Леди Генри. глава 12

Была середина октября. Ночи стояли холодные. По утрам все затягивал такой туман, что уже в нескольких футах ничего нельзя было разглядеть. Где-то за этой пеленой шумело море, и вскрикивали корабли. Анри вышел из ванной с уже готовым решением. К чему этот мнимый побег? Куда бы он ни пошел, ему кажется, Адель рядом, любому своему поступку он ждет ее оценки, в каждой женщине ищет ее черты. Будь что будет, а он вернется в Генри-холл. Анри натянул теплый свитер и остановился перед зеркалом. Если бы Адель не была замужем за его отцом, он мог бы любить ее открыто. О, как тяжело, как больно думать об этом! И ведь тогда, в машине, он воспользовался ее слабостью. Он просто изнасиловал ее. Можно ли это оправдать страстью? Что она испытывает к нему? Вот это ему очень хотелось знать. Он перестал бриться, щеки его ввалились, он сильно исхудал. Но, от этого, казалось, стал привлекательнее. В его глазах появился безумный блеск. Он был одержим этой женщиной.

Анри накинул меховую куртку и открыл дверь. Его обдало холодом, свежестью, изо рта вырывались облачка пара. Из тумана, с невидимого неба отвесно падали редкие мокрые хлопья. Можжевельник был весь в снегу, на каменной мозаике подъездной площадки чернели следы сторожа. В растерянности Анри остановился на пороге как вкопанный. Ветра не было, ни малейшего дуновения. Призрачная тишина. Молодой граф дышал полной грудью. Ему казалось, что если бы в такой вот момент ему пришлось умереть, он оставил бы эту землю без всякого сожаления, медленно уйдя в туман. Собака у ног Анри втянула воздух и глухо зарычала.

- Гуляй, Джульетта, - сказал он.

Собака сорвалась с места и в два прыжка исчезла в тумане. Где-то завыла сирена. Итак, он возвращается к Адели. Плохо это или хорошо – покажет время. Но, он знал, что уже никогда не станет прежним. И, может быть, именно теперь Анри начинает жизнь, уготованную ему судьбой. Подлинную жизнь человека, порочного по своей сути и доверчивого, как ребенок.

Заложив руки в карманы, он шел по яблоневому саду. Безлистые ветки не удерживали снега, зато в ложбинках причудливых стволов возвышались мокрые сугробы. Земля под ногами чавкала, и опавшие листья, едва присыпанные снегом, лежали бурым ковром. Откуда-то выскочила Джульетта и снова исчезла в тумане. Ему нет места там, где нет Адели.  Он оставит этот вольный ледяной остров, паром переправит его на побережье, а там – поезд, автомобиль… Анри запрокинул голову, стараясь губами поймать снег. С улыбкой глядел он на стекающее сверху небо.


***

Адель заклеила конверт. Не стоит вводить молодого графа в заблуждение. Она была не права, если нечаянно подала ему надежду, мнимое достижение желаемого. Адель многое бы дала за то, чтобы такой человек, как Анри, стал ее другом. Но, он любит ее, видит в ней объект поклонения. И, что хуже всего, привязан к ней. Графиня вздохнула. Горько, как все это горько. Она так хотела бы, чтобы ее любили светлой любовью, не требуя ничего взамен, не посягая на ее свободу. Но всегда бывало по-другому, всегда страсть мужчины, схожая с вулканом, несла только боль и разрушенные отношения. Адель всякий раз бежала от этого, и снова начинала поиски своей мечты, гармонии. Может быть, Джон поймет ее. Она не смела надеяться на это, и все-таки надеялась. Ей хотелось, чтобы этот человек стал ей поистине близок, стал ее вторым «я», хотела заботиться о нем, и ощущать его заботу. Как все сложно… А она сама! Как она привязана к Джону! Наверное, это неправильно. Задумавшись, сидела Адель в будуаре, среди цветов и искусных безделушек, в мягкий, безветренный октябрьский день. Было воскресенье, и утром она слышала звон на одинокой колокольне.

Графиня позвонила. Через минуту в будуар заглянула Габриель.

- Подойди сюда, милая, - сказала Адель негромко. – Это письмо должно быть отправлено сегодня же. И позаботься, чтобы его светлости ничего не было известно.

- Хорошо, Адель, я все сделаю, - сказала девушка, беря конверт.

- И вот еще что, - задумчиво продолжала графиня. – Скажи Питеру, что его отсутствие не должны заметить. Вечером лорд Генри прикажет затопить камины. Пообещай ему… Впрочем, нет, ничего не обещай. Скажи только – приказ ее светлости.

- Хорошо, Адель.

- Подойди.

Девушка приблизилась. Ее красный накрашенный рот тронула едва заметная улыбка.

- Ближе!

Адель прищурила глаза и глядела на Габриель сквозь ресницы.

- Графиня, прошу вас…

- Я запретила тебе называть меня так.

- Адель…

Адель потянула девушку за руку, и Габриель опустилась на колени рядом с ее стулом. Адель нежно поцеловала ее в губы.

Джон Готфрид приедет через неделю. Впрочем, нет, скоро вечер, значит, остается только пять дней. Пять дней ожидания. Пять дней, наполненных пустотой. Вчера во время ужина лорд Генри объявил, что телефонировал в Лондон и просил Готфрида вернуться как можно скорее. Ричард, благодарение создателю, пристроен, а за его занятиями и питанием проследит мисс Уиллис. Без помощника графу тяжело справляться с делами, а лучшего секретаря у него еще не было. Итак, скоро Готфрид будет в замке! Адель смертельно побледнела и, сославшись на головную боль, поднялась из-за стола.

И муж проводил ее недоверчивым взглядом.

А сегодня она, пожалуй, проведет время за чтением. Потом пройдется по парку. День был туманный, солнце так и не показалось. Вдвоем с Габриель они шли по узкой тропе к озеру. Адель глядела на серую водную гладь с оттенком зелени по окоемам, почти у самых ее ног в тяжелой воде покачивались кленовые листья. Пошел мелкий дождь, и женщины раскрыли зонты.

- Идемте домой, Адель, - приглушенным голосом взмолилась Габриель.

- Что такое? Ты замерзла?

Девушка кивнула. Адель пожала плечами и направилась к замку. На холме возвышался черный парк. Адель почему-то подумала о скоротечности жизни. Так прошло воскресенье. В понедельник приехал Анри.

Когда забрезжил день, графиня услышала шум подъезжающей машины. В удивлении откинула она штору – неужели этот повеса Стейн способен встать в такую рань, чтобы поставить к ее ногам очередную корзину роз? Ну и ну, она недооценивает пылкого мальчика! Но это был не красный «хорьх» Стейна. К подъезду подкатил зеленый «оксфорд». Адель поспешно задернула штору, сердце ее бешено колотилось. Она сказалась больной и до вечера не выходила из покоев. В полдень появился лорд Генри, но ему показалось, что жена в крайнем раздражении, и он поспешно удалился. Адель приняла ванну и теперь лежала на диване в бархатном халате. Габриель массировала ей стопы.

- Вот что, детка, - сказала вдруг Адель. – Пойдешь к господину Анри и скажешь, что я ожидаю его у себя вечером. И надеюсь на его благоразумие.

Габриель опустила глаза и залилась краской.

Вечер тянулся бесконечно долго, Адель увязала в минутах, словно в трясине. Она прилегла на диван. У нее и в самом деле разболелась голова. Наконец, послышались шаги, и в спальню вошел Анри. Адель спокойно смотрела на него с легким оттенком печали. Все то же бледное лицо с упрямым подбородком, густыми бровями и мелкими морщинками у глаз. Он стоял, растерянно улыбаясь. Адель холодно поздоровалась и глядела пристально, ожидая, чтобы он смутился. Он справился о ее здоровье, она – о поместье на острове. Анри смотрел с обожанием на эту соблазнительную женщину, на надменное лицо, плавные линии тела под мягкой тканью на полуобнаженную грудь, где лежал крестик на черном шнурке. Вдруг Адель резко села и выпрямилась.

- Я вижу, граф, вас смущает мой вид, - сказала она. – Одну минуту, я переоденусь.

- Нет, нет, все в порядке, - поспешно ответил Анри пытаясь поймать ее за руку.

Она плавно увернулась и пошла в гардеробную. Молодой граф опустился на стул, пытаясь унять нервную дрожь.

Уже позже, стоя в потемках на балконе, Анри говорил себе, что эта связь ни к чему хорошему не приведет. Он, наверное, зря приехал. Он не получил согласия этой женщины. Но и отказа тоже не получил… Завтра вдвоем они едут в Слау. Графиня скучает в этом феодальном захолустье. Завтра она наденет черный кардиган, и он распахнет перед ней дверцу машины. Сам не зная, почему, Анри испытывал чувство тоски, затерянности, словно оказался на чужбине.
 
В Слау они провели весь день. Обедали в каком-то местном клубе, где им подали прекрасную курицу гриль и отвратительную рыбу. Анри был оживлен и без конца развлекал Адель разными историями, а она наблюдала за ним своими прищуренными африканскими глазами. Пили кофе и – совсем немного – ром. В глубине зала, в мягком голубоватом освещении играл джаз. Подперев подбородок, Адель наблюдала, как кружатся пары. Весь зал был разрезан на полосы света и тени, и Анри глядел на нее сквозь голубой пыльный луч. Он почему-то вспомнил, что утром, когда они выезжали за ворота замка, им попался красный автомобиль, как раз готовящийся свернуть в парк. Они едва не столкнулись, «оксфорд» проплыл мимо, но Анри успел разглядеть молодое возмущенное лицо шофера, вздрогнул, но не шелохнулся и продолжал вести машину. Адель и бровью не повела, ничего не стала объяснять, а он боялся спрашивать. При этом воспоминании графом снова овладело желание близости с Аделью, желание сильное, унизительное для него, которое он не мог побороть. И он сказал ей об этом. Она посмотрела ему прямо в глаза, и лоб его покрылся испариной. Волнуясь, он стал говорить о том, что это нехорошо, это преступление, он вполне осознает, что они связаны родственными узами, а так получается некоторое…

- Кровосмешение, - подсказала Адель.

Его бросило в жар, он вынужден был отереть лицо – так он был изумлен и напуган. Она потянулась к нему и шепнула на ухо:

- Поедемте в отель, Анри, все будет хорошо…

Они спустились вниз, получили в гардеробе верхнюю одежду. Анри помог своей спутнице надеть кардиган, и она, не оглядываясь, медленно пошла к выходу. Он застыл, с любовью глядя на нее, пока швейцар открывал перед нею дверь, за которой стеной стояла ночь.

Наутро, когда весь город был сокрыт туманами, и за окном – все та же сырость, все та же мгла, они не разговаривали. Адель, не глядя на графа, расхаживала взад-вперед по комнате, собирая предметы туалета. Посмотрела в окно, подошла к зеркалу. Он позвал ее, она не обернулась, занятая какой-то сложной застежкой. Они были как чужие, словно и не существовало этой ночи нежности. Может быть, именно из-за этого, потому что теперь, с рассветом, каждый был на своем месте. Адель надела платье и накрасила губы.

- Пойду, позвоню домой, - сказала она.

Она спустилась в холл и подошла к телефону.

- Энтони, милый, - проговорила она. – Мы тут задержались с Анри. Нет, нет, все хорошо. Было весело. Ну, что ты… Мы уже едем. Да, мы едем.

Она повесила трубку и поднялась в номер.

Всю дорогу они молчали. Анри сосредоточенно вел машину. «Оксфорд» плавно подкатил к подъезду. Навстречу выбежала Габриель и, радостно улыбаясь, обняла графиню.

- Я скучала, - шепнула она. – Всю ночь не выключала свет в спальне.

- Глупышка, - ответила Адель и поцеловала ее волосы.
Адель вошла в кабинет мужа и неслышно прикрыла дверь. Граф, сидя за столом, писал.

- Приветствую вас, ваша светлость, - сказала Адель вполголоса.

Граф отодвинул бумаги, усадил Адель на стол и провел по ее шее горячим языком.
Четверг был ярким, солнечным. Ветер разметал туман, и на востоке и на западе раскинулась даль. Граф Генри с сыном укатили в Кэрет, где их ждал лорд Джемисон с егерями. Старик был заядлым охотником, это увлечение он пронес через всю жизнь, как лорд Генри – любовь к оружию.

Джон Готфрид подошел к тяжелой резной двери и позвонил раз, другой, ему не открыли. В недоумении он постоял и отпер дверь своим ключом. В холле никого не было, солнце лилось из высоких узких окон, на мраморном полу лежали его голограммы. В воздухе летала золотая пыль. Вдруг Джон услышал голос Адели.

- Куда вы провалились? Не слышите, что ли, в дверь звонят! – громко, с раздражением говорила она. – Не доставало только, чтобы я сама отпирала дверь!

Готфрид ждал. Появились сначала ее черные туфли, потом что-то синее, узкая рука, скользящая по перилам. Адель быстро спускалась по лестнице. Она устремилась к двери, но, увидев Джона, остановилась и в изумлении уставилась на него. Ее темные волосы были небрежно собраны на затылке и прядями спускались на полуобнаженную грудь. Джон с удивлением увидел, что она была в брюках.

- Это вы? – сказала Адель прерывистым шепотом. – Это невозможно.

- Почему, леди Генри?

Она сделала движение к нему навстречу, но, всегда помня о светских условностях, метнула быстрый взгляд по сторонам – нет ли поблизости слуг?

- Мы не ждали вас так скоро, - сказала она, подходя к нему, уже полностью овладев собой, и протягивая руку для поцелуя.

- Граф сообщил, что ему необходима моя помощь.

- Да, Энтони ценит вас, мистер Готфрид, и работы у него невпроворот.

- Буду рад помочь ему.

- И это все?

- А что еще, графиня?

- Быть может, я ошиблась, - она гордо вскинула голову. – Но, мне показалось, что не одна только работа удерживает вас здесь. По прихоти вы не возвращались так долго!

- Я был рядом с вашим сыном, графиня.

- Оставьте! У Ричарда теперь полно наставников! Вы не возвращались, потому что хотели мучить меня.

- Что?.. Графиня, прошу вас… К чему такие чудовищные упреки?

Она резко повернулась и направилась к лестнице. Расстроенный столь странным приемом, Джон остался в одиночестве, но к нему уже мелкими шажками спешил Уотсон, чтобы принять пальто и багаж.

В этот день они обедали вдвоем. Габриель была больна и не выходила из своей комнаты. Адель выглядела равнодушной, несколько рассеянной, пила вина больше обычного. Они почти не разговаривали, и было видно, что графиню тяготит присутствие дворецкого, но отослать его она не решалась. Уотсон случайно задел ее прическу краем салфетки, и она недовольно фыркнула. После обеда прошлись по парку. Джон наблюдал изменения, произошедшие с наступлением осень, и сердце его наполнилось сладкой печалью. Адель была приветлива, растерянность от внезапной встречи оставила ее графиня вновь стала сама собой.

Джон поднял голову и, прищурив один глаз, с улыбкой глядел на сверкание солнца в еще кое-где сохранившейся больной листве. Адель глядела на него с нежностью, она чувствовала себя комфортно рядом с этим человеком, не обладающим ни титулом, ни положением в свете, ни деньгами, которыми привыкла распоряжаться она. Неважно, пусть будет именно так. Все это есть у нее. Зато в нем была загадка, необъяснимая сила, иное восприятие действительности, она видела, что человек этот многое пережил, но от него исходило сияние доброты. Этим не обладали мужчины, которых она познала, все эти титулованные советники, эмиры, финансисты, просто избалованные бездельники; этим не обладал в достаточной мере ее муж, хотя он считался человеком добрым, Анри, любивший ее. Энергия, властность, жажда денег – вот что управляло ими, и, несмотря на всю их пылкость, Адели, порой, бывало холодно. Иногда во мраке ночи, наполовину проснувшись и приоткрыв глаза, она видела таинственные ночные огни и темную фигуру очередного возлюбленного, лежавшего подле нее. Во мраке мягких ветреных ночей она спрашивала себя, сумела бы она полюбить нищего бродягу, если бы он оказался таким, о ком она мечтает? Да, это ей очень хотелось бы знать!

Джон Готфрид, несомненно, иной, и достоин ее любви. Представитель среднего класса, образованный, красивый молодой человек. Адель думала о нем с нежностью, и это нравилось ей. Они мирно разговаривали в этом сумеречном парке, средь старых дубов, наслаждавшихся последним теплом этого года, и графиня ловила на себе его задумчивые взгляды. Джон тоже любил эту женщину каждой клеточкой своего тела, каждой мыслью, и он не предполагал, что такое с ним может случиться. Он понимал, что не может открыто любить Адель, поэтому не думал о будущем, о существовании без нее. Он боялся причинить ей малейшее страдание. Эта женщина стала ему слишком дорога. И уже поздно вечером, когда они сидели друг против друга за шахматным столиком, он сказал ей об этом. Она кивнула, словно своими словами он подтвердил ее догадку. Зрачки ее расширились. Джон глядел в глаза Адели, чистые зеркальные белки, темную радужную оболочку с линиями, похожими на молнии, любовался длинными шелковистыми ресницами. Адель была красивейшей из женщин, и она была ему желанна.

- Проводите меня в покои, Джон, - сказала графиня, поднимаясь.

И он с благодарностью подал ей руку. Путь в западную башню оказался коротким, потому что им не хватило бы и вечности присутствия одного в другом. Здесь, в полутемной прихожей, у винтовой лестницы он обнял ее и прижал к своей груди. Адель была такая тоненькая, хрупкая, в ней было что-то не по-земному изящное. Джон старался запомнить запах ее волос, шелковистость кожи, прикосновение холодных пальцев. Он знал, что настанут дни, когда именно эти воспоминания дадут ему силы и отодвинут тоску.

- Доброй ночи, Адель, - прошептал он.

- И тебе тоже, - ответила она.

Они уснули одновременно, в разных концах дома, с улыбкой на губах.