Бирюза от Кудашева. Книга II. Глава 12

БИРЮЗА от КУДАШЕВА

Владимир П. Паркин
Роман.

Книга II
историко-приключенческого романа из пяти книг
«МЕЧ И КРЕСТ РОТМИСТРА КУДАШЕВА»

 УДК 821.161.1-311.3
ББК  84(2Рос=Рус)63.3
П 182
©  Владимир П.Паркин, автор, 2013.
©  Владимир П.Паркин, издатель, 2013.
ISBN 978-5-906066-08-4

***   *****   ***
***   *****   ***

ГЛАВА 12.

*****

Цена букового полена в 1905-м. Экспроприация экспроприатора. На Военно-Грузинской дороге. Правила казачьего сабельного боя. Освобождение аманатов.

Владикавказ. Декабрь 1905 года.

– Кому дрова надо? Сухие буковые, смоляные сосновые! Много и дёшево. И напилим, и наколем! Кому дрова?! – на весь Александровский проспект на русском и на осетинском надрывается возница.
Несколько резких трамвайных звонков. Трель полицейского свистка.
– Куда прёшь, деревенщина?! – городовой стучит ножнами своей шашки по плечу возницы. – Давай, прочь с проспекта, сворачивай свою скотину в проулок!

Уличную перебранку слышат и в духане Мартироса Татунца. Духан богатый. Резные буковые двери выходят на Александровский проспект. Модерново-фасонная гранитная лестница крыльца. Электрические фонари над вывеской за счет владельца заведения освещают… тротуар! Два зала – красный и синий. В пору бы называться «рестораном», но купцом давно просчитано – шику много, денег мало, больно велики «откаты» на «городские нужды»! Основной доход дает именно «духан», но только тот, вход в который с заднего крыльца. Здесь не подают французское шампанское. Здесь в почете вина местные, осетинские, грузинские, армянские. И эти вина льются рекой. Десять-двенадцать барашков в хороший вечер уходят на шашлыки!
Кто продрог на морозе в декабрьский вечер? Пусть заходит, греется. Но при одном условии: закажет кружку вина. Можно в долг. И сиди у пламени очага, пока вино в кружке есть!

Дернулся дверной колокольчик, в духан вошел погонщик. Сложенным вдвое кнутом на пороге сбил с одежды снег. Подошел к буфетной стойке, поклонился, поздоровался. Буфетчик, не глядя, взял с подноса глиняную кружку, подставил к крану.
– Подождите, господин! – остановил его погонщик. – Я спросить хотел, дрова не нужны? Есть буковые, отличные, горят долго, как хороший уголь. Есть сосновые, недорого…

Буфетчик жестом остановил говорившего, показав рукой на огонь в очаге и большую поленницу дров рядом с ним.
– Сегодня – нет! Сарай уже до крыши дровами забит. На два года вперед хватит. Выпьешь? Замерз? Есть тутовка. Стакан налью, принеси пару хороших буковых поленьев…

На втором этаже духана – жилой купеческий дом братьев Мартироса и Самвела Татунц. У них гости – купцы Мкртычев и Багатуров. Они уже поужинали. Сидят, курят, играют на вылет в нарды, беседуют. Мартирос поднялся, подошел к окну, открыл форточку, выглянул в проулок. Увидел двухосную осетинскую арбу полную дров.
– Снова дрова привезли. Жаль, складывать некуда. Помнишь, Самвел, как в прошлом под Новый год мерзли? – обратился Мартирос к брату.

– Марс! – Самвел хлопнул по доске шашкой. – Следующий! Как же… Что вспоминать. Рубят лес. Заповедный лес. По всему Предкавказью топоры стучат. Только щепки летят!

– Если бы только щепки, – вступил в разговор Мкртычев. – Головы летят. Товары в складах гниют. Извоз прогорел. Нет движения ни по Военно-Грузинской, ни по Военно-Осетинской дорогам. Франко-бельгийское акционерное общество грузовые автомобили за бесценок продает. Я купил бы пару до хороших времен, если бы в технике разбирался. Разбой, абречество – вот кто на революциях наживается. Крестьяне помещичьи усадьбы жгут, землю делят, лес рубят… Сначала к сельским старшинам либо к управляющим имениями выборные идут, партийные… требуют, по-хорошему, разделить пахотные земли, выпасы, лесные угодья. Слово за слово – начинается стрельба, резня, насилие. И всегда – разбой и мародерство! А потом – пожар…

В дверь постучали.
– Да, не заперто! – Мартирос пошел к двери.

В комнату, не снимая косматой папахи, быстрым бесшумным шагом вошел высокий худощавый мужчина средних лет, за ним второй. Первый сбросил с плеч бурку, остался в черном шерстяном бешмете с газырями, богато отделанном серебряным галуном. На поясе кинжал. На ремнях справа налево, слева на право два револьвера в кобурах. Короткая чеченская шашка с «утопленной» в ножны рукоятью. Светлые глаза под черными, как смоль, бровями. Белозубый оскал вместо улыбки.
– Всем мой салам! – вошедший встал спиной к окну.

– Здравствуй, Селим-бек, – один за всех поздоровался с вошедшим Самвел Татунц. – Присаживайтесь. Будем ужинать, разговаривать. Сейчас барашка подадут!

– Какая удача! Самые знаменитые армянские купцы на всем Прикавказье! А почему не все со мной поздоровались? – Селим-бек был в хорошем настроении.

– Простите их, Селим-бек, они желают вам здоровья. Мы не враги. Располагайтесь, отдыхайте. У нас тепло.

– Хорошо. Оставьте свой «салам» при себе, если так трудно выговорить. А взамен я возьму золото. Мне нужно тысячу рублей. Прямо сейчас. Быстрее думайте, соглашайтесь и платите. В следующий раз я приду вас стричь не раньше, чем через полгода. Это хорошие условия!

Скрипнула дверь.
Селим-бек мгновенно повернулся. Два нагана в его руках смотрели в приоткрытую дверь.
Стоявший у двери джигит, сопровождающий Селим-бека, исчез. В комнату медленно входил с раскрытыми ладонями на уровне пояса мужчина в европейском костюме, но в рубашке-косоворотке. Без оружия. За ним – трое с револьверами и маузерами.
Быстрый и ловкий, как горный барс, Селимбек мгновенно прикрылся Татунцем, зажав его горло в локте левой руки, мягко отступил к окну и выглянул в проулок. С мостовой ему приветливо помахали руками человек пять с оружием.

Селим-бек выпустил захваченного купца, спрятал в кобуры свои револьверы и непринужденно опустился на стул у камина.

– Так-то лучше, – мужчина в европейском костюме сел напротив абрека.

– Почему не стреляли сразу? – спросил Селим-бек. – Второго такого случая вам не представится!

– Разговор есть, вот и не стреляли. Да и не хорошо в доме кровь проливать.

– Если есть разговор – спрашивайте, – Селим-бек совсем не был похож на волка, попавшего в западню. – Ты – Авак Агавальянц?  Да? Я с дашнаками не воюю, а вот полиции мы оба не безразличны!
– Кто из горцев провел неделю назад по Военно-Грузинской дороге на Тифлис группу аманатов – армянских женщин с детьми? Я знаю, это не ты, иначе уже был бы зажарен в этой печи!

– Не пугай, иначе разговора не будет!

– Скажешь правду, уйдешь живым со своими людьми…

– Купи правду. Жизнь ваших женщин стоит денег, голова абрека тоже стоит денег. Я много не просил. Правда стоит дороже.

– Покупаю.

– Не боишься кота в мешке?

– Не боюсь. Кавказ маленький. Еще раз свидимся. Ты один, абрек, нас много!

– Тебе повезло, Авак! Я продам правду, и ты поймешь, что это правда, и поймешь, почему это – правда! Но мне нужна уверенность, что я смогу уйти после сделки.

Авак Агавальянц подал знак своим. Один вышел, назад вернулся через минуту. Кивнул головой в сторону окна. Авак выглянул. Боевики Дашнакцутюн покинули проулок. Под окном второго этажа стояли двое абреков, держа в поводу своих коней и коня Селим-бека. Двое дашнаков с оружием встали у окна. Авак подозвал Селим-бека, дал ему выглянуть в окно.
– Называй имя и свою цену! Получишь деньги – окно будет открыто, а мы выйдем из комнаты.

– Цену я уже назвал – одна тысяча рублей. Я пришел за ними, и без них уйти не могу!
– Получи! – Агавальянц протянул Селим-беку кожаный кошель.
Абрек взвесил кошелек в руке, встряхнул его, услышал звон золота. Оскалился в улыбке.

 – Слушай внимательно, дважды говорить не буду. Но пусть твои люди отойдут от окна и выйдут из комнаты.

Агавальянц подал знак. Окно было освобождено.

Селим-бек сунул кошелек за пазуху.
– В аманатах не только армяне… Там и русские, и осетины. Есть и мужчины, но в основном, красивые девушки. Этот товар в Персии и в Турции на вес золота. И не только неделю назад. И не только по Военной Грузинской дороге… Если тебе известно имя Кахраман – ищи его. Он мне никто. Похоже, кроме меня его ищут все! Аманатов гонят в Персию, в Тебриз. Там, в пещерах Кандована – невольничий рынок. Раз в две недели – торги. Покупатели приезжают даже из Каира и Хиндустана. Это все! Не ищи меня больше!

Одним прыжком Селим-бек вскочил на подоконник. Два ствола были направлены на Агавальянца. Мгновение, и он спрыгнул на мостовую.
Топот коней.
Метель.

– Господи помилуй! – только и смог воскликнуть Багатуров. – Носит же мать-земля такую мерзость. Ушел!

Невольные свидетели ожили, заговорили все одновременно:
– Снова грабить будет!
– Теперь Кахрамана предупредит!
– Ты что, Авак-джан, в самом деле ему тысячу рублей дал?!

Агавальянц не стал объясняться с уважаемым обществом. Подождал, когда уйдут Мкртычев и Багатуров. Мартирос Татунц вышел проводить гостей. Самвел Татунц и Авак Агавальянц остались одни.

Самвел Татунц не был бы купцом, если бы не повторил свой вопрос. В конечном счете, такие расходы должны лечь на четверых купцов поровну.

– Да, дал, – ответил Агавальянц. – Не было бы меня, вы бы ему больше отстегнули. Не стоит беспокоиться, Самвел. Селим-бек получил свои собственные деньги, вернее, деньги из его схрона. Мои федаины отследили его логово в горах Алагирского ущелья. В его отсутствие забрали все, что было в схроне, устроили в старой башне казачью засаду. Снег идет, следов видно не будет. Казаки злые, сегодня ночью его возьмут. Отданная Селим-беку тысяча – для них приз!

Агавальянц негромко хлопнул в ладоши. Вошел боевик, внес и поставил посреди комнаты тяжелую кожаную переметную суму. Вышел.

Агавальянц продолжил:
– Здесь деньги. Еще не считали. Передай на хранение в церковь. Возьми себе за труды, как сочтешь нужным. Пожертвуй не скупясь. Половина – собственность партии. Остальные – на выкуп. Поедем в Тавриз, будет нужно – и в Тегеран, и в Шираз… Будем искать наших, выкупать, возвращать на родину. Подумайте, кто из купцов пойдет вместе со мной, кто поможет совершить благое дело?!

*****
Документ № 33.
«ВЛАДИКАВКАЗ.
Владикавказ – главный город и крепость Терской области, расположен на обоих берегах реки Терека, на возвышенной равнине у подножья горы Иль, близ Дарьяльского ущелья, через которое прорывается Терек; лежит на высоте 2338 фут, под 43° 2' с. ш. и 44° 40' в. д. (от Гринвича); основан в 1784 г. на месте небольшого осетинского аула Капкай, для охранения Военно-Грузинской дороги, служащей единственным удобным путем в Закавказье. В 1863 году сделан областным городом. Осетины и до настоящего времени называют его Капкай, т. е. "Горные ворота"; черкесы – Терек-Кала (город на Тереке). Кроме военного значения, Владикавказ важен, как торговый пункт; товары, идущие из Закавказья, не минуют его, вследствие чего город быстро разрастается, население увеличивается... а в настоящее время оно доходит до 321/2 тыс.; состоит из смеси разных народностей: русских, осетин, чеченцев, ингушей, евреев, армян, казаков; немало встречается и переселенцев из России. Преобладающие народности: русские, армяне и евреи. Вероисповедания также разнообразны: православные, армяно-григориане, католики, протестанты, иудеи, мусульмане и другие, почему в городе, кроме православного собора и 5 православных церквей, находятся церкви и других исповеданий. В городе стоит более 12 тыс. войска и, кроме того, много казаков… Главная и лучшая часть города расположена на высоком правом берегу Терека, соединенном чугунным мостом с другой частью города, называемой Тенгинской слободой; последняя половина города –главным образом торгово-промышленная. В настоящее время Б. соединен с Ростовом Владикавказской жел. дорогой.

Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. Энциклопедический словарь.
Издание 1890-1907.

*****
Документ № 34.

«… В настоящее время население Кавказа состоит из множества (до 100) небольших народов, различных между собою и видом, и языком, и верою. Самые значительные из них: грузины, армяне, черкесы, лезгины, чеченцы. Грузины… живут в долине по реке Куре и занимаются исключительно земледелием, скотоводством, возделыванием фруктовых садов и виноградников; к ним очень близки: имеретинцы, гурийцы и мингрельцы, все живущие в Кутаисской губернии. Армяне населяют долину реки Аракса; они очень трудолюбивы и любят заниматься преимущественно торговлей. Черкесы, кабардинцы, чеченцы, лезгины, известные под именем горцев, населяют горы, ущелья, овраги Кавказа. Это – воинственные народы, которые земледелием занимаются очень мало, а живут исключительно скотоводством; главное их богатство составляет крупный рогатый скот, бараны и овцы. Но самое любимое их животное – лошадь. Лошадь и оружие – для горца составляют все.
Завоевание Кавказа Россией началось давно. Русские постепенно, без большого труда, подвинулись к горам. Но дальше дело пошло труднее: каждую пядь земли пришлось брать с бою. Горы, ущелья и непроходимые леса загораживали дорогу нашим войскам. Между тем горцы поднялись почти поголовно на защиту родины; началась упорная 60-летняя война. Однако войска наши мало-по-малу подвигались все вперед, рубили в лесу просеки, строили крепости и все больше и больше теснили врага. В 1864 году все покоренные горцы вынуждены были наконец сдаться, и с тех пор весь Кавказ принадлежит России. Русские составляют ј всего населения Кавказа и живут разбросанно, главным образом в Предкавказье».
«ГЕОГРАФИЯ для народных и других низших училищ. С 27 планами и географическими картами, 43 типами народов и 29 другими различными рисунками. Составил Ф.Ф.Пуцыкович. Переработал Н.А.Запанков. Издание 28-е. С.-Петербург. Книгопечатня Шмидт, Звенигородская, 20. 1912».

*****

Документ № 35.
 РАПОРТ
Окружного атамана Войсковому атаману о волнениях казаков
3-го Донского сводного полка.
7 декабря 1905 г.
14 ноября мобилизованный сводный из 19, 20, 21, 22, 23 и 24-ой отдельных второочередных сотен – полк окончательно был сформирован и передан назначенному командующим этим полком войсковому старшине Попову...
2 декабря в 9 часов вечера я получил от полицейского пристава хут. Фролова телеграмму такого содержания: «Казаки полка бунтуют, бьют станцию, отказываются грузиться», и в 11 часов вечера того же 2 декабря я выехал в хутор Фролов, куда и прибыли около 9 часов 3 декабря... Казаки заявили, что их хотели отправить, не отслуживши молебна, отправляют нести полицейскую службу - охранять помещиков и купцов, а их семьи - жены и дети, остаются без работников. Нести службу они желают на границе или где-либо в другом месте, но не в полиции. На все увещания мои исполнить свой долг - идти куда прикажут они упрямо твердили, что не хотят полицейской службы и не пойдут служить....

Генерал-майор Филинков
Старший адъютант подъесаул Попов
(ЦГВИА, ф. 4, л., оп. 74, д. 81).
*****
Документ № 36.
ВЫПИСКА
Из протокола областного правления об отказе казаков станицы Каменской нести полицейскую службу.
23 декабря 1905 г.
...После обнародования высочайшего манифеста от 17 октября сего года жалобы казаков перешли в ропот, и они стали нести службу небрежно и неохотно, причем еженедельно полицейскому приставу приходилось уговариватъ каждую смену казаков идти на службу. 20 же ноября казаки недельного караула под давлением станичного сбора вовсе отказались нести службу по ст. Каменской и не пошли на полицейские посты и, таким образом, станица осталась без полицейского надзора...
4 и 5 декабря окружной атаман сряду два раза был на станичном сборе, который в его присутствии наотрез отказал в назначении наряда казаков для полицейской службы и самые полицейские службы и самые полицейские посты закрыл, несмотря на его вразумление и разъяснение о неправильности их действия и грозящей ответственности, а также и о том, что в случае постановления на этот счет каких-либо приговоров, последние не могут иметь какой-либо законной силы впредь до рассмотрения их областным правлением, а до того недельные казаки обязаны нести полицейскую службу. Но станичный сбор категорически отказал в высылке казаков...

Старший помощник
войскового наказного атамана
генерал-лейтенант Греков
Советники: (5 подписей).
(ГАРО, ф. 301, оп. 8, д. 1833).
*****
Документ № 37.
Железнодорожная станция Моздок.
Рапорт
6 декабря 1906 года

Собравшиеся в буфете вокзала электротехник депо Федор Дмитриев, рабочий Лиздас, рабочий Князев, прапорщик Катаев Евгений Петрович в состоянии опьянения публично высказывались и зачитывали листовку РСДРП следующего содержания (прилагается ): –  «Манифест 17-го октября не дарован царем, а вырван у него силой ценою крови народа, которая будет искуплена лишь тогда, когда голова царя с плечь его падет к ногам народа».

Филер наружного наблюдения Азаров Константин.

*****
Документ № 38.
РАСПИСКА
Раджаб Кара-оглы – 10 (десять) рублей,
Джаббар Валид-оглы  – 15 (пятнадцать) рублей,
Получили 25 рублей из Областного управления за совершения смертной казни над абреками Селим-беком и Кахраман-ханом через повешение.

СЧЕТ
За исправление виселицы и окраску – 1 руб.  5коп.
За перевозку к месту казни и обратно – 1 руб. 40 коп.
На покупку веревок и мыла –70 коп.
За вырытие могилы и зарытие казненных – 1 руб.
Итого: 4 рубля 15 копеек.

За неграмотностью – отпечатки пальцев получивших деньги.

СПРАВКА
По получению денег Раджаб Кара-оглы и Джаббар Валид-оглы, молча, бросили деньги на пол полицейского участка и вышли. Учитывая сложное общее политическое и личное положение вышеупомянутых лиц, насильно вручать им эти деньги  не стали. Деньги в сумме 29 рублей 15 копеек возвращены в кассу участка.

Пристав капитан полиции Иван Т. Вышегородцев.

*****

Кавказ. Военно-Грузинская дорога. Весна 1906 года.

Вахмистр Макар Ермолаевич Макаров, дважды удостоенный Знака Ордена Святого Георгия, – ветеран Терского казачьего войска. Макарова, старого пластуна, знают не только в его родном Первом Горско-Моздокском казачьем полку, он не менее известен, чем самые знаменитые кавказские имамы или абреки. Его слава добрая. Макаров в кунаках у десятка князей, алдаров и узденей по всему Прикавказью. Не раз бывало, только одно его появление унимало горлопанов, провокаторов, предотвращало готовый вспыхнуть межнациональный конфликт.
Четвертый год Макар Ермолаевич числится в запасе. Однако, пошел второй месяц, как призван на «лагерные сборы» в качестве почетного наставника молодых восемнадцатилетних казаков приготовительного разряда.
Со вчерашнего дня Макаров возглавляет учебный казачий разъезд по Военно-грузинской дороге на всем маршруте от Владикавказа до Тифлиса и обратно.  Сто девяносто пять верст от Владикавказа до Тифлиса. Пять суток на весь наряд. По двенадцать часов в седле. Это режим, избранный для необстрелянного молодняка.
Макаров внимателен предельно. На нем великая ответственность за молодых казаков. То, что для строевых – повседневная норма, для молодых может случиться истинным испытанием.
Да, Военно-грузинская – не Александровский проспект. Конечно, в девятьсот седьмом – не то, что в восемьсот восьмидесятом, когда два всадника с трудом могли разминуться на этой тропе, которую можно было с большой натяжкой назвать дорогой. Но и сегодня эта дорога таит множество опасностей для путника. Еще часты камнепады, грозящие обвалами. Случайный камень сорвавшийся с кручи может напугать коня. Мгновение, и конь и всадник сорвутся в пропасть, в ледяные воды Терека, грохочущего в белопенной каменоломне Дарьяльского ущелья… Ливень может устроить на дороге такие промоины, что не преодолеть ни конному, ни пешему.  Даже в жаркий август на Крестовом перевале можно попасть в снежную бурю. И не дай Бог, в ночь! Поутру иным путникам выпадет скорбная доля убирать с дороги застывший труп несчастного странника…
Нельзя сбросить со счетов и то, что этой единственной дорогой из южных пределов России в Грузию и Армению пользуются не только коммерсанты, государственные чиновники, трудовой люд, прочие благонамеренные лица, но и разбойники разного рода-племени от абреков одиночек, до отрядов «освободителей» всех цветов, мастей, флагов и партий.
Есть ли еще одна дорога, вдоль которой столетиями строились оборонительные сооружения – сторожевые башни, неприступные крепости?! По дороге не минуешь древнюю столицу Грузии Мцхету, средневековый православный грузинский монастырь и храм Джвари. Их отесанные камни полторы тысячи лет берегут своих обитателей от лихих людей!

Лихие люди от слова «лихо» – зло. Вот при встрече с ними и нужен острых взгляд, острый слух, острая шашка… А главное – острый ум, способный мгновенно осознать ситуацию, уяснить, что за противник на дороге, выявить возможность разойтись без боя. Именно в таких ситуациях само имя Макара Ермолаевича Макарова часто обеспечивало бескровное разрешение конфликта.
Рапорты и донесения Макарова, подаваемые им по команде, написанные его собственной рукой, штабные писари часто не могли читать без иронической улыбки – Макаров закончил всего два класса церковно-приходской школы. Но на переговоры с горцами, если таковые бывали, начальство в качестве переводчика обязательно приглашало Макарова, зачастую – негласно, в качестве присутствующего. Не всегда ученый офицер-переводчик знал цену интонациям, фольклорным выражениям и иносказаниям, просто жестам. Аварский, чеченский, лезгинский, осетинский… Макаров разговаривал с горцами, сам себе не отдавая отчет, как это у него получается. Просто – прожил жизнь на Кавказе!

На обратном пути одиннадцать всадников сделали часовой полуденный привал, выбрав стоянку недалеко от Казбеги. Село Казбеги в тылу, снежно ледяная громада горы Казбек по фронту сверкает на солнце так, что, не прикрыв глаза ладонью, и не полюбуешься на нее. Внизу, за дорогой грохочет Терек.   Вахмистр Макаров у костра за миской гречневой каши в кругу молодых казаков. После каши – чай. К чаю вахмистр распорядился подать миску с мёдом. Хорошо! Жаль только, нет горячих осетинских лепешек.

На запах меда прилетел шершень. За ним – второй. Здоровые, красно-желто полосаты, размером в спичку. Такой жалом тяпнет – мало не покажется. Казаки, торопясь, хлебом подчищали медовую миску. Макарову пришла в голову мысль использовать возникшую ситуацию, для наглядной демонстрации особенности казачьей сабельной рубки.

Наряд выстроен в линию. Миска, благоухающая медом, брошена на безопасное расстояние перед строем. Вахмистр по стойке смирно за миской лицом к строю. Левая рука на ножнах. Правая опущена по лампасу.

Над миской появляется шершень. Молнией вылетела, сверкнув на солнце, шашка. Удар со свистом. Шашка вернулась в ножны. Шершень разрублен пополам! Второй шершень, второй удар. Тот же результат.

– Кто желает повторить урок? – вопрос Макарова к строю остался без ответа. Несколько секунд тишины. – Хорошо, начнем с правофлангового. На исходную позицию на упражнение по рубке марш!

Вышел правофланговый. В миске ползают уже два шершня, третий кружит, ищет местечко для посадки.
– Начинай самостоятельно.

Один удар, второй, третий… Безрезультатно.
– Встать в строй. Есть еще желающие? Нет? Наглядной демонстрацией закрепляю в ваших зеленых головах сей предмет.
Вахмистр Макаров играючи рассек в воздухе еще одного шершня.
– На сегодня хватит. Нужно и пожалеть Божью тварь. А вам урок. Не усвоите, инспекторскую по рубке не сдадите! Вольно. Курящим можно курить.

Вахмистр присел на теплый камень, достал кисет. Вкруг него тотчас расселись молодые. Они знали, теперь можно и поговорить. Вне строя, можно и без чина, по имени-отчеству.
– Дозвольте вопрос, Макар Ермолаевич? – правофланговый ничуть не смущен собственной неудачей в рубке шершней.

– Дозволяю, вопрошай!

– Мы вот между собой заспорили, зачем в клинках бороздки-долы прокованы? Одни говорят, для стока крови. Другие – для облегчения весу. А я сомневаюсь. Какое дело в бою – как из раны кровь пойдет? А насчет весу – золотником больше, золотником меньше… Если для прочности, так ребро было бы лучше, но как тогда рубить? Ребро помешает… Так и не решили.

– Гм… хороший вопрос. Я не кузнец, не оружейный мастер, те лучше бы ответили. Я одно знаю. Если в бою по ключице врезать, клинок в кости и застрять может. Был бы плоским – не извлечь. А долы площадь зажима уменьшают, вторым движением на себя клинок легко выйдет… Это казаку знать нужно. Дело наше такое. Не всем по душе. Не всем по силам! После похода, после боя казак месяц в храм не заходит, у крыльца молится, прощенья у Всевышнего просит… И никогда своими делами не бахвалится. Свои и так знают, а чужим и знать не обязательно!

– Еще спросить можно?

– Нужно, пока время есть, для того я с вами и гуляю по горам!

– Вот, в книгах исторических все про дуэли, про турниры пишут, поединки рыцарские. Все это там, в Англии, во Франции… А в России такие обычаи были?

– Глупые обычаи. С жиру все это, с дури господской. На Руси издревле на миру каждый вой свою цену имел и знал эту цену. Его цена его кровью и кровью врагов Руси оплачивалась. И без турниров знали свое место, и не оспаривали его. Царь Петр Алексеевич моду на дуэли в России смертной казнью изводил. А у казаков свои законы были. Убийцу товарища в могилу живым укладывали, на него гроб с убиенным товарищем ставили и засыпали землей обоих. Страшная и позорная смерть! Казаку делать нечего – учиться на шпагах драться. Фехтовальные розыгрыши, многоходовые атаки, защиты, контрзащиты... Фехтований развелось – французские, польские, венгерские – только голову морочить одними названиями! Ангард, туше! Кварта, квинта, терция! Мне доводилось видеть в парке Владикавказском спортивные дуэли господ спортсменов – и поляков, и немцев… Много форсу, театральщины. Зрелищность прежде всего! Публике нравится! Но, если каждый такой чемпион получал бы удары не легким защищенным оружием, он был бы весь в шрамах, а вернее – в первом же поединке – просто трупом! Казакам спорт ни к чему, только портить. По ногам рубить нельзя, колоть тоже нельзя, из-за спины нельзя! Треньк, звеньк! – клинком по клинку, только искры летят. Потом ими дрова пилить можно. А в жизни мне лишь раз пришлось отбить нацеленный в голову удар турецкого ятагана. Счастливый случай! В бою от удара уворотами, уклонениями уходить нужно. Как враг промахнулся, так в тот момент сам без головы остался! Казак быстротой своей силен. Шашка молнией должна быть. Враг ее клинка и увидеть не должен. Вот и весь разговор!

Макар Ермолаевич затянулся в последний раз, выпустил струйку дыма, двумя пальцами затушил окурок.
– Отдохнули, орёлики? По коням!

*****

Не успели отъехать от Казбеги как встретились с группой прохожих. Двенадцать женщин в черном, несколько подростков, две большие крытые грузинские двуосные арбы, шестеро мужчин, одетых бедно, как грузинские крестьяне. Остановились.

Вахмистр натянул повод. Подал знак правофланговому. Тот с пятью молодыми обошел группу, прикрыл группу с тыла.

К вахмистру подошел один из мужчин, протянул ему свернутую вчетверо бумагу:
– Здравствуйте, господин начальник! Мы беженцы из Алагира, из Ардона… здесь армяне, есть грузины, женщины, дети маленькие. На повозках сидят. От погромов уходим, дома сожгли, мужчин убили. Кто остался – в Армению под защиту католикоса уходят…

Макаров повертел в руках паспорт. Бумага ничего ему не говорила. Таких бумаг на Владикавказском базаре можно было купить за рубль десяток…
– Это ты что ли армянин? Давид Налбандян? Кому в уши воск льешь? Макарову?! Черкес, поди?

– Простите, господин, я из Тебриза, наш армянский с персидским акцентом, простите меня!

Вахмистр тронул коня, медленно объехал группу беженцев, внимательно присматриваясь к мужчинам. Не похоже было, что они с оружием… Приказал знаком казаку, что был рядом, обыскать мужчин. Оружия не было. Подъехал к крытой арбе, отодвинул полог. Прямо перед ним молодая женщина с оголенной грудью кормила ребенка. Вахмистр отшатнулся, смущенно крякнул. Вторая арба была полна детей… Совсем малыши и постарше, несколько подростков. Испуганные глаза. В руках у многих початки вареной кукурузы.

– Хорошо, проезжайте!

Беженцы пошли на юг, навстречу солнцу, в Армению. Вахмистр повел свой маленький отряд на север во Владикавказ. В этот день молодые казаки больше не услышали от него ни одного слова. Макаров, молча, нес в своем сердце чувство горечи, словно он сам был повинен в резне и пожарах, охвативших в этот страшный год всю Россию.

*****

Скорбный караван армянских вдов и детей миновал село Казбеги не останавливаясь. Редкие встречные старались не встречаться глазами с женщинами. Жестокий век родил и страшную поговорку: «Чужое горе, как чума… Свяжешься – заразишься». Время от времени кто-то из женщин начинал плакать и причитать, в ответ раздавался плач и из крытой арбы, в которой ехали дети.
– Святая Гаяне, помоги нам! Святой Георгий, помоги нам, покарай неверных! – во весь голос в слезах и рыданиях воззвала молодая женщина, сидевшая в крытой арбе с грудным младенцем на руках. – Лучше сгинуть в бурунах Терека, чем попасть в рабство к персам! Зачем только ты родился, сыночек мой, чтобы быть игрушкой в доме богатого бея?!
Ребенок заплакал, заплакали другие дети. Заплакали женщины, шедшие за арбой.

Сопровождавшие группу мужчины забеспокоились, в ход пошли кнуты.

В арбе вторая женщина прижала к своей груди голову плачущей:
– Нуне, дорогая, не плачь! Ты нас всех погубишь. Надо верить, надеяться… Во имя детей, для их спасения… Взорвут абреки арбу – все погибнут. Потерпим… Я верю, чувствую, что не вечно будет ночь, настанет и утро!

В арбу заглянул мужчина, назвавшийся казакам Давидом Налбандяном:
– Эй, вы! Не заткнетесь – подожгу порох! Всех в Терек сброшу! Успокойте детей, ведите себя тихо. Еще раз кто-нибудь подаст голос – буду по одному отрывать головы у ваших ублюдков!

Нуне обняла подругу, горячо зашептала ей в ухо:
– Ах, Шушаник, милая… Если бы не маленький. Бросилась бы на убийцу, своми зубами разорвала бы его горло!

Постепенно женщины успокоились. Черный караван продолжил свой путь.  К вечеру, у входа в Дарьялское остановились, стали готовиться к ночлегу. Мужчины в стороне от дороги сложили из камней очаг, так, чтобы со стороны не было видно огня. Установили котел. Две женщины таскали воду, начали готовить пищу.

Старший из абреков обратился в пленницам:
– Эй, вы! Слушайте, не говорите, что не слышали! Ведите себя тихо. Доберемся до нужного места – будете свободны, за вас обещан выкуп. Если хоть одна из вас сбежит – будут убиты двое! Не наводите на грех. Сами во всем виноваты!

Спустилась ночь. Спали под открытым небом, греясь собственным теплом, прижимая к себе своих детей…

С первым лучом солнца женщин разбудило песнопение на армянском.

Шестеро давно не брившихся молодых мужчин без папах стояли на коленях лицом к восходящему солнцу, широко крестились, отбивали поклоны… Женщины поднимались, одна за другой принимали участие в утренней молитве. У всех на глазах были слезы, но ни одна из них не нарушила утреннюю молитву рыданием. После короткого завтрака караван отправился в дальнейший путь. Теперь его сопровождали другие мужчины, увешанные оружием. Двое – впереди и сзади на конях, четверо – пешим порядком. На четырех конях по очереди ехали по двое на коне уставшие женщины. Подростки шли пешком. Многих малышей матери несли на руках или вели за ручку. Устанут – посадят в арбу. Бочонок с порохом на глазах у всех был обезврежен и отправлен в воды Терека.

Нуне ехала на арбе. Она еще была очень слаба после преждевременных родов. Но маленький хорошо кушал и крепко спал, держась пальчиками за мамину грудь.

К Нуне подошла Шушаник, поцеловала подругу.

Нуне тихо ее спросила:
– А куда эти… турки, куда делись?

Шушаник улыбнулась:
– Нуне, милая… Не будь глупой, девочка. Куда нужно, туда и делись. Мы теперь под защитой настоящего воина. Его Авак зовут. Видишь – впереди на гнедом коне?!


***  *****  ***
***  *****  ***

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

***  *****  ***