Здесь живет Обжорка

Здесь живет Обжорка


Агата налила себе крепкого чаю, сделала бутерброд с колбасой и уселась за компьютер.
 Сегодня у нее был тяжелый день: в больнице, где она работала санитаркой, отключили горячую воду, и пришлось крутиться, как белка в колесе. Сейчас же, после душа ей хотелось только одного: отыскать на сайте «Киношка» какой-нибудь смешной фильм, развалиться в кресле и забыть про чертову работу. Как показал опыт, комедии этому очень способствуют. Комедии – как единственная отдушина. Комедии – как панацея от тоски, даже если смотришь один и тот же фильм в сотый раз и заставляешь себя смеяться над пошлыми шутками Адама Сандлера и опостылевшими гримасами Джима Керри. Комедии… А что еще остается, когда в реальной жизни только одиночество и серость? Ей тридцать, она некрасива, у нее поганая работа. Единственный ухажер пять лет назад скрылся, украв все сбережения. Единственная подруга – погибла в автокатастрофе, когда ехала к ней, Агате, на день рождения. Иногда Агата чувствовала себя старой покрышкой на обочине дороги – никому не нужной, присыпанной пылью тоски. Каждый день беспросветная серость… Хотя нет, были ведь еще комедии по вечерам!
 Агата зашла в «закладки», и нажала на адрес сайта «Киношка».
- А это еще что? – удивилась она.
 Вместо яркой страницы с рекламой фильмов загрузился… детский рисунок?
 Внизу экрана тянулась коричневая линия, из которой торчали зеленые деревья, будто нарисованные ребенком. Наверху – улыбающееся желтое солнце и синие крендельки облаков. Справа был нарисован черный домик с одним окошком и печной трубой, а слева – человечек с руками-палочками, ногами-веточками, овальным туловищем и круглой головой.
 Она рассмотрела рисунок и пожала плечами.
- Ну и что все это значит?
 Будто в ответ на ее вопрос, над домиком появилась стрелка и кособокая надпись:
«Здесь живет Обжорка».
Надпись исчезла и появилась новая:
«Хочешь, чтобы Обжорка вышел? Нажми на домик».
- Игра? – неуверенно предположила Агата.
 Немного подумав и отхлебнув из кружки чаю, она навела стрелку на домик и нажала на кнопку мышки.
 Заиграла тревожная органная музыка. На рисунке облака закрыли солнце. Из домика боком вышло странное создание, которое состояло из большой круглой головы с кривой черточкой улыбки, и точками глаз. На создании была высокая шляпа – цилиндр. Руки и ноги походили на сардельки. Появилась надпись:
 «Это Обжорка».
- Я догадалась, - усмехнулась Агата.
«А это – ты».
 Стрелка указала на человечка слева.
- Я? Серьезно? Могли бы и красивее нарисовать.
«Хочешь покормить Обжорку?»
- Ну, допустим.
«Нажми на человечка».
- Хм… ладно. Не оставлять же его голодным, - шутливо сказала Агата.
 Она навела стрелку на человечка и нажала на кнопку.
 Органная музыка стала громче. Обжорка боком, медленно переставляя ножки, двинулся в сторону человечка.
 И тут Агата почувствовала холод, будто температура в комнате внезапно опустилась ниже ноля. Обжорка, продолжая улыбаться, приблизился к человечку.
- Что происходит? – испуганно прошептала Агата. Изо рта вырвалось облачко пара.
 Переливы органной музыки, казалось, звучали не из колонок, а откуда-то сверху. Из нарисованной тучи выскочил синий зигзаг молнии.
 Обжорка подошел к человечку. Его улыбающийся рот начал открываться, обнажая ряды треугольных зубов.
- Нет! – выдохнула Агата. Ее онемевший от холода палец начал щелкать по кнопке мышки.
 Обжорка повернулся, накренился, вытянувшись на ножках-сардельках, и сомкнул пасть, проглотив человечка целиком.
 А Агата провалилась в темноту, в которой продолжал играть орган.

- Смотри, еще одна, - услышала она мужской голос.
 Темнота расползалась, превращаясь в серую дымку. Музыка звучала уже откуда-то издалека.
 Женский голос:
- Хм, молодая.
 Дымка стала маревом. Агата часто заморгала. Голова кружилась, а сознание пыталось зацепиться за реальность, еще не смея задавать вопросы «что и почему».
 Зрение восстановилось. Вытаращив глаза, Агата уставилась на пожилого мужчину, который печально поджав губы, смотрел на нее сверху вниз. Его седые волосы торчали в разные стороны, как у Эйнштейна на известной фотографии. Широкие зеленые подтяжки поддерживали широкие серые штаны с аккуратными заплатками на коленках. Рукава красной байховой рубашки – закатаны до локтей.
- Что… случилось? – не чувствуя губ, прошептала Агата. – Я упала?
- Мы все расскажем, - старик подошел и помог ей подняться. А потом вместе с девушкой лет двадцати, взяв с двух сторон под локти, проводили и усадили на скамейку.
 Агата ошарашено смотрела по сторонам, не понимая, где находится.
 Все вокруг было сумрачным, унылым: темные каменные дома с двускатными крышами и ставнями на окнах; кое-где возле стен стояли деревянные бочки и рос колючий кустарник; булыжная мостовая, вдоль которой тянулась низкая кованая ограда – было похоже, что это декорации к фильму о средневековье.
- Тебе лучше? – спросила девушка. У нее были прямые черные волосы с челкой, покрашенной в фиолетовый цвет. Узкое лицо с россыпью веснушек на переносице. В нижнюю губу – продето колечко, а на шее – что-то вроде ошейника с заклепками. Кожаная жилетка поверх черной футболки, солдатский ремень и джинсы с нашивками в виде крестов, дополняли ее странный готический образ.
- Где я? – посмотрев ей в глаза, спросила Агата. – Что все…
- Случился вот какой финтик: тебя проглотил Обжорка, - быстро сказала девушка.
- Ну, Василиса, нельзя же вот так?! – возмутился старик.
- Да какая разница, Сан Саныч?! – девушка всплеснула руками. – Как ты эту новость не преподнеси, она все равно прозвучит погано! Чего уж ходить вокруг да около?
- Эй! – воскликнула Агата. – Что здесь творится? Вы кто вообще такие? Что это за место такое?
 Издалека доносилась органная музыка, как фон к мрачной окружающей обстановке.
 Сан Саныч сел на скамейку рядом с Агатой.
- Видишь ли, - начал он, - это все трудно понять, но… тебя действительно проглотил Обжорка. Да и нас с Василисой тоже. Здесь уже тридцать шесть человек…
- Какой, нахрен, Обжорка?! – Агата начала подозревать, что все это какой-то дурацкий розыгрыш.
- Ты играла в ту паршивую игру? – резко спросила Василиса. – Согласилась покормить того круглого нарисованного монстра? Вот и покормила на свою голову. Обжорка тебя сожрал – выдал, понимаешь ли, такой финтик, собака! Мы сейчас внутри него! – она развела руки в стороны и закружилась на месте. – Мы в долбанной сети, в которой Обжорка создал островок своего мира. Нас засосало сюда, как в черную дыру. Этот вонючий интернет-божок нас сюда притащил!
 Агата тряхнула головой.
- Бред какой-то!
- Да, именно так все и выглядит, - согласился Сан Саныч. – Тебе еще нужно кое-что знать… - он замешкался, подбирая нужные слова. – Хм… в общем, в некотором смысле ты мертва.
- Что?!
- Да, мертва. И твое тело… это всего лишь имитация плоти. Все здесь – имитация. Каждый камешек, каждое растение, одежда, дома…
- Даже не пытайся это понять, - посоветовала Василиса. – Для нашего сознания это… как ты выразился, Сан Саныч?
- Непостижимо.
- Вот-вот, непостижимо!
 Агата замотала головой, не желая принимать все услышанное.
- Нет! Не может быть! Я дышу. У меня бьется сердце.
- Ты дышишь и моргаешь по привычке, - сказала Василиса. – Этому телу не нужен ни воздух, ни пища, ни вода. А сердце почему бьется? Хм… Знаешь, запиши и это в разряд «непостижимое».
 Агата посмотрела на свои руки, потрогала ткань домашнего синего халата, повела плечами, покрутила головой и… что-то было действительно не так. На ум пришло слово «тесно». Тело вроде бы и ощущалось, но с другой стороны…
«Непостижимо».
 Она ущипнула себя за запястье, но боли не почувствовала. Посмотрела на небо и увидела в сумрачной выси еле заметные, словно грозовые всполохи. Сознание не желало все это воспринимать. Не желало!
- Как такое возможно?
- Ты этот вопрос еще долго будешь себе задавать, - ответил Сан Саныч. – А сейчас хорошо бы узнать твое имя.
- Агата. Меня зовут Агата.
  Она поняла, что не чувствует запахов. Не единого. Во рту никаких вкусовых ощущений. Руки и ноги казались протезами – качественными, легко управляемыми, но все же протезами.
 Агата, Сан Саныч и Василиса шли по улице мрачного, будто вымершего города, направляясь к главной площади. «Тебе нужно кое-что увидеть, Агата».
- Мы сюда попадаем в той одежде, в которой играли в игру «Покорми Обжорку», - объясняла по дороге Василиса. – И забирает Обжорка только… в общем, забирает он только особенных людей.
- Как это – особенных?
- Ты была довольна своей жизнью? – поинтересовался Сан Саныч.
 Агата пожала плечами, в очередной раз ощутив в теле дискомфорт.
- Не особенно.
- Вот-вот, - печально улыбнулась Василиса. – Все, кого сожрал Обжорка, были не особенно довольны своей жизнью. Он словно какое-то одолжение делает, забирая, таких как мы.
 Они прошли мимо большого дома, над дверью которого была вывеска «Таверна». От крыльца на несколько метров тянулась коновязь, возле стен стояли водопойные колоды.
- А чем ты была не довольна? – спросила Василису Агата.
- Я? -  девушка усмехнулась и показала запястье с тремя бледными шрамами. – Неудавшаяся попытка, - пояснила она. – Взгляни на меня? Мне двадцать лет, а я все еще не отошла от этой унылой подростковой готической чуши. Заигралась. А вернее – доигралась до хронической депрессии. Наркота опять-таки. Должно быть, у меня с головой что-то не так.
- Дура, - обозвал ее Сан Саныч.
- Дура, - согласилась Василиса.
- А вы? – спросила Агата старика. – Вы тоже не хотели жить?
- Не хотел, - признался Сан Саныч. – Видишь ли, я полковник ВДВ. Участвовал в войнах и ни единой царапины. А через неделю после того, как вышел в отставку, попал в аварию и лишился ног. Такое ощущение, что Судьба берегла меня только для военного дела, а как только эти дела закончились… - он поморщился. – В общем, при жизни я передвигался в инвалидном кресле. Потом жена умерла. Сын – скотина, собрался упечь меня в дом престарелых, - он замолчал, а потом, будто извиняясь, добавил: - Устал я. У меня раньше никогда не было синдрома войны, а тут… когда я лишился ног, словно сломалась какая-то преграда в мозгах.
- Как бы то ни было, - зло сказала Василиса, - но мы не просили Обжорку забирать нас! Он не дал нам выбора. В Аду, наверное, веселее, чем здесь. В этом мире даже дня и ночи нет – вечный сумрак. Боже, как же тут уныло, хоть вой!
- А вы давно здесь? – спросила Агата.
 Василиса на несколько секунд задумалась.
- Мои внутренние часы подсказывают, что я тут неделю. Да и Сан Саныч здесь почти столько же. Верно, Сан Саныч?
- Ага, - согласился полковник. - И вот еще что… Мы здесь, как в тюрьме. Отсюда нет выхода. По сути, мы находимся в гигантской коробке, стены которой похожи на вулканическое стекло. С Василисой мы прошли вдоль этих стен и ничего похожего на выход не обнаружили.
- А с чего вы вообще взяли, что мир Обжорки находится в сети? – удивилась Агата.
- Проповедник сказал, - ответила Василиса и поморщилась. – Сейчас ты его увидишь. Мы уже пришли.
 Они вышли на площадь, на которой возле небольшого помоста стояли и медленно раскачивались люди. На многих была домашняя одежда: халаты, пижамы, майки, просторные штаны и рубахи. И лишь на некоторых – костюмы и элегантные платья. Люди стояли рядами по шесть человек и раскачивались в каком-то едином медленном ритме.
 На помосте стоял человек в черном плаще и капюшоне, надвинутом на глаза. Агате этот тип напомнил инквизитора из старого фильма о ведьмах.
- Их тут тридцать четыре, не считая Проповедника, - сообщил Сан Саныч. – Стоят и раскачиваются, как камыши на ветру.
- Как обдолбыши на трансцендентальной вечеринке, - выдала свою версию Василиса. – Я знаю, о чем говорю. Вот такие здесь финтики творятся, Агата. Всех этих людей Обжорка сожрал до нас. Они не разговаривают… черт, они вообще ничего не делают – лишь стоят и раскачиваются. Из нормальных здесь только я, да Сан Саныч. Был еще один парень. Леха. Он, как и мы возмущался, ругался на Обжорку, а теперь… теперь Леха стал, как эти зомби. Стоит сейчас в первом ряду и раскачивается.
- Но что с ними? – спросила Агата.
- Да кто ж их знает? – ответила Василиса. – Проповедник – это вон тот тип в плаще – говорит, что они счастливы. Я лично в этом сомневаюсь.
- Быть может, он говорит правду, - угрюмо возразил Сан Саныч.
- Товарищ полковник! – воскликнула Василиса. – И ты тоже?! Совсем недавно…
- А вдруг? Мы же не знаем. Возможно, это и есть выход?!
- К черту такой выход!
- Но рано или поздно мы тоже станем как остальные.
- Нахрен остальных, Сан Саныч! Нахрен! Я лучше целую вечность буду шляться по этому паскудному городишке, но к ним, - Василиса указала пальцем на толпу, - не присоединюсь! Такого финтика Обжорка от меня де дождется! Нет!
- Успокойтесь! – твердо сказала Агата. Она и при жизни не любила, когда кричат, и, как выяснилось, ей это не нравилось и после смерти. – Лучше расскажите про Проповедника. Почему он молчит?
- Бывает – молчит, - успокаиваясь, сказала Василиса, - а бывает – несет всякую чушь. Пойдем отсюда. Если есть в городе самое поганое место, так это здесь.
 Они уже повернулись, чтобы уйти, как раздался четкий и слегка распевный голос Проповедника:
- Из Зеркальной вселенной прибыли они, дабы повести за собой тех, кто отчаялся. Трое божественных пилигримов, трое ловцов пересечений. Обжорка, Таракан и Квак разбили свои шатры в сети интернета измерения Подкидышей. Тех, кто верит, тех, кто желает счастья, Обжорка, Таракан и Квак проведут через поля гроз, через сетевые решетки и плоскости.  Все для мира. Все для Подкидышей. Распад, имитация и тропа…
- Бред какой-то, - сделала заключение Агата.
- Вот-вот, - согласилась Василиса. – Хотя он иной раз и более понятные вещи говорит.
- Понятные вещи? – посмотрела на нее Агата.
- Ага, вроде того, что мы все здесь мертвы, а эти дома, вещи и наши тела, всего лишь имитация.
- Все-таки я никак не могу понять, как мы можем быть мертвы?
- Да, от этого свихнуться можно, но, боюсь, мозги в наших головах-имитациях на это не способны, – Василиса печально улыбнулась и после долгой паузы сказала: - Проповедник мне напоминает приемник, который ловит разные волны. Скоро он заткнется. Все, пошли отсюда. Мы обычно сидим в таверне, там у нас штаб-квартира. Ты с нами, Сан Саныч или останешься хрень эту слушать?
 Полковник оторвал взгляд от Проповедника.
- Что? – вид у него был рассеянный. – А, да-да, я с вами.
 Чуть позже, по пути в таверну, Василиса заявила:
- Вообще, здесь не всегда так скучно. Иногда Обжорка такое отчебучит, со своими экспериментами по имитации реальности… хоть стой, хоть падай! Недавно я видела собаку с шестью лапами. Причем лапы были, как… будто сплетенные из тонкой медной проволоки. Эта тварь прыгала с крышу на крышу, а потом распалась на какие-то черные хлопья. Еще мы с Сан Санычем видели паровоз на окраине города. Он тоже распался. Кстати, в домах можно найти интересные вещи. Сан Саныч как-то ныл, что хочет курить, и представляешь, потом обнаружил на столе в таверне кучу блоков сигарет и, наверное, сотню коробков спичек.
- Ага, - подтвердил полковник. – Вот только толку от сигарет нет, ведь ни вкуса, ни запаха мы не чувствуем.
- А спички? – удивилась Агата. – Обжорка что, имитацию огня сделал?
- Сделал, - сказала Василиса. – Теперь хоть можно свечи в доме зажигать, а то вообще темень была. Можно сказать, Обжорка по-своему заботится о нас, комфорт создает. Что уж говорить, на разные чудные финтики он горазд. Перед твоим… прибытием я нашла бутылочку черной туши и иголку с ниткой. Теперь вот татушку себе на плечо сделаю. В общем, жить можно, - в ее голосе была грусть. – Еще бы орган этот заткнулся… Бесит меня уже эта органная музыка, - неожиданно Василиса оживилась, встрепенулась и весело спросила: - А хочешь, я тебе фокус покажу?
- Ты думаешь, меня теперь еще можно чем-то удивить? – Агата натужно улыбнулась.
- Смотри! – Василиса взглянула вверх и закричала: - Что б ты сдох, Обжорка! Засунь все свои финтики в…
 Сумрачное небо озарили яростные вспышки, и органная музыка превратилась в гнусную какофонию. Но скоро все снова стало как прежде – сумрак, орган и печаль.

 Время шло. По прикидкам Агаты она находилась в мире Обжорки уже пятые сутки, хотя уверенности в этом не было – трудно вести отсчет времени, когда нет физических ощущений и сумрак так же неизменен, как поведение людей на городской площади.
 За эти пять суток Агата в сопровождении Василисы и Сан Саныча обошла весь город, побывала в каждом из двух сотен домов. Иногда она видела странные и страшные вещи – то, что Василиса назвала экспериментами Обжорки с имитацией: лошадь с огромными белесыми глазами и ногами похожими на паучьи лапы; серебристый авиалайнер, бесшумно летящий в небесном сумраке; внезапно выросшее дерево с черными блестящими листьями. А однажды над городом появилось гигантское глазной яблоко – оно кружилось, разглядывая мир внизу, бордовые сосуды вокруг радужки пульсировали, зрачок то сужался, то расширялся. Глаз распался на черные хлопья и некоторое время над городом падал черный «снег».
 В домах Агата, иной раз, обнаруживала интересные и странные вещи: шахматную доску, на которой были расставлены тридцать четыре белых пешки и три черных ферзя; книги с чистыми страницами; кружки без дна; вставная челюсть с серыми зубами; набор карандашей без грифеля.
 Агата, Василиса и Сан Саныч много времени проводили в таверне. Здесь был бильярдный стол, рулетка и дартс – хоть какое-то развлечение. Василиса сделала на своей левой руке кучу маленьких татуировок – черепков и кособоких скелетиков, в нос продела тонкое колечко. Сан Саныч постоянно курил и сетовал на то, что не может чувствовать запах. Полковник часто уходил в себя и сидел, уставившись в одну точку. Агата думала, что в эти моменты Сан Саныч пребывал в далеком прошлом, в том времени, когда он был счастлив. Порой старый полковник отправлялся на площадь и слушал проповедника. Агата и Василиса всегда ходили с ним, и когда, иной раз, он начинал вести себя странно – раскачиваться и что-то бормотать, - они едва ли не силой уводили его с площади. А бывало, что и Василиса впадала в транс, и тогда Агате приходилось и ее возвращать в «реальность», хорошенько встряхнув.
 Агата не только исследовала мир Обжорки, но и сама ставила эксперименты: как-то она специально распорола ножом предплечье и обнаружила, что под кожей вместо мяса находится какая-то розовая пористая субстанция, похожая на мягкую пластмассу, и розовые же, будто пластиковые волокна. Порез затянулся быстро, на коже не осталось и следа. Экспериментировала Агата и с желаниями: однажды она сказала, что неплохо бы, чтобы вместо свечей были хотя бы масляные лампы. Скоро в доме напротив таверны она обнаружила пять старомодных светильников и восемь бочонков с маслом. С лампами обстановка таверны стала не такой мрачной, как при свечах.
 Пошли шестые сутки, по внутренним часам Агаты. Она, Василиса и Сан Саныч сидели в таверне. Полковник катал по столу сигарету и был столь же мрачен, как небо снаружи. Василиса уродовала свою руку, накалывая на пальце очередной черепок.
 Агата поднялась со стула и громко сказала:
- Я прошу вас очень серьезно меня выслушать.
 Василиса повернула к ней голову:
- А чего так официально?
- Замолчи и слушай! – резко ответила Агата. Василиса удивленно подняла брови, а Сан Саныч перестал катать сигарету. – Последние несколько часов я много думала и решила кое-что сделать. И я, черт возьми, это сделаю! И очень надеюсь, что вы ко мне присоединитесь. Я много наблюдала, проделала несколько экспериментов и поняла, что у него, - она указала пальцем вверх, - плоховато с логикой. – Агата вынула из кармана халата спичечный коробок. – Вот этому лучшее подтверждение.
- Спички? – удивилась Василиса.
- Тихо! – осекла ее Агата. – Прошу ничего не говорить, пока я не закончу. Еще я поняла, что он ничего не делает быстро. Ему будто нужно время, чтобы все понять и обдумать. Это дает нам шанс. У меня есть план, как сбежать отсюда. Я не знаю, сработает ли он, но нам ведь нечего терять, верно? А теперь, когда я произнесла эти слова вслух, у нас мало времени, ведь он все слышал и сейчас пытается разобраться. А когда разберется, неизвестно, как отреагирует. Я хочу знать: вы со мной? Только быстро!
- Вот это финтик! – изумленно воскликнула Василиса. – Мне все уже пофигу! Чтобы ты не задумала – я с тобой!
- Ты как, Сан Саныч?
 Полковник молчал.
- Решайте скорее, - твердо сказала Агата. – У нас мало времени.
 Сан Саныч смял сигарету и поморщился.
- Товарищ полковник! – закричала Василиса. – Нам нечего терять! Вы и на войне были таким трусом?!
- Замолчи, девочка! – прошипел он и резко поднялся из-за стола. – Я с вами. Говори, Агата, что нам делать.
- Следуйте за мной.
 Около минуты у них ушло на то, чтобы добежать до конца улицы. Здесь, прямо посреди мостовой стояли три тележки, груженные небольшими бочонками.
- Я все это подготовила пару часов назад, - пояснила Агата. – Здесь масло. Хватайте тележки и тащите на площадь. Только быстро!
 «Пока все идет как надо, - подумала она. – Неужели Обжорка еще не понял?..»
 Сумрачную высь озарили всполохи, органная музыка стала чуть громче.
 Пока тащили тележки, Сан Саныч сказал:
- Я знаю, что ты задумала.
- Я тоже догадалась, - кивнула Василиса. – Выходит, ты выпросила у Обжорки лампы не только для того, чтобы свечи заменить? Умно. И тележки эти… Ты думаешь, у нас получится?
- Я верю в это, - отозвалась Агата.
 Они вбежали на площадь. Вспышки на небе стали яростнее, органная музыка превратилась в звуковой хаос, в котором солировал металлический скрежет.
- Ну что, приступаем? – спросил Сан Саныч.
- Да, поехали! – Агата вынула из бочонка пробку, быстро подошла с ним к первому ряду раскачивающихся людей и начала по очереди поливать их маслом. Сан Саныч и Василиса последовали ее примеру.
- Обжорка хочет знать! – зычно выкрикнул Проповедник. Его глаза в тени капюшона горели двумя синими искрами. – Он недоволен! Ему не нравится то, что делают Подкидыши!
- Сам ты Подкидыш, урод! – отозвалась Василиса. – Не ожидал от нас такого финтика? – она вылила остатки масла на голову светловолосого юноши и с силой бросила бочонок себе под ноги, разбив его вдребезги.
 Небо вовсю полыхало, под аккомпанемент безумного скрежета. Земля вздрогнула так, что в домах полопались стекла, а с крыш посыпалась черепица.
- Обжорке не нравится, что делают Подкидыши! – кричал Проповедник. – Не нравится! Не нравится! Это неправильно!.. Он желает знать!..
 Над площадью образовалось черное облако, из которого, извиваясь, начали выползать змеевидные отростки. Земля снова задрожала и с десяток человек, не удержавшись на ногах, как безвольные куклы, упали на землю.
- Обжорка чувствует опасность! – на одной ноте продолжал кричать Проповедник. – Он накажет Подкидышей! Накажет Подкидышей! Накажет…
 С неба, на дом на краю площади с грохотом упал слон – пробив крышу и обрушив стены, он распался на мириады черных хлопьев.
-… Обжорка посадит Подкидышей в ящик и спрячет! Он накажет! Накажет!..
 На другой дом упала яхта. Вдалеке, над крышами росла кривая пародия на Эйфелеву башню – железные сегменты появлялись прямо из воздуха, издавая звук похожий на треск ломаемых веток.
 Черные отростки из облака опускались все ниже. В них было что-то хищное, плотоядное. Мир Обжорки наполнял такой скрежет, будто миллионы когтей яростно царапали по гигантскому листу ржавого железа. И сквозь этот звук пробивался голос Проповедника:
-…Обжорка знает, что хотят сделать Подкидыши! Знает! Они собираются покинуть шатер. Хотят убежать, уничтожить имитацию и убежать!..
 «Ты, чертовски, прав, урод!» - подумала Агата. Из последнего бочонка она обливала себя маслом.
 На площадь вышла та самая лошадь с белесыми глазами, которую Агата уже видела. Земля возле помоста вздыбилась – в считанные мгновения, разбросав брусчатку, вырос гигантский бледный гриб с темными пятнами на шляпке.
- Пора! – закричала Василиса. Она чиркнула спичкой по коробку.
 Сан Саныч тоже достал коробок. Агата разбила бочонок и через пару секунд уже поджигала промасленную пижаму полного мужчины, который все еще раскачивался, как меланхоличный маятник. Пламя скользнуло по ее руке, подожгло халат, и Агата превратилась в пылающий факел. Сквозь завесу огня она видела горящих Сан Саныча и Василису. Будто огненные демоны они бегали среди людей.
 Черные отростки над площадью дергались, яростно извивались и сплетались, как змеи, но больше не опускались.
 Боли Агата не чувствовала, зато ощущала, как плавится будто воск тело. Неожиданно ее естество взорвалось ликованием – она вырвалась из объятий чего-то липкого и тяжелого, и взмыла над площадью. Она видела все вокруг – зрение стало всеобъемлющим и необычайно четким. Внизу в пламени сонно ползали десятки черных сгустков, похожих на слизней, а рядом с ней, Агатой, летали две светящиеся сферы и… она слышала их мысли:
«Мы свободны!»
«У нас получилось!»
«Убираемся отсюда!»
 «Убираемся!» - подумала Агата.
 Она полетела прочь с площади, а за ней – две сферы. Теперь Агата видела, что пространство мира Обжорки пронзали миллионы серебристых нитей, среди которых хаотично двигались прозрачные многогранники. Внизу – крыши домов, улицы – все походило на игрушечный макет города.
 «Вот и преграда».
 Агата слышала полные надежд мысли Василисы и Сан Саныча, но было и что-то еще… ощущение присутствия чуждого для человеческого понимания разума.
«Непостижимое!»
 Она влетела в преграду, похожую на вулканическое стекло и…
 «Что это?» - подумала Агата и услышала этот же вопрос от своих призрачных спутников.
 Пространство. Белый космос. Миллионы прозрачных планет соединенных искрящимися тропами.
 «Сеть».
 Черный куб – мир Обжорки, выглядел в этой светлой вселенной чем-то инородным, как капля грязи в аквариуме с чистой водой.
 «Что теперь?» - подумал Сан Саныч.
«Теперь перед нами целый мир, товарищ полковник, - ответила Василиса – Мы в сети. Вот такой финтик вышел!»
«Жаль, что не спаслись остальные».
«Мы сделали все, что могли. Их тела сгорели, как и наши, но…»
 «Обжорка что-то сделал с их душами. Вы же их видели. Они стали черные!»
«Души?»
«А что же еще, Сан Саныч?»
«К этому еще нужно привыкнуть, - подумала Агата. – Ну что, полетели исследовать сеть?»
«Конечно!»
«Куда угодно, лишь бы подальше от мира Обжорки».
«Куда угодно…»
 «А почему мы не на Небесах? Не в райских кущах? Странный какой-то финтик получается»
«Может, мы обнаружим Рай в одном из этих прозрачных шаров?»