Гордеев. Родные люди-1

***

     Переполох на хуторе Монастырском

- Ба-а-бы,  ба-а-бы-ы! Все по домам, скорее! Милиция!  Там, через гречишное поле, милиционеры в форме пробираются. Сюда от автотрассы через Танеевку идут.

Занятые  прополкой свекловичного поля, женщины, распрямляли свои спины и внимательно оборачивались в сторону бегущей от хутора Монастырского растрёпанной молодайки Нинки.
Она спешила  к своим соседкам, грузными прыжками одолевая рытвины у края поля, а потом, ступая босыми ногами по междурядьям уже прополотых строчек сахарной свёклы, приблизилась к самой пожилой из них.

- Ни-и-нка, да не томи ты  уже, скажи,  ш-ш-то там случилось, ш-ш-то ты такая вспалашённая? – громко вопросила в её сторону тётя Сюня, глядящая из-под руки и заслоняясь ею от яркого летнего солнца.

- Тёть Сю-ю-нь, ты вчера самогонку гнала!?  Прячьте всё скорее, несите в лес, закапывайте, ховайте, а то, бают, начнут ходить по всем дворам, обыскивать, задание у них такое, - выпалила Нинка залповой скороговоркой.

- Ох, батюшки мои, надо бежать, убирать горючее из хаты, - спохватилась тётка Сюня, и быстрыми шажками, еле разгибая натруженную спину, посеменила к своему двору, окаймлённому густыми зарослями клёнов,  бузины и цветущей сирени.

Пробираясь к дому, она быстро прикидывала в уме, куда бы это понадёжнее перезахоронить свои стратегические запасы крепкого напитка – результат проведенной накануне бессонной ночи.
В самом дальнем углу двора, перед покосившимися воротами для выхода в огород, высилась куча из всяческих хозяйственных отходов, перегнивающего навоза и старой соломы, присыпанная сверху землёй.
 
- Вот тут-то я и сховаю его, - подумала тётка Сюня, имея в виду,  расфасованную по бутылям самогонку.
Взяв в руки навозные вилы, она  споро начала сооружать укрытие для своей «валюты», так здесь частенько чествовали данный продукт, служивший надёжной, а порой, единственной, формой для оплаты услуг любой категории сложности и срочности, в силу постоянного безденежья и неисчислимого количества разнокалиберных работ.

Соорудив в компостном бурте довольно глубокие ниши, на случай, если сыщики начнут  вдруг шуровать схрон щупами-шомполами, тётка Сюня пошла в дом, готовить бутыли к перебазированию.
 
Принеся из чулана связку старых мешков, она расстелила их на земляной пол и стала аккуратно заворачивать в каждый из них по две больших стеклянных четверти, заполненных мутновато-белесой жидкостью. Загнув вовнутрь края обёрточного материала, она туго перетянула каждый куль пеньковой верёвкой, и начала  перетаскивать их в подготовленные в бурте ниши.
Втиснув кули вертикально вплотную друг к другу, она сначала прикрыла их  слежавшейся прошлогодней соломой, а потом забросала каждую дыру навозом, присыпав сверху свежие пятна на бурте сухою землёю. Отойдя в сторонку, тётка Сюня оценила результаты своей работы по маскировке схороненного клада, оставшись довольной естественной картиной.
Осенила сначала себя, а потом бурт крестом, что-то прошептав беззвучно губами, направилась через огород к недалёкому свекловичному полю завершать там начатую работу.
 
Из других дворов тоже тянулись неспеша  соседки, продолжая  на ходу  обсуждать сотворённую Нинкой новость.

- Нин, а откуда ты прознала про милиционеров и об их намерениях обыскивать дворы? – громко обратилась к молодайке разбитная вдова Маруся Кудинова, у которой, у самой, родной, младший брат Иван, служил в Курске в милиции в чине старшины.

- А мне Коля Бабын сказал, он с ними вместе сошёл с рейсового автобуса из Курска, и был свидетелем, как они говорили насчёт самогона. Который помоложе - тот всё настаивал, начать с хутора Монастырского, а другой, постарше и с лычками на погонах, – звал его завернуть сначала в Танеевку. Мол, ещё, совсем рано, утро, вот и хорошо будет нагрянуть потом неожиданно на хутор, -  подробно излагала новость Нинка, стараясь сохранить убедительность полученной информации.

 - А куда же  эти милиционеры теперь подевались? – подошла с вопросом тётка Сюня.

- Они щас в Танеевке, можа уже скоро и тут будут, - отвечала Нинка. – Бабын же напрямки,  от трассы сразу домой.  А те,  кругаля, через лог, вдоль посадок.
 
- Чудн-о-о, што же это за милиция такая, без собственного транспорта, да ишшо пешадралом, манёвры такие закруглять. А что же в руках у них чего было, или совсем пустыми? – допытывалась Маруся Кудинова.

- Бабын говорит, что у каждого по чемодану было, - добавила Нинка.
 
- Давайте-ка бабоньки становиться на свои грядки, да пойдем потихоньку до межи. А там видно станет, кто где, - рассудительно предложила тётка Сюня.

Все женщины поправили на головах платки-косынки, натянув края поглубже на лица, спасая лбы, носы и щёки от жарких летних лучей, взяв в правые руки тяпки-мотыги и нагнувшись к земле, возобновили своё неспешное продвижение вперёд,  монотонно перебирая пальцами левых рук комки земли с сорняками и ставшими лишними ростками свёклы.
 
В работе и размышлениях прошло какое-то время.
Достигнув межи, натрудившиеся женщины  подходили к своим резервам-тормозкам. В тени кустов акаций и дубков-подростков, под телогрейками и накидками были схоронены бидончики и бутылочки с водой и скромной провизией на перекус.

Как водится, не обошлось от охов и вздохов по поводу этой «треклятой» нескончаемой работы, кто-то уже делился новостями в своих семьях, ожиданиями приезда в гости из городов близких родственников.

Принесённая Нинкой новость и поднятая в связи с этим тревога, пока не подтверждались.
 
Уже клонился почти к завершению обычный трудовой день. Каждая из хозяек начинала прикидывать, какую ещё работу нужно поделать в доме, во дворе, на собственном огороде.
У большинства из них семьи сильно сократила в своё время война, поэтому ждать помощи со стороны было не от кого.

Неожиданно от дороги, ведущей в деревню Танеевку, послышались громкие голоса, раздавались всхлипы гармошки или баяна, кто-то пробовал затянуть песню.
Звонкий мужской голос начинал:

- По До-о-ну гуляет, по До-о-ну гуляет,
По До-о-ну гуляет казак молодой…

К нему присоединялся другой, баском  проявляя инициативу к продолжению текста песни:

- В саду дева плачет, в саду дева плачет,
В саду дева плачет над быстрой рекой…

Женщины, как по команде вскочили на ноги, обернувшись в сторону, откуда слышались звуки музыки и пение, начали наперебой гадать, кто же это может быть.
 
На этом захолустном, забытом Богом хуторке, уже никто и не помнил, когда здесь в последний раз звучала гармонь и распевались песни. А тут!? Вот это да! Вот это событие!

- Бабы, а я догадываюсь, кто это прибыл наведать нас, – гордо подняв голову и глядя с нескрываемой радостью в сторону хутора, заговорила другая Мария, Корнюшина, невестка тётки Сюни.
– Никакая это не милиция! Узнаю голосок моего младшего братика Егорушки. Пошлите-ка до дому все! На сегодня хватит. Мы и так немало сделали.

Мария взяла в руки узелок, повесила его на черенок тяпки и, возложив полевой инвентарь на плечо, первой зашагала к своему дому. Доносившуюся песню она очень любила, и голос у неё был подходящий, поэтому молодая женщина, как бы в ответ на последовавшие далее вопросы-утешения казака, вдруг звонко и красиво запела:

- В са-а-ду я гуляла, в са-а-ду я гуляла,
В саду я гуляла, цветочки рвала.

Цвето-о-чки рвала я, цвето-о-чки рвала я,
Цвето-о-чки рвала я – цыганка пришла…

Остальные женщины тоже ускорили шаги, подтянулись к Марии, заулыбались,  начали  прихорашиваться, стряхивая с себя пыль и травинки, поправляя на головках по-новому свои рабочие платки.

Кто-то подхватил песню, поддерживая Марию Корнюшину, у других -  заблестели  глаза, на лицах, откуда то, обозначился всплеск бодрости и привлекательности, словно  все вдруг умылись живой водой и враз помолодели.
 
Да ведь среди них  никого почти, за исключением может быть, тётки Сюни,  в возрасте  и не было то.
 
В большинстве своём  – девчонки ещё!

 Продолжение: http://www.proza.ru/2013/10/10/1203