Праздник моей юности

Я решил вспомнить о самодеятельности химфака Новочеркасского политехнического института времён моей юности. Я сам в ней участвовал, но со временем просто забыл об этой страничке своей жизни. Невозможно написать о самодеятельности отдельного факультета, не затронув самодеятельность института в целом, т.к. варились все они в одном котле – в котле Дома культуры студентов НПИ. Заранее извиняюсь за неполноту изложения и за возможные неточности – это всего лишь воспоминания, а человеческая память несовершенна. Конечно, хотелось бы назвать каждого по имени-отчеству, но многие имена сейчас уже и не вспомнить – всё-таки 50 лет прошло…
Без всякого преувеличения можно сказать, что в период с середины пятидесятых до середины семидесятых годов студенческая самодеятельность в НПИ достигла небывалого успеха. И по массовости участников, и по популярности среди студентов, и по уровню мастерства. Ничего подобного позже уже не наблюдалось. Это было время её небывалого расцвета, сравнимого с ренессансом. Это может подтвердить каждый, кто учился или работал тогда в НПИ.
Самодеятельный театр оперы и балета (ни много, ни мало!) со своим оркестром, драмколлектив, студенческий театр эстрадных миниатюр (СТЭМ), хор, оркестры духовых и струнных инструментов, джаз-оркестр... В Крытом дворе периодически давались балы. Именно так – балы, а не дискотеки или вечера танцев! На эти балы приезжали студенты из Ростова. Танцевали под духовой оркестр, который располагался прямо в центре Крытого. Работало кафе «Без пяти», это был театр-кабаре вроде знаменитого кабачка «Двенадцать стульев». Кабаре имело собственный зал в студенческой столовой. Интерьер делали сами студенты и сотрудники. Ничего подобного больше в городе не было.
В институт регулярно приезжали с гастролями известные артисты СССР. Пианист Николаев, Лев Оборин, Давид Ойстрах, оркестр Эдди Рознера – это только те, кого я смог вспомнить. Было их много, и выступали они в концертном зале и даже в крытом дворе регулярно.
Театры эстрадных миниатюр возникли почти на каждом факультете. На химфаке и стройфаке – это точно, остальное – мои смутные предположения. В городском доме культуры появилась студия «Гамма», костяк которой составляли сотрудники и студенты НПИ. Так что НПИ влиял на развитие самодеятельности в масштабах всего города.
Жизнь в институте била ключом. Самодеятельность среди студентов стала популярнее спорта!
Апофеозом всей этой разнообразной работы были студенческие фестивали. В 50-х они назывались смотрами художественной самодеятельности, но это – одно и то же. Проходили они всегда весной. Каждый факультет давал концерт. В политехе это был настоящий праздник. Его ждали, к нему готовились. И не только артисты – все студенты и сотрудники института. Попасть на фестивальный концерт было очень трудно.
Было бы справедливо вспомнить имена организаторов, руководителей и артистов-звёзд тех времён.
Оперой руководил М.Ф. Скалозубов. Его, профессора, доктора технических наук, известного учёного, проректора НПИ по науке, наградили орденом Трудового Красного Знамени за…  «участие и развитие студенческой самодеятельности»! Его жена Ольга Дмитриевна была одним из лучших педагогов городской музыкальной школы, она активно помогала Михаил Фёдоровичу. Фактически в НПИ работал филиал музыкальной школы. Солистами оперы были сам Михаил Фёдорович, И.С. Дуров, Л.И. Лукьянова, В.Л. Повелко, И.В. Диков, С.И.Гончаров, В.Н. Кружилин, Е.А. Ляшенко, Е.Н. Мацокина.
Семён Иванович Гончаров пришёл в оперу студентом первого курса, стал лауреатом очень престижного всесоюзного фестиваля молодёжи и студентов в 1957 году. Семён Иванович в составе советской делегации выезжал в Германию и пел в рабочих клубах. По окончании института остался в НПИ. Стал профессором, доктором наук и даже ректором. Однажды перед ним встала дилемма – совещание у министра или охота на медведей на Камчатке (он был страстный охотник). К министру он послал своего зама, а сам улетел на Камчатку. В министерстве об этом узнали (нашлись доброхоты!) – и его сместили с должности ректора. Но он не очень расстроился, т.к. не был карьеристом.
И.В. Диков после окончания стройфака поступил в консерваторию и затем пел в Донецком театре оперы и балета.
До 1958 г. балетом руководила Тарасова, после неё – Николай Алексеевич Князев. Многие годы он провёл в эмиграции и работал в разных балетных коллективах мира. Перед возвращением в Советский Союз в 1956 году (вместе с Вертинским и Лундстремом) жил и работал в Шанхае, где вместе с Вертинским занимался театральной деятельностью, в том числе и постановкой балетов. О нём писал в своё время журнал «Новый мир». В Шанхае у Князева было кабаре, и он привёз с собой много костюмов народов мира для танцев. Уже в Новочеркасске ему удалось, пользуясь своими старыми связями, договориться с Большим театром СССР – они отдавали ему свой списанный реквизит. Для нашего самодеятельного театра это было целое богатство. Однажды кому-то из наших артистов достались тапочки с подписью «Лемешев». Оказывается, Н. Князев был близким родственником Вертинского.
Первой примой нашего балета была Наташа Андреева. Она танцевала во многих постановках, но особенно запомнилась в балете «Коппелия». С блеском она станцевала партию в «Вальпургиевой ночи» по Фаусту. Наташу приглашали в профессиональную труппу одного из театров в Ленинграде, но она отказалась. Дублёром у Андреевой была Эмма Васильева, до самого последнего времени сотрудник ЮРГТУ. Ведущими балеринами были Света Бессарабова и Нелля Попова (Борисенко, до последнего времени начальник патентного отдела нашего университета). Однажды, когда Света танцевала в «Вальпургиевой ночи», с неё слетел хитон и оказался на голове партнёра. Она осталась в одних трусиках... Света этого не заметила и продолжала самозабвенно отдаваться танцу. А фигурка у неё была покруче, чем у девочек с обложки «Плейбоя». Успех был ошеломляющий. Публика аплодировала не столько комизму положения, сколько яростной страсти, с которой танцевала актриса. Нелля Попова запомнилась в половецких танцах.
Недавно узнал, что о нашем самодеятельном театре оперы и балета написана книжка, которая скоро выйдет в свет. И это будет уже вторая книга – первая вышла 1960 году…
Джаз-оркестр в НПИ возникал и исчезал не раз. Первым оркестром на моей памяти руководил Г.П. Салецкий, после него был Армат Назарян. Но самый популярный джаз-оркестр организовал Рудольф Алахвердов. Активными участниками оркестра были А. Борисенко (труба), В. Кубил (саксафон), М. Быстров (виолончель, контрабас), О. Сычёв (солист), Ю. Соболев (ударные), Э. Прилепа (ударные).
Духовым оркестром руководил Лебский. Один из участников этого оркестра – Алексей Павлович Зубехин – до сих пор работает на химфаке, он профессор, доктор наук. Струнным оркестром руководил Ю. Баграмян.
Но наибольшей популярностью среди всех институтских коллективов, пользовался, конечно, СТЭМ. В нём собралось целое созвездие ярких талантливых ребят, которые на многие годы определили развитие студенческого театра миниатюр – пожалуй, самого популярного у студентов жанра эстрадного искусства. Их постановки искрились весельем, юмором, часто были весьма злободневными. Затрагивали они не только нерадивых студентов, списывающих свои билеты на экзаменах. Цепляли они и преподавателей. Достаточно сказать, что эти постановки – как целиком, так и отдельные номера – не раз запрещались парткомом. Вспоминаю один такой крамольный номер. Открывается занавес. На сцене – лестница. На ступеньках сидят люди. На самой верхней ступеньке написано «Ректор», ниже – «Проректор», ещё ниже – «Зав. кафедрой», и т.д. Последним расположился «Лаборант». Диктор вещает: «Как в НПИ распределяется работа». Сверху ректору подают ящик, вроде посылочного. Он его передаёт на ступеньку ниже. Каждый, получивший ящик, спускает его ещё ниже. Так ящик доходит до лаборанта. Тот берёт молоток и начинает забивать в ящик гвозди – «вкалывает». Далее диктор вещает: «Как в НПИ распределяется зарплата». Сверху ректору передают лист ватмана, на нём написано – «зарплата». Ректор отрывает половину, кладёт себе в карман и отдаёт половину проректору. Проректор отрывает себе половину, и другую половину спускает далее вниз. Точно такую процедуру проделывают все сидящие на лестнице. Предпоследний получает маленький клочок, некоторое время размышляет, как ему поступить, потом машет рукой и всю бумажку кладёт себе в карман. Лаборант так и застывает с протянутой рукой – остаётся с носом.
Основателями театра эстрадных миниатюр были Евгений Старенко, В.А. Рытченков, Левин, А. Шапиро, В. Шварц. Да-да, тот самый Владимир Шварц, который написал песни, до сих пор популярные в университете: «Я люблю тебя, НПИ» и «Нет улицы священнее, чем наша Просвещения». Рытченков в последствие стал кинорежиссером, Левин писал тексты для известного эстрадного артиста Евгения Петросяна. Первый спектакль СТЭМа так и назывался «Я люблю тебя, НПИ». Они с этим спектаклем ездили даже на гастроли и на смотр в Москву. Это была прекрасная реклама нашему политехническому!
В отличие от театра оперы и балета, основными участниками СТЭМа были студенты. Когда они окончили институт, театр должен был умереть. Но он не умер. Пришла вторая волна талантливой молодёжи, которая и продолжила их дело. Это – М. Лемперт, А. Малашенко, С. Серпокрылов, А. Земляной, В. Василенко и многие другие.
Организатором студии «Гамма» был С. Ребрин. Он же заправлял и в кафе «Без пяти». Драмколлективом руководил Валерий Рудковский. Помню их спектакли по Кронину, Евгения Шварца – «Убить дракона», «Слуга двух господ». Одним из ведущих актёров коллектива был Стас Подольский. Он был великолепен во всех ролях. Мне наш драмколлектив нравился гораздо больше, чем городской драмтеатр.
Дом культуры проводил и большую просветительскую деятельность. Вспоминаю битком набитую первую химическую. Лекция С.И. Гончарова о Шаляпине. До сих пор в ушах у меня звучит пластинка: «Уймитесь, волнения страсти… Мы снова обнимем друг друга. И жарко, и страстно с устами сольются уста». Я тогда впервые услыхал элегию Массне. Она поразила меня.
В связи с этим вспоминаю один эпизод из новых времён (середина восьмидесятых) и сравниваю его с прошлым. Как-то я участвовал в лекции-концерте, который организовал и вёл Н. Серпокрылов в студенческом общежитии. Посвящён он был творчеству Николая Рубцова. Стихи блестяще читала Наталья Михайлова (сейчас ведущий библиотекарь НТБ). Студентов Н. Рубцов не заинтересовал, а одна барышня из комсомольских лидеров прямо сказала: «Кого вы нам впариваете? Алкаша, недоделанного Есенина! Нам это нытьё не нужно. Мы хотим радоваться жизни. Нам нужно другое искусство». Это начиналась эра попсы.
Важной страницей деятельности самодеятельных артистов были агитбригады. Они создавались для выступлений в местах, где принудительно-добровольно вкалывали студенты НПИ на сборе урожая. Вспоминаю один эпизод из этих поездок. Большой отряд химиков под руководством В.А. Таранушича работал на Семикаракорском консервном заводе. К нам из НПИ приехал оркестр, по вечерам он играл на танцах. В его репертуаре была известная песня – «Конфетки, бараночки… Гимназистки румяные». Среди препов был один дурачок с кафедры «История КПСС». Он Таранушичу не подчинялся. Его приставили к нам бдить, чтобы не было никакой антисоветчины. На работу, как все мы, он не ходил, отсыпался после ночных любовных похождений, о которых по вечерам всем нам с удовольствием рассказывал, называя имена своих подруг. Мы его за это не любили. Так вот он запретил студентам играть на танцах эти самые «Конфетки, бараночки». Он сказал, что эта песня прославляет русское купечество. Студентам он запретил, но нам-то он не мог запретить. И мы ему устроили весёлую жизнь. Как только он возвращался (а жили мы все вместе), все препы дружно орали из своих постелей: «Гимназистки румяные, от мороза чуть пьяные!..». Сначала он ничего не понимал и пел вместе с нами. Студенты это дело быстро усекли и, когда он заходил в столовую, все дружно вставали и орали: «Гимназистки румяные, от мороза чуть пьяные…». Вскоре он уехал.
С большой благодарностью я хочу вспомнить тех, кто всегда оставался в тени, чьих имён не было на афишах, но без кого праздник искусства в НПИ был бы невозможен. Это те, кто ставил голоса, обучал студентов азам музыки, драматического искусства, танцев в кружках и студиях дома культуры. Кто аккомпанировал им на концертах. Ольга Дмитриевна Скалозубова, Дикова (мама известного солиста, к сожалению, не помню её имени), Данюшина, Ерёменко, Лозовская и многие, многие другие. Это только те, чьи имена вспомнили участники. Работали они по вечерам. Если вы зайдёте сейчас вечером после окончания занятий на 2-й или 3-й этаж Главного, вас встретит мёртвая тишина. А в те времена Главный «гудел». Буквально из каждой аудитории доносились музыка, пение, смех. Это шли репетиции и занятия.
И, наконец, заканчивая этот короткий экскурс в историю самодеятельности института, просто нельзя не упомянуть директора дома культуры Валентину Петровну Егельскую. Она сыграла громадную роль в развитии студенческой самодеятельности. Если бы в институте выдавали ордена за заслуги перед родной альма-матер, ей бы нужно было вручить самую высокую награду. А тогда… тогда мы, химики, считали, что она, как председатель фестивальной комиссии, незаслуженно «засуживает» нас в пользу строителей. Строители считали, что она «засуживает» их в пользу энергетов, те, в свою очередь, обижались на неё за симпатии к электромеханикам и т.д. А на самом деле В.Н. Егельская беспощадно боролась с халтурой и непрофессионализмом в искусстве.
...Студенты-химики на этом празднике жизни играли далеко не последнюю роль. Но обо всём – по порядку.
В начале 60-х  я окончил аспирантуру и остался на кафедре  химфака ассистентом. Неожиданно меня избрали в профбюро и поручили заниматься… самодеятельностью. Ни в школе, ни в институте я не имел к самодеятельности ни малейшего отношения. Но отказаться я не мог. То было время, когда общественная работа была обязательной. Балом правили преподаватели общественных кафедр – истории КПСС, научного коммунизма и др. Они входили в состав партийных бюро факультетов, занимались идеологией и реально влияли на переизбрание. От них зависела карьера любого препа на факультетах. Чтобы участвовать в конкурсе на замещение должности для учёного совета, нужна характеристика факультета. Характеристику подписывали представители профбюро, партбюро (не имело значения, партийный ты или беспартийный) и администрация. Чтобы получить подпись партбюро, нужно было прийти на его заседание и побеседовать с товарищами из этого самого бюро. Тон там задавали идеологи. Их меньше всего интересовали твои успехи в химии, но они всегда тебя спрашивали, какой общественной работой ты занимаешься. И не дай Бог тебе сказать, что никакой. Считай, что твоё дело труба! Характеристику не получишь.
Я быстро вошёл в курс дела благодаря Н.М. Кравцовой. Нина Михайловна была замечательный человек. Более 10 лет она работала заместителем декана и всю себя без остатка отдавала студентам. На химфаке она больше, чем кто-либо, заслуживает орден за подвижничество. Я понял, что от меня ничего не зависит. Кто и что будет петь-играть-говорить-танцевать, было уже известно. Все артисты посещали кружки и студии дома культуры, где и создавались их фестивальные номера под руководством опытных педагогов. Моя функция сводилась к тому, чтобы ходить на совещания и надувать щёки. Меня это не устроило, я хотел проявить себя. И мне пришла гениальная идея создать студенческий театр миниатюр по подобию СТЭМа. Кравцова эту идею поддержала, и я начал действовать. Замечу попутно, что точно такая гениальная идея пришла организаторам самодеятельности мехфака, стройфака, электромеха и пр. Кравцова мне назвала студентов, которым можно поручить это сложное дело. А художественным руководителем советовала назначить некого Юлиса. Я быстро нашёл его в общежитии. Это был высокий, элегантный, ироничный молодой человек. Он согласился и… пошло-поехало.
Через месяц коллектив был собран и начались репетиции. Назвали театр «ТЭМП» – театр эстрады, миниатюр, пародий. Я надеялся играть в нём роль худрука или, на худой конец, режиссера. Но скоро понял, что студенты это делают лучше меня, и остался куратором студенческой самодеятельности. Лидерами в театре были Юлис, Виталик Гончаров (фокусник), Кулаковский, Стас Подольский. Конечно, это далеко не полный перечень артистов, но это те, которых вспомнил. Тексты писал Подольский, Кулаковский был талантливым художником и занимался оформлением сцены. Замечу попутно, что кафе «Без пяти» оформил тоже Кулаковский. Он же создал эскиз мемориальной доски, посвящённой защитникам Кавказа. Эту доску альпинисты НПИ занесли на Наурский перевал. Фотография доски приведена в книжке Гнеушева «Тайна Марухского ледника», 2 издание.
«ТЭМП» с первой постановки проявил себя прекрасно и пользовался большой популярностью среди студентов…
Гвоздём программы в самодеятельности ХТФ, конечно, был хор. Возник он давно, руководила им Майя Дмитриевна Щитилина. Как мне рассказала участница этого хора, Л.А. Демчук, было в нём человек 70. В группе, где я учился, было 30 человек, из них 20 посещали этот хор.
На химфаке в конце 50-х годов возникло несколько вокальных коллективов. Стихийно, без всякого участия специалистов из Дома культуры и учёных. Вот их история. На химфаке в 311 аудитории стоял рояль. Преподаватель кафедры математики Римма Афанасьевна Лозовская туда частенько заглядывала по окончании занятий, чтобы, как говорится, отвести душу. Она очень любила музыку. Как-то к ней, когда она играла, заглянули её студентки, тоже большие любительницы музыки и пения. Так уж получилось, что они спели несколько песен под аккомпанемент Риммы Афанасьевны. Всем очень понравилось, и они стали собираться регулярно. На звуки музыки и песен, как бабочки на огонь, стали слетаться другие студенты. Пели они романсы, лирические популярные тогда песни, душевные украинские песни. Стали выступать на фестивалях. Их пение имело всегда большой успех. Л. Останняя, Л. Минкина, А. Смирнова, Н. Клименко, Т. Варш и другие.
«Звёздами» химфака в разное время были Валя Байрамова (она профессионально играла на фортепиано Шопена), Саша Рабинович и Ира Компанская (скрипка и рояль), Виталий Гончаров (фокусы, такого ни у кого не было). Тройку друзей – Серебрякова, Васильева, Серова (они исполняли эстрадные молодёжные песни) – всегда вызывали на бис.
...Вспоминаю ещё один эпизод тех славных времён. Как я ставил… балет. Точнее, балет ставил Князев, идея была моя. Живые шахматы в Крытом дворе. Крытый был разбит на чёрные и белые квадраты с помощью листов ватмана (на доску ушло 128 листов ватмана и более 50 пузырьков туши – выручила кафедра графики). Каждый квадрат – два листа ватмана. Это была громадная шахматная доска. На доске выстроилось два войска. Чёрные и белые. Пешек танцевали детишки из подшефного детского дома. Костюмы для них добыли в Доме пионеров. Остальные фигуры были экипированы костюмами театра оперы и балета. Каждая фигура танцевала свою партию, при её ходе, согласно либретто. При выходе любой фигуры все пешечки дружно делали реверанс. Танцевали «под фанеру», какая музыка была выбрана, сейчас я не могу вспомнить – то ли Гершвин, то ли Григ... Разыгрывали знаменитую «вечнозелёную» (так её называют шахматисты) партию Андерсена. Публика располагалась на ярусах по этажам. Сюжет был такой. Белая королева жертвует почти всем своим войском, чтобы добиться любви чёрного короля и добивается своего. Чёрная королева взята в плен и казнена. На репетициях (а их было много) это представление смотрелось просто великолепно. На премьере балет провалился, и всё потому, что в спешке неправильно установили доску – развернули её на 90 градусов. В результате фигуры не знали, куда им ходить, все запутались и партию доиграть не смогли. Как было обидно! Провалились из-за чепухи, а готовились целый месяц.
Ещё одной фестивальной традицией было устраивать фейерверки после фестивальных концертов. Публика после концерта собиралась на стадионе, откуда и запускался очередной фейерверк. Дело это очень опасное и трудоёмкое. Сгорает фейерверк за 20 минут, а делают его 2-3 месяца. Образовалась группа пиротехников, в её состав входили в основном аспиранты. Были там и пара молодых доцентов, и даже несколько студентов…
Собирая материал для этого очерка, я чётко понял, что пройдёт ещё 5-10 лет – и память об этом прекрасном времени канет в Лету. Прервётся связь времён. Этого нельзя допустить.
 

НА ФОТО: сцены из балета «Спартак», 60-е годы.
Статья опубликована в газете "Кадры индустрии" ЮРГТУ (НПИ).