Между морем и небом. История одной семьи

        Июнь в Крыму — благодатное время. Ещё не жарко, травы не выжжены солнцем, цветут жасмин и душистый тамарикс, созревает шелковица. Спелые ягоды падают на тротуар и гибнут под ногами прохожих. По тихой улочке мимо побелённых домов шла немолодая женщина. Она вдруг вспомнила, как в прошлом году на этом самом месте её внук подбирал ягоды с земли и ел и как она его за это бранила.

        Навстречу быстрым шагом приближался офицер в безупречно чистом мундире с аксельбантами.

        — Мария Дмитриевна, здравствуйте!

        — Серёженька, здравствуйте! Как вы? Давно приехали? Отчего к нам не заходите?

        — Служба, Мария Дмитриевна, — всё время в разъездах, масса дел. Положение тревожное. Даст Бог — выстоим. Как Ольга Михайловна, Володя?

        — Спасибо, Серёжа, хорошо. Оля шьёт, есть заказы. Ей нравится работать. Володенька пойдёт в  гимназию, много занимается. Только тихий какой-то и во сне вскрикивает. Очень хочет уехать.

        — Вот видите: "устами ребёнка…" Конечно, лучше переждать в Европе, пока всё не решится. Я могу посодействовать через начальника порта. Александр Александрович — мой добрый знакомый.
   
        — Спасибо, но мы как все, подождём. А-а-а…?

        — Нет, Мария Дмитриевна, пока никаких вестей. Если что узнаю — сразу сообщу. Извините, спешу. Ольге Михайловне от меня поклон. Зайду обязательно!

        — До свиданья, Серёженька. Храни вас Господь!

        1920 год, Феодосия. Мария Дмитриевна Самойлова, урожденная Головина, коренная петербурженка, вдова отставного полковника Михаила Александровича Самойлова. С мужем они прожили в любви и согласии долгую счастливую жизнь, воспитали замечательных детей — Бориса и Ольгу. Супруг скоропостижно скончался ещё за два года до германской войны. Боль утраты самого дорогого человека до сих пор не утихла.

        В этот июньский день Мария Дмитриевна случайно встретила на улице капитана Сергея Исакова — лучшего друга и однокашника её сына Бориса. В январе случилось большое несчастье: Борис пропал без вести в боях под Ростовом. Сергей Исаков служил при штабе 1-го армейского корпуса генерала Кутепова и тщетно пытался хоть что-то узнать о его судьбе. Когда-то, ещё с кадетских времён, Сергей был отчаянно влюблён в Ольгу, но она предпочла другого. В августе 1915 года пришло известие, что её муж, ротмистр Константин Левашов, "пал смертью храбрых за Веру, Царя и Отечество". Ольга окончила курсы сестёр милосердия и почти два года работала в госпиталях Петрограда. В это тяжёлое время годы казались всем очень длинными.

        В Феодосию Мария Дмитриевна приехала с шестилетним внуком Володей ещё в мае 1916-го: хотела подкрепить его здоровье на солнце, море и фруктах. По разным причинам решили перезимовать. А потом грянул 1917-й: Февральская революция, отречение царя. Летом к их огромной радости из Петрограда приехала Оля. Переселились в квартиру побольше, на уходящей вверх Крепостной улице, неподалёку от рынка. Жили скромно, но сытно.

        Все ужасы начались в конце того проклятого года. Октябрьский переворот обернулся всплеском беспорядков, грабежей и насилия. Революционные матросы и солдаты, большевики и анархисты и чёрт их разберёт кто — все хотели показать буржуям "кузькину мать". Грабили богатые квартиры, дачи, магазины, в картинной галерее Айвазовского искололи штыками несколько полотен, многое украли.

        Весной начались аресты "лиц, принадлежащих к буржуазному классу". Самойловы старались пореже выходить из дома. И всё же Володя стал невольным свидетелем зверского убийства офицера пьяными матросами. Трепетная детская душа не выдержала — мальчик слёг в нервной горячке. Доктор предупредил о возможных серьёзных последствиях для психики. Женщины не отходили от постели больного, поили травяными отварами и молились. Постепенно Володя стал выздоравливать.

        Жизнь становилась всё трудней: нехватка продовольствия, воды, дров, эпидемия сыпного тифа. Крым переходил из рук в руки: большевики, немцы, опять красные, англо-французская Антанта, Деникин, а с апреля 1920-го — барон Врангель. Опираясь на поддержку широких народных масс (как и большевики, он обещал дать землю крестьянам) и путём жёстких, диктаторских методов, Врангель навёл относительный порядок на фронте и в тылу. Внешне жизнь вошла в спокойное русло. Хорошо одетые господа фланировали по набережным и бульварам, сидели в кафе, в ресторанах шла отчаянная гульба.

        Вернувшись домой, Мария Дмитриевна застала там свою старую петербургскую знакомую Лизочку Красинскую. Та, как всегда, принесла последние городские слухи и отвлекала Ольгу от работы.

        — …"Иду я, — говорит, — мимо "Астории", вдруг впереди вижу — кого бы вы думали? — самого Вертинского: спина прямая, взгляд поверх голов… Меня увидел — цилиндр приподнял и головой кивнул! А я стою как вкопанная, ни жива ни мертва. Вот счастье-то!" Ох, уж эта Виктория! До внуков дожила, а всё такая же восторженная, как барышня.

        Обернувшись к вошедшей, без паузы продолжила:

        — Машенька, голубушка, слыхали: у Львовых Вадим погиб. Бедный мальчик… шальная пуля… нецелованный ещё…

        Поняв, что говорить этого не следовало, гостья засобиралась уходить, отказалась от предложенного чая.

        — Извините, спешу. К сапожнику надо зайти и на рынок. Цены поднялись невероятно! Где это слыхано: фунт мяса — полторы тысячи!

        Прошло лето, по утрам стало прохладно. Володя ходил в гимназию, расположенную неподалёку, на их улице. Мария Дмитриевна была занята домашними заботами. Вестей от Бориса не было. Она понимала, что сына уже нет в живых, но сердце надеялось на чудо. Пару раз приходил Сергей, приносил продукты, корзину винограда. Был задумчивый, говорил мало, сидел с открытой книгой и украдкой смотрел на Ольгу, занятую шитьём. На именины подарил Володе ручной компас. В тот октябрьский вечер после ужина пили чай с кизиловым вареньем. Стали вспоминать весёлые довоенные годы в Петербурге, но беседа окончилась неловким молчанием. Все понимали, что прежней жизни уже не будет никогда. Уходя, Сергей дольше обычного прощался с Ольгой у ворот.

        Перед сном Мария Дмитриевна зашла в комнату внука. Лёжа в постели, он читал книгу.

        — Володенька, дружочек, вот, поставь в свой саквояж, найди местечко. 

        Это было варенье в маленькой баночке из-под мёда, купленного когда-то в аптеке Шейнера на Кронверкском.

        — Только чур — открыть на Пасху, не раньше. Надеюсь, что мы к тому времени доберёмся до мирного берега… Не знаю даже, где он будет.

        Пожелав спокойной ночи и поцеловав внука в лоб, она задула лампу и вышла. Мальчик накрылся одеялом и тихо заплакал.

        12 ноября 1920 года в городе царило оживление, шустрые газетчики кричали особенно звонко:

        — Покупайте "Вечерний курьер"! Генерал Врангель отдал приказ об эвакуации! Красные перешли Сиваш по льду! Перекоп пал!

        План оставления Крыма был заранее разработан и осуществлён настолько хорошо, насколько позволяли чрезвычайные обстоятельства. Спешки, паники и давки не было. Многие уезжали с надеждой на скорое возвращение. Самойловы отплыли на судне "Поти" вместе с полутора тысячами других пассажиров. Стоя у правого борта, долго смотрели на удаляющийся берег: генуэзскую башню, первые огни вечернего города, маяк на мысе Святого Ильи. Они не знали, что судов для эвакуации на всех не хватит, через два дня в город войдут красные и начнут невиданный по жестокости кровавый террор. Начнут с уничтожения раненых и медицинского персонала госпиталей, потом полтора месяца будут каждую ночь по нескольку сот людей расстреливать из пулемётов и рубить шашками. Погибнут тысячи офицеров и рядовых, служащих, студентов, рабочих и крестьян. Потом будет страшный голод 1921-1923 годов.

        Морское путешествие до Константинополя было ужасным: скученность, нехватка воды, продовольствия, туалетов, вши и дизентерия. Один офицер у всех на виду перелез через леер, выстрелил в голову и упал в море. Две недели судно продержали на карантине в порту. У Марии Дмитриевны случился сердечный приступ.

        На берегу семье выделили небольшую комнату на втором этаже шумной гостиницы. Постепенно стали привыкать к новой жизни. Почти все эмигранты жили очень трудно, соглашались на любую работу. Ольга шила на дому, благо швейную машину привезли с собой. Володя торговал вразнос папиросами, конфетами, нитками и всякой мелочью. Зимой Мария Дмитриевна сильно простудилась, стоя в очереди за пособием. Знакомый по Феодосии врач диагностировал воспаление лёгких.

        После долгого лечения кризис миновал, появился аппетит. Как-то днём, когда Ольги не было дома, Мария Дмитриевна подозвала внука и, внимательно посмотрев на него, сказала:

        — А ты возмужал, Володенька, скоро совсем взрослым будешь. Береги честь фамилии, всю жизнь учись. Никогда, запомни — никогда не возвращайся в Россию. Они Бореньку убили и тебя убьют.

        — Ну что ты, бабушка…

        — Нам их не победить: это простой народ, и он уже не будет прежним.

        Той же ночью, во сне, Мария Дмитриевна скончалась.

        Потом был Париж: весенний, цветущий, сытый и беспечный, с запахом кофе и ванили. У русских был свой Париж: трудовой и деловитый, со множеством общественных организаций, учебных заведений, газет, магазинов, мастерских. Здесь собрался весь цвет России: известные учёные, писатели, артисты, наиболее образованные и культурные люди страны. Шутили: "Хороший город Париж, вот только французов слишком много!" Эмигранты не растворялись в местном населении, многие даже не учили язык, обходились русским. Настроение было приподнятое, царила атмосфера взаимной поддержки. Никто не сокрушался по поводу пропавших на родине домов, усадеб, капиталов — создавали маленькую Россию в Европе. Многочисленные благотворительные организации и фонды оказывали материальную помощь. Все следили за событиями в СССР, мечтали о падении режима большевиков и возвращении домой.

        Повседневные заботы помогают притупить боль утраты. Левашовы сняли маленькую квартирку в округе Вожирар. Володя упорно готовился к поступлению в русскую гимназию, Ольга Михайловна по-прежнему шила. Рукоделие было частью дворянского воспитания и многие женщины, даже из знатных семей, в эмиграции зарабатывали этим на жизнь, становясь портнихами, шляпницами, кружевницами. У Ольги был безупречный вкус, и это не осталось незамеченным — её пригласили работать в доме моды "Алис Бернард", а в 1924 году она перешла в русский дом моды IRFE, открытый Феликсом и Ириной Юсуповыми.

        Дождливым ноябрьским вечером 1925 года в дверь позвонили. Володя не сразу узнал Сергея Исакова: настолько его изменило время и гражданская одежда. Только за столом, рассказывая о своих скитаниях, он стал почти прежним. После Галлипольского военного лагеря были Болгария, Прага, Берлин. Службу в Русской армии он оставил. Предлагали уехать в Южную Америку, Австралию, поступить в Иностранный легион, — отказался. Работал грузчиком, землекопом, сборщиком на заводе, вышибалой в ресторане. Бывал на концертах Шаляпина, Плевицкой, казачьего хора. Видел Куприна и Тэффи. В Париже получил хорошую работу на заводе "Рено". Было заметно, что он тоскует по родине, эмиграция его тяготит.

        Сергей стал заходить чаще, а следующим летом они с Ольгой обвенчались. Семья переехала в трёхкомнатную квартиру в районе вокзала Монпарнас. Жили дружно, и всё бы хорошо, если бы не оставлявшая Сергея мысль о возвращении на родину. Ещё в 1921 году вышел декрет ВЦИК об амнистии рядовым участникам Белого движения. Вернулось свыше ста тысяч человек. Большинство из них, даже не доехав до родных мест, были арестованы и получили стандартный срок — три года лагерей с последующим запрещением проживать в восьми крупнейших городах страны и приграничных губерниях.

        Роковую роль сыграло возвращение из Константинополя в Россию генерала Якова Слащёва — одного из руководителей обороны Крыма, героя, любимца солдат. Вопрос решался на уровне ЦК РКП(б), руководил тайной операцией Председатель ВЧК Дзержинский. Слащёв обратился к бывшим белогвардейцам: «Вас пугают тем, что возвращающихся белых подвергают различным репрессиям. Я поехал, проверил и убедился, что прошлое забыто. ... И теперь, как один из бывших высших начальников добровольческой армии, командую вам: "За мной!"». Слащёв преподавал тактику в школе комсостава РККА. 11 января 1929 года он был убит, по официальной версии —  из личной мести. Убийца был признан временно невменяемым и отпущен на свободу. Трагично сложилась судьба людей, вернувшихся вместе с ним: все были расстреляны, участь жены и дочери неизвестна.

        С установлением в 1924 году дипломатических отношений между Францией, Англией и СССР надежды непримиримых эмигрантов на новую интервенцию рухнули. К 10-летию Октябрьской революции Советы амнистировали и белых офицеров. Это была часть изощрённого плана по ослаблению, расколу и ликвидации русской военной эмиграции. Для агитации среди эмигрантов был создан "Союз возвращения на Родину". В Европе действовали сотни агентов ОГПУ.

        В 1928 году Сергей окончательно решил вернуться и убедил в этом жену. То, что он никогда не входил в "Российский общевойсковой союз" (РОВС), было большим плюсом. Володя ехать наотрез отказался. К тому времени он стал студентом юридического факультета Парижского университета, получал стипендию Русского академического союза. Франция его очаровала, у него появились друзья, он был счастлив.

        Из Ленинграда Ольга Михайловна написала сыну, что устроились они хорошо: получили комнату, нашли интересную работу, обживаются на новом месте. На самом деле Исаковы пожалели о своём возвращении с самого первого дня. Родной город производил странное впечатление: улицы, дома — всё знакомое и любимое с детства  было прежним, а люди — совсем другими. Поразило отсутствие взаимоуважения, хамство, какие-то ужасные, босховские лица и совершено другая речь. Кругом царили недоверие и подозрительность. В коммунальной квартире их все ненавидели, за спиной называли "белогвардейцами". Привыкнуть к этому было невозможно. Они были здесь чужими.

        В декабре 1934 года, после убийства Кирова, начались аресты и "чистки". Исаковых выслали в город Котлас Архангельской области. Сергей не покончил жизнь самоубийством только потому, что не хотел оставлять Ольгу одну. Чувство вины за роковую ошибку не давало ему покоя. В 1937-м его арестовали. Обвинения: шпионаж, белогвардейский заговор и подготовка покушения на товарища Сталина. Приговор — расстрел. Ольге Михайловне, как жене врага народа, дали восемь лет исправительно-трудовых лагерей. Всё вышло иначе: после двенадцати лет Карлага были ещё пять лет поселения. Все эти годы она обшивала семьи лагерного начальства, что позволило избежать тяжёлых общих работ и выжить.

        В конце 50-х годов Ольга Михайловна поселилась в Феодосии. Ей было уже почти семьдесят, работала в санатории. Все тяготы и ужасы лагерных лет не смогли вытравить из неё то, что называется аристократизмом, дворянской породой. У одних это невольно вызывало почтение и внутреннюю собранность, у других — раздражение и злобу. Приятный голос, добрые глаза. Казалось, она знает о жизни то, о чём другие даже не догадываются. Иногда она приходила на улицу Розы Люксембург, бывшую Крепостную, к дому, где они когда-то жили. То далёкое и трудное время теперь казалось необыкновенно радостным и счастливым.

        Где-то в середине 60-х Ольге Михайловне пришла повестка из Комитета государственной безопасности. Вежливый молодой человек уточнил некоторые факты и даты её биографии, а потом сообщил: вас разыскивает проживающий в США Владимир Константинович Левашов, утверждающий, что он ваш сын. Перед ней лежал конверт с письмом. Она прочитала его на скамейке в парке, идти не могла. О её судьбе Володя ничего не знал: письма перестали приходить в начале 30-х. Незадолго до войны он перебрался в Америку, работал, служил на флоте, окончил университет, женился на американке. Живут они в большом городе на восточном побережье, свой дом, юридическая фирма. Оказалось, что у Ольги Михайловны два взрослых внука. Альбом семейных фотографий сохранился, дети знают своих русских предков, хотя по-русски не говорят.

        Ещё он написал, что сыновья любят историю о том, как в далёком 1921-м году на Пасху отец и бабушка открыли баночку кизилового варенья, где обнаружили два золотых червонца — подарок прабабушки Марии. (Эти деньги тогда здорово поддержали семью и позволили полностью обновить гардероб). Володя просил её согласия на переезд в Америку, тогда бы он начал необходимые хлопоты. Перед глазами всплыло жёсткое лицо "комитетчика" и его слова: "Учитывая биографию, возраст и состояние здоровья, руководство считает ваш переезд в США нецелесообразным. Настоятельно рекомендуем вам под благовидным предлогом отказаться от этого предложения".

        А время всё летит и летит вперёд. Поколения, сменяя друг друга, как волны, набегают на берег и уходят в землю, как вода в песок. И только древняя Феодосия по-прежнему спокойно раскинулась между морем и небом. Где-то на старом кладбище у центрального рынка затерялась могила Ольги Михайловны Исаковой. В турецкой земле упокоился прах её матери, Марии Дмитриевны Самойловой, за океаном — их сына и внука Владимира Константиновича Левашова. Сергей Исаков, сражённый пулей в затылок, лежит в родной русской земле, о которой он так тосковал на чужбине. Это место не найдут никогда.

        Придёт время — не станет и нас, тех, кто способен переживать трагические события истории нашей горестной родины так, как будто он был их участником и жертвой.

        Господи, спаси и сохрани Россию!


        Примечания.

        1. Александр Александрович – А. А. Новинский, начальник Феодосийского порта, капитан 2 ранга. Приятель Максимилиана Волошина, знакомый Марины Цветаевой и Осипа Мандельштама. Умер в Голливуде, где снялся в 17 фильмах, писал сценарии.
               
        2. Кутепов Александр Павлович (1882–1930). Генерал. В 1928–1930 гг. — председатель Русского общевойскового союза (РОВС). При похищении агентами ОГПУ в Париже скончался от сердечного приступа (убит?). Где похоронен генерал Кутепов, неизвестно. Его символическая могила находится на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

        3. Деникин Антон Иванович (1872–1947). Генерал-лейтенант. Участник Русско-японской и Первой мировой войн. Один из основных руководителей Белого движения. Скончался от сердечного приступа в Энн-Арбор (США). В 2005 году его прах перевезён в Москву и захоронен в Донском монастыре.

        4. Врангель Пётр Николаевич (1878–1928). Генерал-лейтенант. Участник Русско-японской и Первой мировой войн. Один из главных руководителей (1918–1920) Белого движения, Главнокомандующий Русской армии в Крыму. В 1924 году создал Русский общевоинский союз (РОВС), объединивший большинство участников Белого движения в эмиграции. Скоропостижно скончался от острой лёгочной инфекции – был отравлен братом своего слуги, агентом ОГПУ. Похоронен в Белграде, в русском православном храме Святой Троицы.
               
        5. Улица Крепостная при Советской власти была переименована в честь Розы Люксембург. Сейчас это Адмиральский бульвар. Мужская гимназия находилась в доме № 34. Её окончили Максимилиан Волошин и Сергей Эфрон.
 
        Все детали точны. Все персонажи вымышлены.

        2013 год. Моя страница http://proza.ru/avtor/cogitosum