе потом я вообще не проснусь, и буду весь день ходить, как сонная муха.

В доме тихо, даже слишком для утра. Интересно, отец знает, что я вернулся или он все еще спит и не может проснуться из-за вчерашней бутылки.

Когда я захожу в его комнату, там нет никого. Странно, неужели он стал просыпаться сам?

Лера сидит на кухне и пьет чай.

- Ты почему не в школе? – мой голос немного хрипловат, наверное, от того, что я чуть не задохнулся во сне.

- Я не хожу туда, - ее голос отстранен и она смотрит в окно.

Это тоже странно. Кажется, как будто ничего и не случилось. Неужели я спал?

- Почему? А отец, он тебе разрешил?

- Он не может запретить, - Лера смотрит на меня внимательно, как будто видит впервые в жизни.

- Ты и его заколдовала? – мне даже не страшно рядом с ней, наверное, это затишье перед бурей.

- Я не колдунья, братик, я просто немного подкорректировала его волю, - она встает и моет кружку у раковины.

- Что меня теперь ждет?

- В каком смысле? – она оборачивается.

- Ты ведь не просто так добивалась моего возвращения, наверное, это отняло много сил у тебя.

- Ты прав, братик, - Лера поставила кружку и подошла ко мне, - тебя ждет жизнь рядом со мной.

- Только хватит кошмаров, ладно? – я смотрю в окно и передергиваю плечами.

Мне холодно от воспоминаний о снах, которые мне снились.

- Если будешь себя хорошо вести, тебе будет хорошо, - Лера обняла меня и начала гладить волосы.

Пока все идет по оптимистичному сценарию, если это можно назвать оптимизмом. Мне спокойно, более или менее, поэтому мое решение уже не кажется таким ужасным, как вчера вечером.

Вообще все, о чем мы думаем, когда сгущаются сумерки, принимает совсем другой оборот на утро. Иногда хочется, чтобы утро больше никогда не наступало. Потому что ночью просыпается смелость, просыпаются все самые тайные желания и мечты почти осуществимы.

- Братик, ты же меня любишь? – Лера шепчет мне в ухо, почти касаясь кожи и мне становиться не по себе.

- Любил, как сестру, - не хочу ее обнадеживать.

- Любил? – она отпрянула и посмотрела внимательно в глаза.

- А сейчас я уже не знаю.

- Братик, пожалуйста, люби меня, иначе я прибегну к своим мерам.

Ее голос тих, но я чувствую живую ненависть и злость в ее словах. На что она способна, чтобы добиться своего? Она убила всех, кто ей мешал. Теперь ей некого убивать, но может, есть что-то еще хуже этого.

- Лера, хватит, я люблю тебя, но та любовь, о которой ты просишь, просто невозможна, - я мягко отталкиваю ее.

- Почему невозможна? Вот она я, я готова ради тебя на все.

- Не ради меня, а ради себя, Лер, это разные вещи.

Я встаю и выхожу из кухни, пока она не разозлилась.

- Ты просто эгоист, братик! – кричит она мне вслед.

И эти слова ложатся камнем мне на плечи, это было сказано с таким отчаяньем и решимостью, что мне просто хочется бежать, как когда-то раньше, в детстве от Нечто, скрывающегося в темноте.

В моей комнате ничего не изменилось, похоже, Лера меня ждала все это время. Неужели она не может любить какого-нибудь своего ровесника? Быть обычной сестрой и любить мультики?

Я достаю краски, кисти, мольберт, но в мою голову приходят какие-то смутные образы, а нужно как-то убить время. Впереди еще столько невыносимо-длинных дней, а мне в голову не приходит ни одна идея, даже для набросков.

Жаль, что я оставил Димин портрет у него, мог бы его чем-нибудь дополнить. Но Лера бы не позволила его оставить. Уверен, она бы его изорвала в клочья, невинно улыбаясь и говоря, как она меня любит. Хорошо, что она не знает о картине, потому что это очень дорогая сердцу работа.

Я долго сижу около чистого листа ватмана. В голове возникает Лера. Она красива, она всегда была красива и эта красота пугала. Ей бы подошло зеленое платье, да, такое яркое, насыщенное, оно бы отлично гармонировало с ее зелеными глазами и волосами цвета ночи. Я бы нарисовал ее, но мне страшно, потому что я знаю, если на моем холсте появится сестра, я навсегда забуду о свободе. Но, тем ни менее, мне же можно представить каким бы был ее портрет?

А он бы был прекрасен. И мрачен одновременно. Ее красота ходит рядом со страхом и ужасом.

А потом на меня вдруг находит ностальгия, и я вдруг понимаю! Она, моя милая любимая сестренка убила Аню, Она убила маму!
А затем я громил все в своей комнате, резко осознав происходящее. Неужели, Лера способна и на такое? Убрать из моего сознания реакции на происходящее?

Кажется, я ее ненавижу.

И от осознания этого я просто оседаю на пол и бью кулаком по нему. Зачем я вернулся? Мне будет только хуже, там я мог спрятаться, жить, дышать…. А теперь я просто задыхаюсь.

- Братик, – слышно за спиной.

- Не подходи! – я стискиваю зубы, чтобы не наговорить лишнего, потому что потом обязательно пожалею.

- Но я ведь забочусь о тебе. И хочу узнать, что произошло.

- Это ты… ты во всем виновата! – я вскакиваю и пинаю стол, но раздается только глухой звук удара.

- В чем я виновата, братик?

- Ты убила их, убила их всех! Ты не даешь мне жить спокойно, ты убиваешь меня…, я устал…, - сажусь на кровать. – Бьюсь об заклад ты и сейчас мою волю сломила…, поэтому я такой спокойный.

- Ты сам выбрал этот путь.

- Ты заставила меня вернуться, мучила каждую ночь, каждый день, я бы сошел с ума, хотя теперь мне это уже не кажется таким страшным.

- Ты слишком много болтаешь, - Лерин голос изменился в миг, а в глазах появились красные крапинки.

- А ты слишком много на себя берешь, - закрываю лицо руками, я сейчас похож на семнадцатилетнего мальчишку, хотя я таким и являюсь, ни капли не изменился с тех пор.

- Знаешь, Ярик, я тебе бы многое простила, - она встала, надо же она в зеленом платье, в таком же, которое я представлял. – Но я не позволю тебе думать о других и обвинять меня.

Она первый раз назвала меня по имени. Это что-то да значит. И почему-то мне кажется, что значит не совсем хорошее.

- Братик, – ее голос моментально стал почти нежным, - я знаю, как привязать тебя.

Она становиться совсем близко, и говорит так, как будто ей в голову пришла великолепная идея. И меня это пугает, но еще не настолько, чтобы забыть то, как я на нее рассержен.

- Братик, - шепчет она мне на ухо, - забери мою юность.

***

Я не понимаю поначалу, что она имеет в виду, но она прижимается ко мне очень красноречиво и шепчет интимно на ухо. Неужели?

- Что? - спрашиваю я пересохшими губами.

- Это соединит нас, возьми меня, и ты поймешь, что не любишь никого кроме меня, - она начинает расстегивать манжеты на рукавах своего платья.

- Нет, - я отталкиваю ее. – Ты совсем с ума сошла? Мы брат и сестра! Мы родня, и ты несовершеннолетняя. Это преступление, прекрати!

- Нет, братик, - она расстегивает молнию на платье, - это ты с ума сошел, ведь ты же сам мне об этом сказал. Но ты не бойся, никто ничего не узнает, они не обвинять тебя ни в чем, потому что я рядом.

- Лера, прекрати, хватит, это уже не смешно, - я пытаюсь застегнуть молнию обратно.

- А кто сказал, что я шучу? Я серьезна, братик, давай, не бойся, все будет хорошо, а тебе понравится.

И я смеюсь. У меня трясутся поджилки, и пульс стучит где-то в висках. Но я смеюсь от нелепости всей этой ситуации и молю богов, в который раз пробудить меня от этого кошмарного и бредового сна.

- Я люблю тебя, братик, - ее прекрасное зеленое платье соскальзывает с тела и падает к ногам.

Она права, я сошел с ума. Потому что в своей никчемной жизни я не видел ничего прекраснее.

В свои уже неполные тринадцать лет, моя сестра, мне кажется самой прекрасной женщиной на свете. И я не знаю, мои это мысли или ее внушение.

У нее белая, с золотистым оттенком кожа, нежная, без какого бы то ни было изъяна. Волосы рассыпались по плечам, прекрасные, черные, как сама тьма, они кажутся дорогим шелком и должно быть нежны на ощупь. Ее глаза заглядывают в самую душу, и выворачивают ее наизнанку, покрываясь красными искрами. У нее черные тонкие брови и длинные ресницы. Идеальный нос и великолепные губы.

Я, наверное, действительно спятил, потому что мне уже все равно.

- Братик, - зовет она с участившимся дыханием и подходит ближе. – Давай, сделаем это, ты и я. Ты будешь первым, потому что никому другому я не позволю.

- Лера… прошу не надо….

Она расстегивает пуговицы моей рубашки и проводит почти с благоговеньем по моим плечам.

- Ты такой красивый… сильный…

- Не надо…

- Я вся твоя, братик, и готова на все.

Когда она начинает расстегивать молнию на моих джинсах, я бью ее по рукам и отталкиваю, на несколько секунд мое сознание проясняется, и я несказанно рад этому.

Но как оказалось зря.

Ее глаза становятся красными, а кожа белее, сейчас она прекрасна, но мне уже все равно.

- Не нужно было этого делать, - Лера толкает меня на кровать. – Я люблю тебя, и никогда не отпущу, - ее только начавшаяся формироваться грудь вздымается так, как будто она пробежала километр. – Ты будешь моим, - ее глаза сверкают почти бордовым, и я не могу вспомнить, как тут оказался.

- Ты такой эгоист, - бормочет Лера, расстегивая мои джинсы и проводя своей маленькой ладошкой по моему паху.

Где-то на затворках сознания я понимаю, что возбуждаюсь, но продолжаю тупо смотреть на нее.

- Видишь, братик, ты возбужден, - она снимает свои трусики и кидает их куда-то в сторону, - также, как и я.

Ее глаза опять сверкают красным, и я уже ничего не осознаю.

***

Когда мое сознание немного проясняется, я почему-то вижу отца, его губы что-то говорят, но я не слышу, а Лера с озлобленным лицом кричит на него.

- …, я так и знал, что он пристает к тебе! – слышу возглас отца.

- Тебя это не касается! Мы сами разберемся, иди спать! – Лера встает абсолютно голая и закрывает перед носом отца дверь.

Я заторможено оглядываю себя, на мне даже и признака одежды нет, а по телу распространяются засосы.

- Прости, братик, я оставила тебя в таком положении, мы сейчас продолжим, - я уже не вижу ее глаза, но знаю, что они опять красные и мне ничего не остается, как зажмуриться.

4.

Я вижу, как ко мне подлетает ворон и смотрит внимательными черными глазами. Мне уже не так страшно, как раньше, но ворон плачет кровавыми слезами, и я ощущаю нарастающую панику. Неужели, может случиться что-то еще хуже?

Просыпаюсь я от криков на кухне. Причем я слышу, только голос сестры, но я знаю, что ругается она с отцом.

О господи, он ведь все видел!

Я вскакиваю с постели, и чуть не падаю, запутавшись в одеяле. Мои ноги как будто налиты свинцом, идти тяжело, потому что я знаю, что сейчас что-то случится. Дверь в кухню открыта, и я вижу, как глаза сестры полностью покраснели, а вместо улыбки – оскал.

- Хватит! – кричит она. – Ты мешаешь!

И я понимаю. Все кончено.

Ее пальцы издают щелчок, и я как в замедленной съемке вижу, как отца буквально разрывает на части. Куски мяса и кожи попадают на меня, а из моих глаз текут слезы. Я не плачу, нет, это все мое тело. А я сам уже умер.

- Черт, ты все видел, - она отряхивает полы своего халата и невинно улыбается.

- Я ненавижу тебя, - произношу и, развернувшись, иду в коридор.

Хватит. Будь что будет. Но с ней я не останусь. Беру свой осенний плащ и одеваю его прямо на голое тело, мне некогда одеваться.

***

Когда дверь нашего дома остается за плечами, я немного прихожу в себя, но мой мозг прокручивает все что случилось, возвращаясь еще в те времена, когда Лера была просто сестренкой.

Как я дошел до Диминой квартиры, я не помню, но я вижу свет в его окнах и направляюсь туда. Там меня хоть немного ждут.

Дима домашний и немного сонный, в очках и пижаме.

- Привет, - он улыбается, а я, не говоря ни слова, прохожу в коридор. - Что-то случилось? – улыбка исчезает с его лица, а я, молча его обнимаю. Как же я устал. – Ты чего? – он немного удивлен, а мне нужно тепло.

- …, ты мне нужен, - я стою и дышу им, он мне действительно нужен.

Но, в конце концов, отхожу и иду на кухню.

- Опять сестра, да? – он идет за мной.

- Уже не важно, - я выпиваю воду залпом прямо из графина, неаккуратно разливая капли по шее и плечам.

- Но ты выглядишь хуже некуда, - Дима достает сигарету и предлагает мне.

- Нет, - я отказываюсь и отворачиваюсь к окну. – Она не успокоиться. И сколько бы я не прятался, она все равно найдет.

- Может тогда тебе исчезнуть, уехать куда-нибудь?

- Тогда на меня убьет психологически, ей это ничего не стоит.

- Ну, может, опять поживешь у меня? Где твои вещи?

- Я ушел впопыхах, и голый, - показываю плащ. - Я ничего не взял с собой.

- Что у вас там такого произошло? – Дима внимательно смотрит на меня.

- Лучше я не буду рассказывать.

- Может тогда чаю? – Дима кивает на кружку.

- Я бы не отказался, - я оглянулся и увидел свой рисунок, стоящий около кухонного диванчика. – Мне казалось, я его не увижу больше, - я подошел ближе.

- Ну, я не такой садист, я же вижу, что тебе дорог этот рисунок, - поставив чайник на плиту, Дима присел.

- Как хорошо, что он остался у тебя.

- Ну, в конце концов, я там нарисован.

- Она уничтожит и его, если узнает, - я сажусь обратно за стол, и мне кажется, что эти мои слова пророческие.

- Ты же можешь еще нарисовать.

- Нет, скорее всего, уже не смогу.

- Эй, ты не должен опускать руки, - Дима подходит ближе и смотрит в глаза. – У тебя талант, ты не должен бросать это.

- Я просто больше не могу, вот даже сейчас я чувствую, как она следит за мной, я уже параноик.

- Ты не параноик, тебе просто нужно отдохнуть, - Дима подвигает мне кружку с чаем. – Вот, выпей, потом поспишь, и все пройдет.

Я усмехаюсь, но все равно пью чай. Дима заваривает самый вкусный чай в мире, как мне кажется. Или может это, потому что больше мне никто его не заваривал. Только Аня, но это было очень давно.

Когда я допиваю, Дима успевает убраться на кухне, разложить мне диван и одолжить пижаму. Какой заботливый, я улыбаюсь, но наверно грустно и иду спать.

Вот так иногда бывает, кажется, что если положить голову на подушку сразу уснешь, но мозг не хочет отключаться, и ты не можешь провалиться в сон. Вот так и я долго не могу уснуть, прокручивая в голове все, что когда-либо со мной случилось. Мне грустно, немного одиноко, страшно и противно, оттого что я стал таким слабым. И я не знаю, виновата ли в этом Лера или все это началось намного раньше.

Как только я вспоминаю Леру, мне вспоминается ее зеленое платье и то, как она его снимала…, ее нежная кожа под пальцами. Ее волосы, как шелк. Я наверно извращенец и педофил, если не могу это забыть. И мне стыдно. Вот только не знаю, перед кем именно. Перед мамой? Перед Аней? Перед собой?

Чтобы поскорее уснуть, я начинаю представлять, какова бы была моя жизнь, если бы тогда, когда мне было четырнадцать, не умерла мама, если бы не умерла Аня, когда мне было семнадцать,… если бы….

Тогда бы я не бросил рисование, тогда бы я женился, и скорее всего, Аня бы родила мне кого-нибудь. Это мои старые мечты девятилетней давности. А потом, я бы занимался рисованием в том же рекламном агентстве, но уже с более теплыми чувствами относясь к своему делу, с большей любовью и привязанностью.

Тогда бы отец не начал пить, тогда бы он остался жив, потому что сестренка была бы обычной сестрой, а я бы даже не верил во всякие мистические сказки, и никогда бы не видел кошмаров.

Вот только это все мои мечты, которым никогда не сбыться, которые так и останутся грезами, а я так и останусь сидеть и бояться.

Когда я, наконец, прикрываю глаза, я вижу Леру и мне страшно, поэтому провалиться в сон у меня не получается. Передо мной потолок в сумерках, но эти сумерки не такие спокойные как раньше, теперь мне страшно даже в этой комнате, в этой квартире. Мне мерещится смех и улыбки. Сначала не такие явные, только отголоски и тени, а потом они все отчетливее и отчетливее. Улыбки окружают меня, это маски, карнавальные, детские, грустные, радостные, с пустыми и темными глазами, как потолок надо мной.

Сначала мне кажется, что это сон, но даже когда я вскакиваю с постели, смех не исчезает, я пытаюсь закрыть уши, но мои руки что-то держит. Какая-то невидимая сила, тот самый Некто, что убил Аню, и теперь я знаю имя этого Некто. Все очень просто, это моя сестренка, да-да это она. И мне самому становится смешно. И я смеюсь, вторя смеху окруживших меня масок. А потом резко замолкаю. Маски тоже.

Я сижу на постели и как сумасшедший смотрю в темные пропасти вместо глаз передо мной, и страха больше нет. Наверно и вправду уже сошел с ума.

- Ты нашла меня и здесь, да? – я глупо улыбаюсь, а маска поднимает в удивлении брови. – Спорим, ты потратила много сил, - усмехаюсь, а внутри ее глаз загораются красные огоньки.

Ну вот, я ее расстроил.

Если бы я знал….

Потому что буквально в считанные секунды я понимаю, что Она разозлилась, а на кухне я вижу огонь.

Если бы все было сном.

Вскакиваю и бегу туда, замечая, что пламя захватило уже довольно много пространства.

Дима тоже проснулся, но все его попытки потушить разыгравшееся пламя тщетны.

Но мне почему-то весело, «наконец-таки», думаю я, «хоть какая-то определенность».

Вот только мне становится не так смешно, как раньше, когда я вижу, как пламя подбирается к моей картине.

Не позволю!

Пусть лучше я сгорю. И я пытаюсь затушить голыми руками пламя охватившее низ мольберта.

- Хватит! – кричу чуть ли не в истерике. – Лера, прекрати! Только не ее!

За спиной слышу смех и вижу ошалевшие и испуганные глаза Димы.

- Лера! Я вернусь, только прекрати! – я обнимаю мольберт, прижимая к себе, не смотря на то, что огонь печет кожу.

Но видно мне везет, ну или Лера сжалилась, а огонь прекратился, так же резко, как и начался.

- Неужели это, правда, - Дима в испуге смотрит на меня.

- К сожалению, да, - я рассеянно ставлю мольберт на место и слышу далекий гул сирен.

Ну все, я больше здесь не нужен.

- Я… я до конца не верил, но это оказывается правда.

- Пожалуй, я пойду, - я прямо на ходу снимаю вещи, которые мне дал Дима, одеваю свой плащ.

- Стой! Куда ты теперь?

- Вернусь, иначе она и до тебя доберется, - я улыбаюсь, слегка, только одними губами.

И вижу в его лице Аню. Да, она меня ждет, нужно уже уходить.

- Прощай.

***

- Братик, давай убежим, - задыхаясь, произносит Лера.

Я нахожу ее дома измученную, уставшую и снисходительно улыбаюсь. Что поделать если судьба меня не отпускает, а моя судьба - это сестренка.

- Глупая, - я присаживаюсь рядом с ней. – Столько сил потратила.

- Это все из-за кулона, - Лера показала веревочку от своего любимого украшения.

- А где паук?

- Он у него в квартире, - Лера слегка улыбается.

- Не надо больше, хватит, не трогай больше никого.

- А ты уйдешь со мной? – она смотрит на меня с мольбой.

Первый раз за все это время сумасшествия она смотрит на меня с мольбой.

- Уйду, только оставь его в покое.

- Хорошо, - она берет мою ладонь своими пальчиками. – Тогда пойдем.

Поднимаясь по лестнице, я вижу бабочек…

--------

Мы забрались на крышу какой-то многоэтажки, зачем меня сюда привели, я не знаю. Меня это не волнует, теперь окончательно. Потому что Там меня ждет Аня.

Небо над головой такое же, как потолок. Пустое и темное. Оно мне уже не интересно, хотя, я всегда любил вечерние краски. Всегда хотел их нарисовать. Ну, ничего, будет еще возможность….

Лера забивает ржавые гвозди мне прямо в тело, в душу, в сердце. В моих глазах немного темнеет, и передо мной…, маки. Красные. Яркие, как солнце. Их до тошноты много, и они режут взгляд. Но я не могу оторваться от созерцания красных, как кровь цветков. Они завораживают. В них, как и в ее глазах, дьявольский огонь.

На ее шее кулон с пауком, расставившим лапы, мерзким, опасным, с огромными глазами. Он смотрит прямо в душу. И я буквально чувствую его прикосновение. Он живой. Он всегда будет жить. Паучьи лапки касаются сердца, и я вижу яркие краски….

Наконец-то….