Интуиция

               

В семидесятых годах прошлого века я работал в аэрогеофизической партии,  которая занималась поисками рудных месторождений в Казахстане. С помощью специальной аппаратуры, установленной на самолёте, мы находили места повышенной концентрации  радиоактивных элементов, а потом в эти точки выезжал наземный отряд с целью проверки, связаны ли эти аномалии с проявлениями руд, что бывает далеко не всегда.

Я как раз работал в наземном отряде. Мы, геофизики, с помощью наземных приборов находили на местности обнаруженную с воздуха аномалию, а геолог искал в этих точках следы рудной минерализации. Геологом у нас был Георгий Васильевич Цивилёв, которого мы все звали Дедом. Ему было около 60 лет, но он ещё довольно бодро ходил по пересечённой местности, несмотря на ранения и контузию, полученные во время войны. Он слегка хромал, видел только одним глазом и был глух на одно ухо.  Дело своё он знал, но был у него один недостаток, для человека его профессии довольно существенный. Он совершенно не мог ориентироваться на местности, даже с компасом и картой. Возможно, это тоже было результатом контузии, мне как-то не приходило в голову его об этом спросить: он был довольно обидчив и не признавал за собой этого недостатка.
Когда мы выезжали на работу, Дед с картой садился в кабину и указывал водителю, куда ехать, а мы все тряслись в кузове. В результате мы частенько сворачивали куда-нибудь не туда, поэтому я всегда старался перед выездом запомнить маршрут по карте, и если возникали сомнения, стучал по кабине. Машина останавливалась, Дед с недовольным видом вылезал из кабины, разворачивал карту, и мы начинали «кумекать», по его выражению. Вырвать у Деда признание, что он неправ, было практически невозможно: уяснив верное направление, он просто садился в кабину и приказывал водителю разворачиваться. Но это уже не имело значения: в конце концов мы приезжали, куда надо, и я сам не сомневался в своей правоте. Сомнения у меня возникли только в самом конце сезона, после одного случая, о котором я и собираюсь рассказать.
В то утро мы с Дедом слегка поругались, не помню уж, по какой причине, и когда я в очередной раз обнаружил, что мы едем не туда, и постучал по кабине, он не остановил машину, как обычно, а сердито махнул рукой: отстань, мол, без тебя разберусь! Я тоже разозлился и подумал: «Ну и езжай, куда хочешь, старый чёрт, тебе же потом расхлёбывать, когда ничего не найдём!»
Заехали мы далеко, раза в три дальше, чем было до нужной точки. Когда машина наконец остановилась и Дед вылез из кабины, я подошёл и с самым ехидным видом спросил:
- Ну и куда мы приехали?
В ответ Дед уверенно показал точку на карте, в которую мы и должны были попасть.
- Вот, смотри, там ручей, там телеграфная линия, а вон гряда холмов, всё, как на карте!
И плевать ему было, что ручей течёт не в ту сторону, телеграфная линия оказалась высоковольтной, а холмы в несколько раз дальше, чем на карте. Я попытался было спорить, но Дед уставился на меня единственным глазом и рявкнул:
- Иди на  вон тот бугорок, ставь прибор и меряй! Аномалия там!
Я взглянул в указанном направлении и без всяких измерений понял, что в этот раз мне ничего не удастся доказать: характерный бурый цвет почвы явно указывал, что под ней лежит зона выветривания сульфидных руд. Прибор показал аномалию, раз в десять превышающую ту, что была замечена с воздуха.
Самое смешное, что эта точка оказалась в двух километрах за пределами площади аэросъёмки, и при составлении отчёта пришлось поломать голову, как объяснить, почему наземный отряд оказался в месте, где аномалий по аэросъёмке просто не могло быть. Объяснение придумали такое: самолёт, выполнив очередной маршрут в пределах участка, разворачивался для захода на новый маршрут,  в этот момент бортоператор и заметил, что прибор показывает аномальные значения. Этот участок наземных работ так и назвали: «Зарамочный», то есть за рамками заданной площади аэросъёмки.
 Литохимические пробы, отобранные с этого участка, показали высокие содержания металлов, особенно свинца и серебра. И вообще это оказалось единственное перспективное рудопроявление, обнаруженное нами в тот сезон. Стало ли оно месторождением, я так и не знаю. На стадии поиска нынче очень трудно открыть новое месторождение. Нужны детальные работы, разведка, бурение, а на это уходят годы, и тех, кто первым обнаружил руду, обычно к тому времени благополучно забывают.
Точку, на которую стремились в тот день, мы впоследствии тоже посетили. Ничего похожего на руду там не было, как и в громадном большинстве аномалий, обнаруженных с воздуха. Вот тогда я и подумал: может, Дед каждый раз ехал, руководствуясь не картой, а интуицией, и если бы я его не останавливал, мы бы ещё десяток таких рудопроявлений нашли? Жаль, что проверить эту мысль экспериментально уже не оставалось времени.