Коллекция

Толпы нечисти штурмуют мой замок. Особенно рьяно – в дни полнолуния. И ничего с этим не поделаешь. Так водится издревле. В округе полно диковинных оборотней. Говорят, будто так стало с тех памятных времен, когда мой достославный предок в шестом колене, словами, недостойными христианина, обругал одного очень вредного архиепископа. Короче говоря, пращур мой оказался сведущ в матюгах, а злопамятный пресвитер – еще более сведущ в магии. С тех пор и тащится вся эта катавасия.
 Порой самые разные гады появляются даже внутри замка, доставляя массу хлопот. Но самое горячее время – это полнолуние, когда целые табуны выкидышей преисподни лезут на оборонительные стены, пытаясь овладеть всем сооружением. После первых петухов твари исчезают. Но битвы от полуночи до первых петушиных криков утомляют.
 Показателен даже такой момент, что когда моя матушка разрешалась от бремени (мною), и время перевалило за полночь, батюшка мой в дверях этой самой спальни с мечом оборонялся от внезапно возникшего упыря, потрясающего осиновым колом в заднице. Осиновой палкой в мягкой части тела нелюдь был обязан дражайшей бабушке, особе почтенной, и вместе с тем, нрава геройского. С громким кличем, отважная женщина атаковала упыря с незащищенного тыла. Позже, досужие языки болтали, что и не упырь это был, а кухонный мужик Стефан, упившийся до белой горячки. Однако ж, это не более чем пустые домыслы. Ведь в чем-чем, а уж в нечисти мои предки действительно толк знали. И ежели говорили, что с упырем воевали, значит, так оно и было (даже, если упыря Стефаном звали).
 Как, бывает, в других домах по стенам охотничьи трофеи развешаны, так у нас в комнатах и залах потусторонняя анатомия представлена. Самый старый экспонат – это чучело летучей жабы с аршинными рогами, которая забодала моего предка в шестом колене (того самого, что архиепископа матом покрыл).
 Есть засушенные куски кала, коими бомбардировала замок одна особо мерзкая и зловредная тварь – оригинальное подобие живой мортиры с громогласным жерлом позади. Саму мортиру заполучить в коллекцию не удалось, так как во время одного наиболее оглушительного и пахучего залпа эту диковину разнесло в вонючие клочья. При этом, взрыв обрушил наружную стену на протяжении более чем десятка шагов, и убил моего предка в пятом колене.
 В одной из комнат стоит большой сосуд с заспиртованным младенцем, чье происхождение имеет следующую историю. Во времена прадеда, в личных служанках моей прабабки состояла девица по имени Фрина, которой еще и шестнадцати лет не исполнилось. Но видом, говорят, была особа эта сказочно прелестна, имея внешность, подобающую скорее благородной даме, нежели простолюдинке. Поведением всегда отличалась она безупречным, держалась замкнуто, и редкий досуг свой проводила в уединении, сторонясь и даже чураясь, прочей дворни с ее увеселениями. Вскоре, однако, обнаружилось, что девица на сносях. В ответ на дознания о виновнике своего позорного положения девица упорно отмалчивалась. Тогда решили выведать о том под пыткою. После приложения к левой груди крестного образа, раскаленного в печи, служанка созналась, что подверглась домогательствам являвшегося к ней демона в мужском обличии, на кои ответила взаимностью. Еще она говорила, что имела с оным многократные соития, от которых и понесла. Прадед мой, покровительствовавший девице, и испытывавший к ней искреннюю сердечную привязанность, был несказанно огорчен подобной неблагодарностью, и тяжестью греха, в коем юная особа запятнала душу свою. До самого дня родов велел он держать грешницу под стражей, запретив кому бы то ни было с ней разговаривать. И когда пришло время разрешения от бремени, прадед собственноручно взял новорожденного дьяволенка, и погрузил его в освященный сосуд со спиртом. В нечистое же лоно роженицы велел он залить расплавленное серебро, после чего, тело было предано всеочищающему пламени, и пепел развеяли с крепостной башни.
 С того времени, сей честный и благородный муж, впал в необъяснимое уныние, стал малоразговорчив и нелюдим, его видели подолгу простаивавшим перед стеклянным сосудом с заспиртованным младенцем. Через год после указанного инцидента, прадеда, бездыханного и окоченевшего, нашли на полу комнаты со злосчастным сосудом.
 Надо сказать, что я и сам частенько засматриваюсь на эту реликвию. И, кстати, сделал одно занимательное наблюдение. Дело в том, что внешность сына несчастной Фрины, несмотря на потустороннее происхождение, очень уж человечья, и более того, она весьма и весьма, напоминает некоторыми чертами младенческие портреты самого прадеда. Это все, конечно, шутки Лукавого или просто случайность, но, все же, забавно…
 С превеликим рвением и старанием за дело собирательства всякого рода трофеев взялся почтенный мой дедушка. Это был одержимый коллекционер и фанатик своей страсти. При нем борьба с нечистью превратилась в целенаправленную охоту за экспонатами. Решив поставить свое увлечение на научную основу, дед даже принял на себя труд по классификации всей этой нежити. В результате многих лет напряженной работы им был составлен обширнейший и чрезвычайно подробный каталог богомерзкой живности. Любопытствующие могут ознакомиться с этим трехтомным монументом, хранящимся в замковой библиотеке. Следует заметить, что рукопись украшена обилием искусных миниатюр, - поговаривают, что художник, их исполнивший, сам знался с нечистью. Другие же, говорят, что малый сей, все больше, пьянствовал, да девок портил. Так или иначе, но дед велел его повесить. И уж ему-то виднее, за что. Во всяком случае, привычки вешать добрых христиан без надобности у него не было.
 Усердствуя на ниве демонологии, дедушка завел в замке обычай собирать по субботам после ужина всю дворню на своеобразные лекции относительно предмета своего пристрастия. Иногда же, он брался экзаменовать эту братию, - и не дай Бог, если кто-то не умел отличить «упыря обыкновенного» от «вурдалака кровососущего».
 Предметом гордости славного собирателя была знаменитая самоползающая рука в железной перчатке, добытая в результате двухлетней охотничьей кампании. Дед взял ее живьем и хотел поселить в небольшом проволочном вольерчике. Однако, то ли от тоски, то ли от нрава строптивого, самоходная десница в неволе не прижилась и вскоре издохла. Закоченевшее содержимое перчатки, скрючившись, составило весьма многозначительную комбинацию из пальцев, сжатых в кулак таким образом, что большой оказался зажат между средним и указательным. В таком виде диковина сохраняется и поныне, укрепленная на изящном мраморном постаменте под большим стеклянным колпаком.
 За год до моего рождения, на пятьдесят первом году жизни, дедушка принял геройскую кончину, сорвавшись с замковой стены, по которой бежал, преследуя очень редкий экземпляр черепа-попрыгунчика. Стоит сказать, подлая голова, видя несчастье, приключившееся с охотником, имела неосторожность рассмеяться, да так, что вывихнула челюсть, чем совершенно себя обездвижила, и тут же была изловлена дедовыми сотоварищами.
 Что же касается батюшки моего, то все дедушкины старания сделать из него великого охотника за нечистью успехом так и не увенчались. Будучи большим любителем вина, пьяных драк, азартных игр и женского пола, он с поистине фантастическим либерализмом относился к потусторонней братии. Помимо естественных радостей провинциального аристократа, этот мятущийся ум увлекся оккультными науками, и ставшую уже традиционной, охоту, сменил установлением разного рода контактов с нечистой силой. Досуг свой папаша проводил в компании весьма сомнительных личностей, за принадлежность которых к роду человеческому я бы не поручился. В эти годы появление темных гостей в самых неожиданных местах замка стало обычным делом. И, что интересно, немало дворовых девок распрощались с невинностью при довольно загадочных обстоятельствах. Не раз в навозных кучах находили мертвых младенцев, каждый из которых мог стать украшением столичной кунсткамеры.
 Вскоре свободомыслие моего батюшки преступило границы всех дозволенных пределов. Пресытившись обычными плотскими утехами, он разогнал, некогда многочисленную, толпу первосортных шлюх, его окружавших, предпочтя им противоестественные развлечения с суккубами – отвратительными демонами в соблазнительном женском облике. С этого времени все новые любовницы моего родителя имели исключительно бесовскую природу. С ними он проводил дни и ночи, предаваясь немыслимому и богопротивному разврату.
 Однако и тут сказалась потомственная страсть к коллекционированию, принявшая несколько своеобразную форму. Свои покои отец украшал портретами особей, доставивших ему наибольшее удовольствие. Приглашая для этой цели искуснейших живописцев, он потратил целое состояние на несколько десятков шедевров, сверкающих обнаженной плотью, и поражающих дьявольской откровенностью нечеловеческих взоров.
 Есть еще и раскрашенные восковые слепки, - слепки того, в чем он действительно знал толк. Здесь он был классификатором не хуже дедушки. Сосуды греха, врата запретных удовольствий: не буду вдаваться в анатомические детали, но это…вовсе не лица.
 Кончина моего родителя соответствовала образу его жизни: не будучи столь славной, как у его героических предшественников, она была вполне закономерной. На сорок третьем году папаша подцепил дурную болезнь, - и это, несмотря на демоническую природу своих пассий. Кожа его стала влажной и мертвенно бледной, и вскоре покрылась странными алыми язвами, похожими на миниатюрные изображения женских срамных частей. Отец совершенно облысел и лишился всех зубов, кроме клыков на верхней и нижней челюстях, нос провалился, а глаза заплыли желтыми бельмами. Но, немногие очевидцы утверждают, что страшнее всего был многогрешный уд, уподобившийся шевелящемуся червю, истекающий обильным гноем. Примочки из святой воды и натирания елеем лишь ухудшили состояние больного, вызвав ужасные ожоги и кровотечение, - кожа стала сходить целыми лоскутами, обнажая острова заживо гниющего мяса. Потерявший возможность говорить, страдалец непрерывно стонал и хрипел, становясь, все тише и малоподвижнее, и умер на седьмом месяце своего фатального недуга. Незадолго до смерти он, в припадке ярости, вверг в пламя просторного камина последний из портретов, что с самого момента завершения стоял, сокрытый от всех тяжелой тканью черного атласа.
 Я был слишком юн, когда почил отец, и поэтому все заботы о замке легли на плечи моей мужественной матушки. Облачившись в специально изготовленные для столь внушительной фигуры доспехи, она возглавила отряд, вытеснивший нелюдей за пределы внешних стен, что, как я теперь понимаю, стоило неимоверных усилий. Она действительно соответствовала своему прозвищу Железной Дамы. Однако железо, к сожалению, тонет. Однажды, в ночь полнолуния матушка впереди отряда всадников, преследовавшего матерого вервольфа, пересекала небольшую реку. Старый мост, не обновлявшийся со времен деда, не выдержал всей значительности могучей особы и обрушился в темные воды. В числе тех, кто не вышел на берег, оказалась и Железная Дама.
 Я приложил все усилия, чтобы продолжить славные традиции старины. Но борьба, которую я вел, и буду вести – это борьба за выживание. Я не охочусь за экспонатами Коллекции: мои меч и мушкет портят самые лучшие экземпляры. Зал трофеев могли бы украсить правый глаз и кисть левой руки, потерянные мной по вине полуночных гадов. Люди уходят – они убеждаются в проклятии архиепископа, а у меня недостаточно звонких золотых кружков, чтобы переубедить их. Кроме того, я уже сомневаюсь, что смогу продолжить свой род: нет подходящей партии, ведь в наших краях у замка слишком мрачная репутация, и дела идут хуже день ото дня. Многие склоняются к тому, что Коллекция и нас превратила в нелюдей. Но я – не одна из этих тварей, - я доказываю это с мечом в руке, в ночи полнолуния, когда толпы нечисти штурмуют мой замок. И я верю, что когда-нибудь Коллекция получит то, что станет ее достойным завершением, пусть даже это будет моя собственная голова…