Абракадабра

Как далеко простирается перспективный характер существования или даже: есть ли у последнего какой-нибудь другой характер, не становится ли существование без толкования, без “смысла” как раз “бессмыслицей”.
Фридрих Ницше.

Его взор, надменный и твердый, был устремлен куда-то в неведомую пустоту. Лектор сидел за столом, чуть сгорбившись, сложив перед собой руки. В образе его было что-то отталкивающее, и при виде его, наверное, даже самый бывалый смельчак мог обмельчать и съежится от неудобства и страха. Его, острый как лезвие, кривой нос висел на лице, словно ненужный надорванный парус или сломанная дверная ручка. Уродливый шрам от самого виска и до кончика подбородка разрезал его лицо на две неравных части, придавая его виду, ко всему прочему, оттенок прошлого страдания и жуткой боли. Тонкие крючковатые губы застыли в неестественной позе и, казалось, уже давно не меняли своего причудливого положения. Черные, как крепкий кофе, мешки под глазами выдавали в нем человека думающего, болезненного и совсем мало спящего.
Рядом с ним, на столе, лежала темная деревянная трость, пугающая, не менее чем ее обладатель, своим позолоченным набалдашником. Искаженная в своих формах, толстая петушиная голова помещалась на крепком человеческом туловище, из которого, вместо ног, вырастали две извивающиеся змеи с разинутыми клыкастыми пастями. Лектор глубоко вздохнул и продолжил свой монолог:
– …писателю не обязательно быть философом. Писатель вовсе не должен заниматься разработкой философских дефиниций. Его философия таится в образах, им созданных. Но, так или иначе, мы можем заметить, что многие писатели и художники плавали в огромном океане идей рядом с идеями Ницше. Творчество Максима Горького, Томаса Манна, Германа Гессе, Альбера Камю и многих других, этот список, безусловно, можно продолжить, так или иначе связано с философией Ницше. Знаменитый французский экзистенциализм взрастет на идеях Паскаля, Достоевского, Кьеркегора, Хайдеггера и, конечно, на идеях Ницше. Экзистенциальная идея, возникшая в противоположность идеи диктаторской, отстаивает автономию каждой личности. В каком-то смысле человек для экзистенциалистов это и есть истина.
Кто же такой этот самый Ницше? Это до безумия застенчивый человек, внутри которого разрывается энергия мысли. Его мысль – бомба, которая взорвала традицию, надломила столпы, на которых держались все человеческие ценности. Его идеи обладают потрясающей художественной силой, а первые работы уже несут на себе отпечаток гениальности. Аполлоническое и дионисийское начало в человеке! Чем занимаются психологи, психоаналитики XX века? Чем занимались Фрейд и Юнг, как ни изучением этого темного, дионисийского, экстатического начала?
Резкий пронзительный голос лектора вонзался в слушающих стеклянными осколками звонких фраз. На последней парте из-за спин однокурсников выглядывал с интересом ссутулившийся, сухопарый юноша с взъерошенными грязными волосами цвета каштана. По его впалым щекам, выступившим скулам и небритому лицу было видно, что он не спал и не ел уже долгое время. Юноша бросил взгляд на лежащую рядом с лектором трость и вдруг увидел, что противная петушиная голова повернулась к нему и раскрыла свой угловатый клюв. Он тот час же закрыл глаза от испуга, а когда открыл их вновь, видение улетучилось. Тем временем лектор продолжал:
– Ницше точно спрашивает нас, почему мы решили, что общество движется по восходящей от худшего к лучшему, от тьмы к свету? А не кажется ли вам, что мир движется по кругу, что человек лишь повторяет свои ошибки раз за разом? Ницше был не согласен с предшествующими философами в одном важном пункте. Они все были уверены, что существует одна истина, в то время как Ницше утверждал, что этих истин бесчисленное множество. Все они пытались рационализировать иррациональное. Они попадали под власть своей собственной логики, а Ницше утверждал, что этих логик несметное количество.
Человек нашего века, подобно Одиссею, слышит все многоголосье природы и знания, он слышит это беспрерывное пение сирен. Вот вам и постмодернизм с его полифонией, вот вам и естественная наука с ее невозможностью дать человеку искомого счастья и духовного удовлетворения. Мы вдруг понимаем, что вся история науки рождена этим дионисийским началом в человеке. Великие умы прошлых столетий зачастую черпали свои идеи из мистического знания, многие из них были герметистами и алхимиками. Вы видите, что получается? Хотя, конечно же, у каждого в голове своя абракадабра …
Серые глаза лектора блеснули демоническим светом. Он снова смотрел в пустоту. Эти последние слова почему-то сильно взбудоражили юношу на последней парте. Они словно пробудили его от глубокого сна, и он, ужаснувшись, с недоумением взглянул на лектора. Прозвенел звонок, и молодой человек, которого звали Эмиль, быстро собрал свои вещи и выбежал из аудитории.
Эмиль был самым обыкновенным студентом. Он, как и все студенты, недоедал, недосыпал, мучился от собственных комплексов, анализировал свою личность и пытался найти место в жизни. Замкнутый в себе, он ни с кем не общался и большую часть свободного времени отдавал чтению. Внешность и поведение Эмиля не вызывали интереса у девушек, к чему он в принципе никогда и не стремился. Невзрачный юноша с худющими руками, длинными пальцами, в смешной неказистой одежде, он жил в мире своего воображения, и, казалось, никому никогда не будет позволено открыть этот его тайный, сугубо личный мир.
И все же Эмиль был страстно влюблен. Девушка, которой он заранее вверил свое сердце, тоже была нелюдима, но в отличие от Эмиля была потрясающе красива. Говорили, что у нее уже есть какой-то жених, и в это было очень легко поверить. Ее внешность напоминала молодому человеку совершенство поздней осени, его любимого времени года. Угасающую пронзительность осенних линий видел он в ее теле, видел в ее холодных голубых глазах. Она вызывала в нем леденящий восторг, который он описывал в своих любовных стихах. Он посылал их ей при любой возможности всеми существующими способами. Его мир будто делился на два плана. В одном –  он проживал свою жизнь в гордом, стоическом одиночестве, полном знаний и размышлений; в другом –  предавался страстной мечте о возможном счастье рядом с ней. Она же смеялась над ним, всячески обзывала и поносила его, будто бы он был самым убогим существом, которое она видела в жизни. В ее речах он всегда подмечал что-то горькое и неискреннее,  словно она делает совсем не то, что желает делать. Именно это предчувствие заставляло его каждый раз после очередного позора писать ей, мечтать о ней и верить в счастливый исход.
Эмиль шел по слабо освещенному длинному коридору, как вдруг невдалеке увидел свою возлюбленную. Сердце застучало быстрей, кровь заполонила голову, а во рту пересохло. «В конце концов, сила осады в ее постоянстве. Крепость должна сдаться под напором времени, железные ворота должны отвориться!» – подумал он и, проклиная себя за трусость, поспешил догнать ее.
– Постой, пожалуйста, – молвил он, задыхаясь. – Молю тебя! Давай пройдемся сегодня вечером! – запинаясь, выжал он из себя.
– А, это ты? – она посмотрела на него с отвращением, – Напугал! В принципе, как и всегда. Зачем мне такой худой некрасивый простофиля? С чего это мне с тобой гулять?
Она громко рассмеялась, обнажив ряд жемчужных зубов, и быстрой легкой, как ветер, походкой устремилась прочь от юноши. Он остановился, уже в сотый раз пораженный ее жестокостью. Голова от волнения закружилась, и Эмиль едва успел облокотиться о стену, чтобы не упасть. Она неожиданно повернулась, точно не сдержалась, и с горечью посмотрела на молодого человека. Во всяком случае, так ему показалось.
Ошалевший от боли в сердце, Эмиль бездумно брел по улицам города. Отчаявшись сильнее, чем обычно, юноша желал лишь одного – никогда не появляться на этом свете. Солнце  клонилось к закату, становилось темнее. Набежали иссиня-черные полновесные тучи, и начался сильный дождь. Эмиль заметил рядом с собой книжный магазин и поспешил туда, чтобы укрыться и  не промокнуть.
–А почему эта такая дешевая? – Эмиль стоял в букинистическом отделе, указывая на книгу в черной блестящей обложке.
– Кому в этом городе нужна книга на латинском? – вопросом на вопрос ответил лысоватый продавец в очках, – Я и так не хотел ее брать. Меня, можно сказать, уговорили. Им были очень нужны деньги. – При этом мужчина поправил воротник рубашки с таким видом, будто купив эту книгу, спас кому-то жизнь.
– Можно посмотреть? – спросил Эмиль.
– Конечно.
Юноша взял приятную на ощупь книгу и стал бегло просматривать ее содержимое. Как и говорил продавец, в ней не было ничего, кроме беспрерывного текста на латыни. Ни оглавления, ни предисловия, ни аннотации, ни имени автора. Эмиль с огорчением закрыл ее и отложил в сторону. Он уже начал искать среди всего этого книжного хлама что-то стоящее, как вдруг краем глаза увидел, что на черной обложке отложенной им книги проявился какой-то знак. Надпись, выполненная золотистым филигранным шрифтом, ярко заиграла при свете магазинных ламп. Эмиль распознал в символе слово ABRACADABRA, записанное в виде перевернутого конуса. Он остолбенел и простоял так в полном исступлении несколько секунд. Затем, когда рассудок вернулся к нему, он отвел взгляд, закрыл глаза, а когда снова посмотрел на надпись, от нее не осталось и следа. Эмиль судорожно схватил книгу и начал со всей тщательностью всматриваться в обложку, желая снова увидеть этот таинственный образ. Он вертел ее, тряс ее изо всех сил, как обезумевший. Продавец взглянул на него исподлобья и недовольно прокряхтел:
– Вы покупайте, если она вам так понравилась, и дома забавляйтесь сколько угодно.
– Да, конечно, – Эмиль оторвался от книги и дрожащими руками вытащил скомканные деньги.

 

Домой юноша вернулся поздно. В своей маленькой комнатке он еще раз аккуратно исследовал приобретенную книгу, но, как он ни старался, на обложке больше ничего не появлялось. Эмиль спихнул все на слабое здоровье и излишнюю впечатлительность. «Петушиная голова, волшебные исчезающие надписи – все это лишь плод моего воображения, результат хронической бессонницы», – решил молодой человек. Он небрежно откинул книгу в сторону и в изнеможении завалился на хлипкий табурет рядом с письменным столиком.
Молодой человек взял в руки карандаш и стал что-то карябать на чистом листе бумаги. Надо сказать, что это был его маленький секрет. Он никогда не стремился стать писателем или философом. Но, после безмерного чтения книг, к нему приходили интересные, как он считал, идеи. И он, чтобы не забыть, записывал их, а потом прятал заметки в стол.  В этот раз Эмиль написал: «Только задумайтесь: по какой-то причине, или без нее, или этих причин было великое множество (здесь пока остается только сойти с ума) из мельчайшего зернышка, нулевой частички в нигде и в никогда зародилось и развилось неподдающееся постижению пространство-время – великая вселенная. Самоорганизующаяся материя, руководимая единым законом, образовала нас и все, что вокруг нас, создала жизнь и перешла теперь на следующую ступень развития, подключив человека к субстанции мысли. Информация есть продукт сознания, созданная им идея. Да и само сознание есть не что иное, как  идея. Идею нельзя пощупать, а информацию, как таковую, нельзя потрогать, их можно только записать, репродуцировать в материальный мир. Идея прекрасно существует и вне нас, и без нас. Если бы нас не было, это еще не означало бы, что не было и идеи. Нельзя вообще никак доказать, что идеи суть продукт нашего всеобщего или отдельного я. Вопрос о том, что же первично, материя или сознание, уходит на второй план. Здесь удивительным является то, что мы вообще задаем этот вопрос. Что мы можем его задавать. Отсюда вытекает другой всем известный гносеологический вопрос – познаваем этот мир или нет? Как мы познаем этот мир? Как мы получаем то, что имеем. Свойство ли это материи, одно из ее высших ступеней? Её способность выражаться идеей и знанием, посредством самоорганизации и того же абсолютного закона, что создал все? Или же сознание и идея это что-то такое, что есть и не есть, что пришло из нигде и никогда, что стоит за всеми гранями причины и следствия, что существует самостоятельно, трансцендентно, одновременно нигде и во всем?»
Эмиль опустил карандаш, слез с табурета и кое-как добрался до кровати. Ему очень хотелось написать что-нибудь еще, но он почувствовал, что, если сейчас же не даст себе передохнуть, то завалиться прямо там, на месте. И все же юноша никак не мог избавиться от внутреннего напряжения. Невидимый груз сдавливал его сердце, а беспорядочные мыслеобразы заполнили уставший мозг. Сквозь этот бред он решил, что продолжит строить свои предложения прямо у себя в голове, а завтра с утра запишет придуманное. Не прошло и пяти минут, как попытки его обернулись неудачей, и он лежал уже в полудреме, собирая в своей голове какие-то непонятные ребусы из слов. Он ходил по кругу и уже сам не понимал, что  пытается сочинить. Юноша начал хрипеть, потом тихонько и заунывно постанывать. Его мысль текла безумным закрученным потоком: «Что же должно получится, чтобы… Когда же должно произойти так, чтобы… Тем временем он спешил к ней. К ней, к той.… Нет. Не так. Он спешил к Амброзии. Амброзия! Нет. Не так. Куда… Почему вопросы… Почему вопросы всегда остаются без ответов…»
В таком виде Эмиль пролежал в своей комнате до самого утра.

***

Скорее всего, мир еще раз стал для нас “бесконечным”, поскольку мы не в силах отмести возможность того, что он заключает в себе бесконечные интерпретации.
Фридрих Ницше.

– Каждый должно быть слышал о Серапиуме! Поистине грандиозное архитектурное сооружение, и, пожалуй, только Римский Капитолий мог тягаться с его великолепием. Нас сейчас не интересуют причины разрушения этого храма. Борьба язычников и христиан во главе с патриархом Феофилом сделала свое дело. Это произошло в 391 году нашей эры и отлично зафиксировано в различных источниках. Вы, я надеюсь, знаете, что в этом храме, помимо всего прочего располагалось отделение Александрийской Библиотеки, только, пожалуйста, не путайте ее с Царской Библиотекой Птолемеев, которая исчезла за два с лишним века до этого. Нас также сейчас не интересует, куда делись книги хранившиеся там. Точнее нас интересует только одна.
Глаза лектора загорелись, как и прежде. Эмиль съежился на своем сидении. Ему было до сих пор дурно от ночного бреда. Его подташнивало и скручивало от озноба.
– Все, что я скажу далее, это, так сказать, область темная и непроверенная. Между тем, разговоры  по этому поводу бродят в мировом пространстве. Относитесь к этому, как к занимательной легенде, в которой вы, быть может, найдете что-то для себя.
Человека, о котором я буду вести речь, звали Исидор. По некоторым другим данным его имя было Аммиан. Для нас это непринципиально. Он находился в Александрии как раз перед разрушением храма. Исидор был ритором или филологом, и это тоже для нас не суть важно. В общем, он был ученым человеком. Так вот, за несколько недель до упоминаемых ранее страшных событий,  неведомый голос велел Исидору отправиться в путешествие. Повинуюсь этому голосу беспрекословно, Исидор скитался по Египетской земле. Голодный и до смерти уставший он добрел до каких-то холмов, где лег в тени мастикового дерева. На ветвях его вдруг появились буквы самых разных алфавитов. Буквы эти постепенно превратились в слова и открыли пораженному Исидору какую-то тайну. Он собрался с силами и, теперь уже зная, что ему нужно делать, вернулся в Александрию. По прибытии он тот час же отправился в библиотеку и, как утверждает легенда, ведомый бесом, украл оттуда какой-то свиток, а затем скрылся с ним неизвестно куда за считанные дни до исчезновения храма. Совершенно никчемная история, скажете вы. Она бы и была таковой, если бы не один факт. Предание гласит, что Исидор во время своего помешательства, будучи уже в Александрии, повторял одно и то же слово. Он скрипел зубами, плевался во все стороны и кричал: «Абракадабра!»
Эмиль подскочил на месте. От страха ему стало тяжело дышать. Он спрятался за спины других студентов и, предчувствуя что-то ужасное, силился не смотреть на лектора.            
– Именно этот небольшой пунктик связывает эту призрачную легенду с историей, которая, быть может, более точно объяснит суть затронутой мною проблемы. В середине XIV века в Париже жил один молодой человек по имени Викентий Пирель. Он зарабатывал себе на пропитание своим искусным почерком, т. е. был писцом. Однажды он приобрел за два флорина довольно большую и изрядно древнюю книгу. Была она не из пергамента и не из бумаги, а из коры молодых деревьев. Обложка ее была из гладкой меди, украшенная всяческими фигурами, странными символами и буквами. Поначалу он замечает, что все страницы кодекса исписаны кончиком железного пера. Яркие четкие латинские буквы. Затем Пирель утверждает, что в какой-то момент все надписи в книге пропали, исчезли, испарились! А на первом листке вдруг проявились золотые заглавные буквы, и он смог прочесть бессмысленное слово «ABRACADABRA». Вот что он пишет по поводу самой книги: «Я должен молчать о том, что может быть написано на прочих листках прекрасным латинским языком, иначе совершу большое злодейство. Располагая этой книгой, день и ночь я ничего не мог делать, кроме как читать ее. Господь Всевышний спас меня от ее могучих чар, и я смог избавиться от нее. Я уничтожил ее!». Он также утверждает, что до встречи с книгой ему было видение.  В сиянии лучей ему явился образ, который гласил: «Пирель, взгляни на эту книгу, ты в ней ничего не поймешь – ни ты, ни кто-либо другой, но однажды ты увидишь в ней то, чего никто не смог там увидеть!». Судьба даровала ему удивительно долгую счастливую жизнь. Поговаривают даже, что он так и не вкусил смерти.
Эмиль не верил тому, что слышал. Он осмотрелся и понял, что выбраться тайком из аудитории ему не удастся, как бы сильно он этого ни желал. Со всех сторон его зажали однокурсники. Он словно попался в ловушку, а происходящее более всего походило на очередную галлюцинацию. Чтобы не слышать ненавистный голос лектора, Эмиль закрыл уши руками. Тишина придала ему бодрости, и юноша смог кое-как собраться с мыслями. Внезапно пугающая Эмиля речь прорвалась в его пошатнувшееся сознание, и, невзирая на то, что по все законам логики он ничего не должен был теперь слышать, Эмиль все же ясно услышал тот самый сводивший его с ума голос в своей голове, будто сидел рядом с говорившим. Безвыходное положение вывело его из себя, он раскрыл руки и с пугливой злостью, точно загнанный зверек, взглянул на лектора.         
– Но как оказалось, Пирель не смог уничтожить книгу навсегда, ведь до нас дошли более поздние заметки о ней. Автор их неизвестен, но дает гораздо больше информации по интересующему нас вопросу. Он описывает свойства этой книги в мельчайших подробностях. Ему видимо не очень важно к чему это может привести. Он ведает нам, что книга эта существовала всегда, во все времена, а появилась она тогда же, когда во вселенной появилось  первое слово. Она имеет тысячи обличий. Она может предстать перед человеком в виде свитка, скрижали, дощечки, кодекса. В общем, в виде чего угодно. Написана она на всех языках, которые когда-либо существовали или будут существовать. В книге этой содержатся все тайны мироздания, коих бесчисленное множество. Она открывает перед человеком бесконечные реальности, в ней заложены все человеческие желания и бдения, тысячи истин и их толкований. Будущее, прошлое, настоящее – она знает все обо всем. Она позволяет властвовать над действительностью. Доводит до смертельного экстаза человека глупого, а мудрого превращает в безумца.
Открывший ее человек вдруг чувствует неописуемый восторг, вдохновение. Какую бы форму она ни приняла, смотрящий в нее, видит сначала ослепляющий свет, исходящий с ее страниц. Свет этот гипнотизирует человека, вводит его в ступор, завораживает и околдовывает. Постепенно в ярком свете проясняются в полном беспорядке буквы, иероглифы и символы. Затем появляются никак не связанные друг с другом слова, и поток мысли смотрящего в нее человека превращается в неожиданные вспышки фраз.
Именно в этот момент неискушенный, неподготовленный читатель, зачастую слабый духом, теряется в собственном вихре мыслей и желаний. Книга ломает его, бросает на растерзание беспощадной химере. В свою очередь, читатель опытный поначалу способен справиться с бессвязным набором слов, способен удержать колесницу своих желаний на ровной дороге. Находясь в этом трансовом, экзальтированном состоянии, он начинает различать на страницах непонятные предложения, потом видит целые тексты. Стоит ему, совершенно бессознательно задать вопрос, как книга сразу же обличает его мысль или образ в слова. Тогда он, справляясь с волнением и напряжением, задает без конца сотни вопросов, и книга отвечает на них на все. Читатель идет дальше. И здесь, конечно, все зависит от его слабостей, от его характера. Книга в бесконечности своих действительностей, правд и кривд заманивает его в свои сети,  и он уже не способен от нее отречься. Внутри нее можно прожить целые жизни. Немногие могут выдержать столь сладкого гнета! Книга, как самый сладкий наркотик, манит их, и они уже не в силах ей неповиноваться. Она сводит их с ума. В своем познании они доходят до таких сфер, которые умерщвляют их неподготовленный дух.
Обезумевший от этих слов Эмиль все-таки решился на последний прыжок, вскочил со своего места и устремился к выходу. Наступая на ноги сидевшим рядом с ним людям, он теснил их своим тощим задом, пробивая проход наружу. В аудитории все зашумели, а лектор вдруг изменился в лице. Его тонкие скрюченные губы растянулись в дьявольской улыбке, и он взорвал зал грохочущим, маниакальным смехом. Эмиль в ужасе прижал к груди портфель и, стараясь смотреть только в пол, теперь уже просто напросто отталкивал мешающих ему пройти студентов. Его сердце, казалось, совсем перестало биться, он весь вспотел и еле держался на ногах. Он выбежал из аудитории, громко хлопнув дверью. В коридоре он все еще слышал режущий смех лектора.
Совсем скоро Эмиль был дома. Он ворвался в свое крохотное убежище, схватил лежащую на полу книгу и начал бешено листать страницу за страницей. Все они были пусты. Впечатленный, задыхающийся от волнения  юноша больно упал на колени, держа книгу перед собой. Яркий свет заполнил комнату…

***
– Але, я слушаю. – Эмиль вскочил с кровати от сверлящего звонка и, до конца не понимая, что происходит, поднял трубку телефона.
– Это я. Узнал?
Мурашки побежали по телу Эмиля. Он, конечно же, узнал этот голос. Челюсть отвисла, и он, набирая воздуха, чтобы вымолвить хоть слово, произнес:
– Да, узнал.
– Я жду тебя. Приходи. Я совсем одна и хочу видеть тебя.
Юноша наспех натянул на себя одежду и вылетел на улицу. Не замечая ни людей,  ни машин, он несся к дому той, что только что звала его, бежал навстречу своей мечте. «Вот и ее дом. Она там, совсем одна и хочет видеть меня» – подумал Эмиль. Его худое заспанное лицо тряслось от шального неудержимого удовольствия.
Она открыла ему дверь и пригласила вовнутрь. От нее веяло холодными дурманящими разум Эмиля духами, точно в них все запахи поздней блеклой осени были собраны воедино. Одетая в один лишь темный легкий шелковый халат она, словно ангел, медленно перенеслась в спальню. Очарованный ее красотой, Эмиль беспрекословно последовал за ней.
– Желаешь ли ты полюбоваться грудью, которую неоднократно воспевал в своих стихах, Эмиль?
– О да! Да! – вскричал Эмиль, удивленный этим предложением.
Девушка скинула с себя халат, и перед молодым человеком возникло совершенно нагое тело его возлюбленной. Эмиль взревел, прикрывая исказившееся от неожиданности лицо руками. Изъеденная проказой, безобразная грудь предстала перед его взором.
– Смотри, Эмиль, смотри, сколь уродливо это тело, возбудившее твою страсть! Не лучше бы тебе возлюбить своих богов, от которых ты можешь ждать вечной награды?
Эмиль, не выдержав нервного срыва, зарыдал как дитя. Схватившись за голову, он начал рвать на себе волосы и стонать как умалишенный. Затем он резко рванул к выходу, выдавливая из своей хрипящей груди одно и то же разрывающее его душу на куски слово:
– Абракадабра!

_______________________________
1. Ссылка.
Абракадабра – в переносном значении то же, что бессмыслица; нечто бессвязное, непонятное, непереводимое. Воспринимать это слово именно в переносном значении у людей XX века вошло в привычку. Мы относимся к абракадабре как к шутливому детскому заклинанию, не более. Также существует версия о том, что абракадабра – это не слово, а набор букв. Буквы абракадабры расположены в определенном порядке, понять который – значит разгадать весь фокус.  Утверждается, что абракадабра всего лишь простенькая, но оригинальная загадка, связанная с латинским алфавитом.
Попытаемся все же проследить этимологию этого слова. Сразу отметим, что мнения на этот счет различных исследователей разнятся. Например, некоторые ученые считают, что слово абракадабра произошло от месопотамского выражения аб-ба-таб-ба-ри, указывая на то, что это присловье произносилось во время религиозных обрядов у древних шумер. Также известно мнение о том, что абракадабра происходит из кельтского языка и образовано от слов «абра» или «абар» и «кад»,, что соответственно значит «бог» и «святой». По мнению других исследователей, слово абракадабра происходит от еврейской фразы «abreg ad habra», которая обозначает «мечи свою молнию даже в смерть». Другая версия указывает на то, что абракадабра имеет древнеарамейское происхождение, и изначально писалось с алефом в качестве префикса и означало «создам то, что произнёс», а позже с айном, что означало «что было сказано, то сделано». Возможны изначальные варианты написания ;;;;;;; ;;;;;;;;;, что звучит как avda kedavra и значит «что было сказано, то сделано», либо ;;;; ;;;;;, что звучит как avra kedavra и значит «что было сказано, то прошло; улетучилось, как и само слово».
В «Толковом Словаре» В. И. Даля находим, что слово абракадабра – это «таинственное слово, перешедшее от древних евреев и греков; род заговора, особенно от лихорадки, который пишется треугольником и носится в ладанке». Это интересное замечание приводит нас к другому источнику, а именно к заметкам Е. Блаватской. По ее данным понятие абракадабра впервые встречается в стихотворном медицинском трактате, написанном приблизительно в 208 г. н.э. Квинтом Мереном Саммоником, лекарем римского императора Септимия Севера. В своей поэме Саммоник указывает на слово abracadabra как на средство для лечения лихорадки.  Формулу в виде конуса, обращенного вершиной вниз, следовало написать на листке бумаги. Затем обвязать талисман вокруг шеи и не снимать в течение девяти дней. После чего его нужно было бросить за спину через плечо в ручей или реку, которая течет на восток.
Папюс в своей «Практической  магии» утверждает, что абракадабра – «термин персидского происхождения. Это было мистическое или магическое слово, которое, будучи написано на девственном пергаменте, составляло амулет, носимый на шее, для исцеления от разных болезней и, главным образом, лихорадки». Он так же, как и Блаватская, замечает, что это слово «написанное в виде конуса, обращенного вершиной вниз, при условии отнятия по одной последней букве, целебно действует против болезней, если носить его на себе». 
О чем-то похожем в своем «Дневнике чумного города» упоминает и Даниэль Дефо. Он пишет, что люди этого города считали, что чуму вызвал некий злой дух, и верили, что смогут защититься от болезни, осеняя себя крестными знамениями, а также с помощью слова абракадабра, записанного в форме треугольника.
Э. Леви тоже обращается к загадочному треугольнику абракадабры, при этом делает несколько предположений мистического характера. Он пишет: «А отдельное представляет единство первого принципа, т. е. интеллектуального, или активного, агента. А в соединении с Б – оплодотворение бинера единицей. Р – есть знак Тернера, так как оно представляет иероглифически истечение, происходящее от соединения двух начал. 11 – число букв этого слова, присоединяет единицу посвященного к десятку Пифагора, а число 66 – сумма всех сложенных букв – образует каббалистическое число 12 – квадрат Тернера. И, следовательно, является мистически квадратурой круга. Заметим мимоходом, что автор Апокалипсиса, этого ключа христианской Каббалы, составляет число зверя, то есть идолопоклонства, прибавляя 6 к двойному сенеру абракадабры, что каббалистически дает 18 – число, соответствующее в Таро иероглифическому знаку "ночи" и "профанов", "Луне, собаке, волку и раку", – число таинственное и темное, которого каббалистический ключ 9 есть число посвящения». В свою очередь Алистер Кроули дешифровал абракадабру в качестве формулы алхимии. При этом несколько видоизменялось написание – абрахадабра. Гематрическая сумма последней равнялась 418, что соответствовало Деланию Великому.
Другая версия гласит, что в корне слова абракадабра заложено имя греко-египетского бога Абраксаса. В египетском пантеоне Абраксас славился победой над драконом. Он имел человеческое тело, петушиную голову и змеиные ноги, а в руках держал щит и меч (по другим вариантам – плеть, факел). Символический смысл изображения Абраксаса в подобном виде заключался в следующем. Змеи символизировали опоры для тела в виде Нус и Логос, чувства и понимания. Петушиная голова олицетворяла предвидение и бдительность, а предметы в руках – броню мудрости и метлу власти. С другой стороны такая иконография отражала триединство мира (петух – солярный знак, тело – земной, змея – подземный). Добавим, что ряд исследователей связывает Абраксаса не только с Митрой, но и с иудейским Яхве, кельтским Беленусом, христианским Иешуа, индийским Брахмой. Здесь также будет целесообразным вспомнить имя александрийского пифагорейца Василида, который примерно в девяностом году нашей эры создал доктрину, объединявшую христианство с традиционными мировоззренческими началами, где Абраксас играл роль верховного божества.
Также существует гипотеза о том, что магическое слово абракадабра – зашифрованное имя «Бык-Солнце», которое на древнееврейском звучит как Abr-Achad. В Древнем Египте его называли Апис, то есть священный бык, божество плодородия, воплощение бога Птаха. Сведения об этом божестве содержатся главным образом у античных авторов, которые связывают его происхождение со знаком зодиака Овном. В Египте Апис считался перевозчиком души (Ба) бога Осириса. После смерти бык-Апис превращается в Осириса, отсюда имя Апис-Осирис. В период эллинизма произошло слияние культов Аписа и Осириса в едином божестве Сераписе. В 1850 году французский археолог О. Мариэтт открыл в мемфисском Серапеуме погребения 64-х быков. Каждая мумия находилась в отдельном каменном саркофаге с точным указанием дат рождения и смерти. Сохранилось множество изображений, бронзовых статуэток Аписа с солнечным диском между рогами. Культ Аписа признавался персидскими царями и даже римскими императорами.