Бирюза от Кудашева. Книга II. Глава 14

БИРЮЗА от КУДАШЕВА

Владимир П. Паркин
Роман.

Книга II
историко-приключенческого романа из пяти книг
«МЕЧ И КРЕСТ РОТМИСТРА КУДАШЕВА»

 УДК 821.161.1-311.3
ББК  84(2Рос=Рус)63.3
П 182
©  Владимир П.Паркин, автор, 2013.
©  Владимир П.Паркин, издатель, 2013.
ISBN 978-5-906066-08-4

***   *****   ***
***   *****   ***

ГЛАВА 14.

*****

В гостях у братьев Брауншвейгов. Индийский вельможа Радж Рами-Сингх. Бой гладиаторов. Портсигар осетинской сварной стали. Подстава.

*****

Через час мы были в дороге.  Я, уже по привычке, засёк время, в памяти отмечал по хронометру повороты дороги. Через час сорок автомобиль, мой фаэтон и десяток нукеров наследника вошли в одно из ущелий хребта Загрос. Еще через час мы остановились. Дорога уперлась в монолитные вертикальные скалы.
К автомобилю бегом подоспели двое мужчин с винтовками, один застыл по стойке смирно, второй отворил дверцу автомобиля. Что-то громко выкрикнул. Так я впервые услышал немецкую речь. Немцы вышли из авто. Я сошел с фаэтона. Джемшид-хан младший соскочил со своего жеребца. Немец постарше сказал короткую речь на немецком. Перс перевел на фарси: «Братья Готлиб и Зигфрид Брауншвейг приветствуют вас и приглашают отведать хлеб-соль в своем доме!». Мы поднялись по широким и удобным ступеням, созданным самой природой на высоту трех-четырехэтажного дома, плавный поворот широкой тропы закончился у широкой щели, уходящей в недра горного массива. Саженей (*) в тридцать в ширину и в десять в высоту этот вход в пещеру можно было бы назвать «щелью» только пропорционально к самому горному массиву.
…………….
*  Старая русская мера длины. 1 сажень = 7 английских футов =  84 дюйма = 2,134 метра.
1 сажень = 1/500 версты =  3 аршина = 12 пядей = 48 вершков
……………

У входа в пещеру на металлическом флагштоке  трехполосный черно-бело-красный с черным орлом флаг Германии. Нас встречает охрана – двадцать вооруженных мужчин в одежде, которая могла бы сойти за военную форму, если бы не отсутствие погон, галунов и прочего подобного.
Готлиб Брауншвейг, слегка поклонившись, рукой указал на вход.
Широкий входной портал пешеры изнутри застроен настоящими уютными домами европейской архитектуры, даже с черепичными крышами и флюгерами. Над крыльцом дома, куда нас приглашали войти, портрет кайзера. Этот портрет знаком мне. Говорят, двоюродный брат нашему императору Николаю Второму. Брат, значит брат. Вот только будет лучше, если меня представят как купца персидского из Тебриза! Джемшид так и сделал. В доме был уже накрыт европейский стол с белой скатертью, тарелками, хрусталем, серебряными приборами. Стулья с гнутыми ножками и пухлыми бархатными сидениями не все гости могли оценить по достоинству. Кроме нас за столом были и персы, и бухарцы, и европейцы. Но всеобщее внимание привлекал роскошный вельможа, разодетый, как индийский раджа, сверкающий бриллиантами и самоцветами в бесчисленных орденах, браслетах, кольцах и золотых серьгах! Джемшид, показав на него глазами, сказал мне на ухо: «Рами Радж-сингх. Министр раджи из Кашмира. Революционер. Борец за свободу Индии от английского рабства!». Обед мне понравился, хоть я и не был голоден. Слуги во фраках и в белых перчатках один за другим, держа подносы с блюдами, обходили гостей, предлагали то или иное кушанье. Если гость изъявлял желание попробовать – подставлял свою тарелку, если отказывался, к нему подходил второй лакей. То же самое было и с напитками. Впервые за год я выпил большой бокал светлого немецкого пива. Тосты не провозглашались, речи не говорились. Общение было свободным. Гости знакомились без требований этикета, обменивались визитными карточками, записывали что-то для памяти в записные книжки. Готлиб и Зигфрид по очереди подходили то к одному, то к другому гостю, увлекали его на свободный диван или за ломберный столик и вели непродолжительную, минут на двенадцать, пятнадцать беседу.
 Я понял, что скоро дойдет очередь и до Джемшида.
Отозвал наследника в сторонку, пересказал ему подслушанный мною на скачках разговор Готлиба с Мирзой Ибрагим-беком. Спросил Джемшида, догадывается ли он, на какие деньги построен этот подземный немецкий город?
Джемшид громко весело рассмеялся, словно я рассказал ему историю о Ходже-Насреддине.
Я понял, это для публики.
Джемшид наклонился ко мне и на ухо произнес: «Я не совсем глуп и безграмотен, хоть и не учился в военной академии. Немцы обижены отцом, не принявшим их сегодня, и хотят меня использовать в своих интересах, возможно, даже стравить с отцом! Немцы, как хищники, качают из наших недр серебро и свинец. Задёшево покупают вождей племен, поставляют им оружие, стравливают… Господин Татунц! Я не так прост, как может показаться со стороны. Скоро вы в этом убедитесь. И не беспокойтесь ни за меня, ни за себя. Бог велик! Смейтесь, господин Татунц, смейтесь громче, немец идет!».
Мы расхохотались, хлопая друг друга по плечам.
Подошли, улыбаясь, Готлиб и Зигфрид со своим «переводчиком». Готлиб спросил на немецком, а Мирза Ибрагим-бек перевел на фарси, хорошо ли нам у них в гостях, о чем смех?
Я ответил, что молодой наследник, имея собственный гарем, чуть было не попал в руки евнухам в чужом гареме. Нужно отдать должное Готлибу. Он рассмеялся, лишь выслушав перевод на немецкий. Хозяева увлекли Джемшид-хана в другую комнату, а я вернулся к бокалу с пивом.
Через полчаса Джемшид вернулся ко мне, уже с кобурой из полированного ореха, из которого торчала рукоятка пистолета, на ремне, перекинутом через плечо. На его красной шелковой с золотым галуном и газырями казачьей офицерской рубахе красовался немецкий черный Железный крест второго класса. Поговорить мы не успели. Вошедший в зал Мирза Ибрагим-бек возгласил: «Фельдегерь к Его Светлости наследному принцу хана Бахтиаров Персии Джемшид-хану младшему!». Джемшид вышел.
Я решил покурить на воздухе. Пошел к выходу. Демонстративно медленно достал из кармана портсигар, вынул папиросу, начал разминать ее. Уже на открытой площадке перед первой ступенью лестницы щелкнул зажигалкой, закурил. Мне не мешали, не останавливали. Я увидел, как верховой в одежде бахтиара-телохранителя хана лист за листом передает Джемшиду на прочтение бумаги. Джемшид пробегает их глазами, некоторые помечает карандашом, и возвращает посланцу. Минуты через три простился с телохранителем и начал подниматься в грот. В этот момент из-за поворота, незамеченного нами ранее, сокрытого утесом, выехали одна за другой две вместительные английский фуры, крытые белым брезентом, влекомые четверками, впряженных попарно, жеребцов. Фуры были нагружены чем-то очень тяжелым. Это было видно и по провисшим рессорам, и по усилиям, с каким кони тянули фуры. «Заказ Рами Радж-сингха, – сказал подошедший Джемшид, – две тысячи винтовок Маузера и боезапас. Ну, еще что-нибудь».
На мой вопрошающий взгляд дал ответ: «Я только что документ видел. Готлиб убрать не успел. На хинду санскритом и латиницей, по-видимому, на немецком. Я успел увидеть цифру «2000» и слово «Mauzer». Сам лично только что получил подарок – этот десятизарядный пистолет Маузера и двадцать винтовок той же фирмы. Простите, их погрузят в ваш фаэтон!».

Мы вернулись к хозяевам и обществу, которые уже успели перейти к кофе, сигарам и кальяну.

Мирза Ибрагим-бек снова привлек внимание гостей громогласным объявлением: «Уважаемые господа! Заключительным пунктом нашей дружеской встречи – культурная программа! Мы сначала хотели устроить сеанс синема, потом – концерт с участием звезд Берлинской сцены… Но решили, что лучшим зрелищем для настоящих мужчин, какими являются здесь все присутствующие, будет лучшее зрелище всех времен и народов… Зрелище, которому тысячелетиями отдавал должное Великий Рим – гладиаторский бой! Наши добрые хозяева братья Брауншвейг приглашают всех присутствующих занять места зрителей над ареной. Сегодня в кровавом поединке встретятся молодой, но быстрый, как снежный барс, боец из России по имени Шер-Мен Руси и его противник – знаменитый на весь мир охотник за головами Пунан Саньджань – даяк с острова в Индийском океане, который португальцы назвали «Гора богини смерти Кали» - Калимантан! Даяк Пунан уже пообещал, что съест живое сердце своего противника на глазах зрителей! Но и Шер-Мен Руси – не ягненок, обреченный в жертву дикарю-людоеду. За семь месяцев он участвовал в девяти поединках, из которых всегда выходил победителем. Такое зрелище не проводилось в Персии тысячу лет. Прошу за мной, господа!».
Гости оставили свой кофе и кальяны, повалили к выходу.

Подземный коридор, прорубленный в горной породе правильной полусферой, был освещен электрическими фонарями. Где-то недалеко был слышен звук работающей динамо-машины.
С полным комфортом устроились немцы за чужое серебро на чужой территории!
Долго идти не пришлось. Через сотню шагов открылся зал. Каменные скамьи амфитеатром в четыре ряда вокруг арены правильного овала накрыты коврами и подушками. Вокруг арены – охранники с маузерами в руках. Никто из гостей не присел на скамью первого ряда. Все предпочли места повыше. Это понятно. Здесь не стадион, и с четвертого ряда все видно, но зато безопаснее. Правда, как сказать…

   В центре арены под лучом прожектора Мирза Ибрагим-бек: «Уважаемые господа! Сейчас мы увидим незабываемое зрелище. На  смертный бой выходят бойцы лучшие из лучших, что когда либо посвящали свою жизнь мечу и сабле! У нас работает тотализатор. Делайте ставки господа! Суммы не ограниченны. Настоящий бой организован покровительством уважаемого господина Рами Радж-сингха! Один только вояж в наш край господина охотника за головами обошелся в пять тысяч марок! Делайте ставки, господа!».

Мелкой дробью ударил малый барабан. Хлопнул выстрел.
На арену скорым шагом вышел юноша, почти мальчик, которому еще только предстояло стать мужчиной! Станет ли? Если этот бой не будет для него последним. Лица не разглядеть. Стройная фигура в черном бешмете с газырями. Кавказец. Кто конкретно не определить, черкес ли, чеченец ли… Мягкие горские сапоги с голенищами, подвязанными у колен. У пояса шашка. Под жидкие аплодисменты юноша сделал круг. Остановился и осенил себя крестным знамением.
Я был в оцепенении от ужаса предстоящего действа. Не мог себя заставить хлопать в ладоши.
Снова дробь барабана. Выстрел.
На арену, как пушечное ядро буквально вылетает второй боец. Каскад мощных прыжков, переворотов в воздухе через голову. Четкие остановки с фиксацией агрессивных поз. Боец явно изображает крупную обезьяну – орангутанга. Обходит арену на полусогнутых, опустив вниз длинные руки, резко поворачиваясь, делая агрессивные движения и в сторону своего противника, и в сторону публики.
Публика взрывается аплодисментами. Я понимаю, это даяк с острова Калимантан.
Даяк останавливается и замирает. Прожектор высвечивает мощную, совершенно обнаженную фигуру, подпоясанную куском веревки, на которой спереди висит небольшой кусок ткани, прикрывая срам. Плоское лицо, короткий нос, раскосые глаза, огромный бритый ото лба до затылка череп, рельефные выпуклые мышцы груди, живота. И лицо, и все тело в татуировках и в бесчисленных шрамах. Руки в браслетах, которые подтягивают и подчеркивают мышцы. На шее несколько ниток костяных и красных коралловых бус. В руках обнаженный стальной меч с пушистым лисьим хвостом, подвязанным витым шнуром к рукояти.
 
Наша публика ревет от восторга, в предвкушении поединка.

«Делаем ставки господа! Делайте свой выбор – Шер-Мен Руси или Пунан Саньджань!». Это ряды зрителей обходит Мирза Ибрагим-бек. В его руках мелок и грифельная доска. Рядом с ним слуга с подносом. Слуга раздает картонные кружки с номерами, принимает деньги. Мирза записывает на доске ставки.
Я не игрок. Никогда не брал в руки карт, не заходил в игорные дома, даже не играл на скачках. Азартный купец, что может быть нелепее! Но здесь, увидев на грифельной доске только одно имя «Пунан» и гору монет и купюр на подносе слуги, я решился и поставил на имя «Шер-Мен» все наличные, что были в потайном кармане – пятьсот рублей золотом.

Несколько раз мигнул прожектор. Долгая, очень долгая сначала тихо, а потом все громче и громче – барабанная дробь.
Шер-Мен, не торопясь, снял бешмет и бросил его на каменную скамью первого ряда, оставшись в свободной белой сорочке и шароварах. Вынул из ножен шашку. Рассек ею перед собой воздух. Сделал несколько шагов к центру арены. Остановился. Его торс, плечи, руки чуть-чуть, совсем незаметно, подрагивали, покачивались, как у всякого воина перед боем, выбирающего свою цель.
Даяк Пунан всем своим существом задался целью морально задавить своего противника до боестолкновения. Он снова демонстрировал ему, а заодно и публике, свою мускулатуру, издавал дикие утробные звуки, рычал и щелкал зубами, вертел над головой свой меч.

Да, со стороны мало кому могло придти в голову, что стройный юноша способен противостоять отпетому головорезу. Так, наверное, выглядели на поле боя Ветхозаветные пастушок Давид и великан Голиаф! Похоже, Шер-Мен просто будет принесен в жертву чудовищу…

Барабанная дробь продолжалась.

Противники медленно сходились. Вот между ними уже расстояние в два человеческих роста.

Барабанная дробь закончилась ударом в гонг. Выстрел!

«Кали!» – крикнул даяк Пунан. В одно мгновение он успел сжаться в комок, и, распрямившись, как стальная пружина, прыжком взлетел над головой своей жертвы. В свете прожектора молнией сверкнул малайский крис. Всеобщий короткий вопль «Аа!». Змеевидное, как живой огонь, лезвие криса буквально прошло по волосам Шер-Мена, только рыжий лисий хвост ударил его по плечу. Даяк Пунан не промахнулся. Это Шер-Мен Руси в один миг сменил стойку, упал во весь рост на левую руку и уже ждал, когда даяк коснется своими ногами камня арены. Вот! В долю мгновения острая шашка последним дюймом своего острия разрубила большой палец на правой ноге даяка. Звериный вопль боли! Потеря равновесия! Не останавливаясь, кавказский клинок повернулся лезвием вверх и вошел в горло охотника за чужими головами!
«Марга!» – крикнул Шер-Мен.

Прожектор кружил своим лучом вокруг тела даяка Пунана. С минуту еще было слышно бульканье в перерезанной глотке гладиатора. Потом наступила полная тишина. Публика молчала. Мое собственное сердце было готово выскочить из груди.
Шер-Мен повернулся к поверженному противнику спиной и пошел по арене к своему, оставленному на скамье бешмету.

Только один человек из всех собравшихся крикнул, как крикнул бы в театре любой европеец: «Браво!». И захлопал в ладоши. Это был Рами Радж-сингх. Зрители пришли в себя от шока. От аплодисментов заложило уши.

Я поднялся с места и начал спускаться. Подошел к Шер-Мену. Поздоровался на русском. Представился. Спросил, не осетин ли он.

– Да, осетин. Имя – Чермен, – ответил юноша.

Завязался разговор. Я спросил, не в плену ли он. Рассказал, что сам я в Персии с миссией выкупа из рабства плененных христиан, правда, армян, но никто не осудит, если деньги будут заплачены за осетина…

К нам подошел Мирза Ибрагим-бек. Спросил у меня карточку участника тотализатора. Я порылся в кармане, достал и вернул Мирзе картонный кружок с цифрой «12». Мирза пробежал глазами записи на грифельной доске, нашел запись за номером «12». Вдруг его брови поползли вверх, губы задрожали. Он объявил, что моя ставка практически сняла в тотализаторе банк. Кроме меня на Чермена больше не поставил никто. На мой вопрос, простите купца, сколько мне причитается, Мирза, помолчав пару минут, видно считал в уме, ответил – больше двадцати тысяч немецких марок серебром за вычетом букмекерского процента. Целое состояние. Пообещал сделать точный расчет и выплатить мне сумму серебром немедленно. Я ответил ему, что возьму и марками, и кранами, но пусть он включит в сумму внесенные мною сто рублей по курсу стоимости золота и вернет рубли натурой. Мирза убежал. Я повернулся к Чермену, спросил, с кем могу поговорить на предмет выкупа его из плена, сказал ему, «поедем домой сынок, я сам из Владикавказа, половина моего выигрыша – твоя». Чермен ответил, что попал в плен год назад, был продан на здешний рудник, но работать отказался. Защищаясь от кнута, голой ладонью, как клинком, убил охранника. Так, впервые попал на эту арену. Сегодня был первый бой, в котором он участвовал как свободный человек. Вчера его выкупил у Мирзы богатый индус. Завтра он уезжает с ним в Хиндустан, в Кашмир. Подписал контракт на службу в личную охрану Рами Радж-сингха. Я спросил Чермена, почему он не возвращается в родные места. Со слезами на глазах он ответил, что нет дома, в котором он родился и вырос, нет его семьи, все убиты… Он вернется домой через три года, если будет на то Божья воля, заново отстроит дом, найдет своих врагов и воздаст им по заслугам! Прощаясь со мной, Чермен передал мне стальной, несколько смятый портсигар, с просьбой сохранить для него эту единственную память о родном доме, пообещал по возвращению разыскать меня и щедро отблагодарить за его хранение.

Беседа закончилась. Публика вернулась в гостиный зал. Охрана убрала с арены труп и тушила огни.
К нам подошел Рами Радж-сингх. Я слегка поклонился ему. Он ответил тем же.

В гостином зале меня ждал Джемшид-хан и Мирза Ибрагим-бек с тяжелой сумой драгоценного металла. Я понял, Мирза – бедный человек, он всегда будет бедным, даже если будет управляющим алмазных рудников. Дал ему за труды золотой русский пятирублёвик. Мирза сказал «бесяр ташаккур». Большое спасибо!

Мы уехали. Ночь прошла без сна. Дорогу назад в Исфахан нам освещала заря нового дня.

*****

Моя келья в монастыре Аменапркич ждала меня.
С маленького образа, освещаемого лампадкой, укоризненно смотрел на меня  Спаситель. Господи помилуй! На каком мерзостном языческом ристалище довелось побывать мне да еще в пасхальную неделю!
Бессонная ночь свалила меня на мое ложе мертвым сном. В полдень монах разбудил меня на обед. Я вручил ему сто рублей как пожертвование обители и снова уснул. К вечеру монах принялся будить меня снова. Я готов был отдать еще сотню, лишь бы оставили меня в покое. Но монах был настойчив: «Брат мой, вас у ворот ждут, просят как можно быстрее придти».
Это был Джемшид. Я услышал такое, что сон слетел с меня мгновенно.

Через десять минут мой фаэтон уже скрипел своими рессорами по мосту Аллаверды-хана в тридцать три арки через  реку Зайенде-Руд, катил по кремнистой пыльной дороге на север мимо голубиных башен, мимо дворцов и мечетей, старых кладбищ и глинобитных лачуг… Скоро и эти признаки обитаемых мест исчезли. Мы бежали из Исфахана, из «Исфахан нест фе джайан» – Исфахана – Половины мира… Наступала ночь, но мы и не думали останавливаться.  Джемшид сел ко мне в экипаж. Он был мрачен. Я не донимал его расспросами. Созреет – расскажет сам. На козлах рядом с моим кучером по приказу Джемшида сел один из нукеров – бахтиар. Это хорошо. Кочевники в темноте видят, как кошки. Авось не разобьемся!

 Наконец, Джемшид заговорил: «Сегодня днем взрывом обрушен грот с немецкой миссией в Загросе. Завал такой, что и быками скалы не растащить. Наверное, есть погибшие. О судьбе братьев Брауншвейгов известий нет. Можно было бы предположить случайный взрыв динамита, который у немцев, безусловно должен был бы быть, но через час прогремел второй взрыв в одиннадцатой штольне – основном руднике, где добывалась порода, содержащая свинец. Два взрыва один за другим – это уже не случайность, это саботаж. В организации взрыва подозревают подъесаула Персидской казачьей бригады бахтиара Джемшид-хана младшего, служащего под началом русского полковника, и русского купца господина Татунца. Отец дал нам возможность скрыться по времени до утра. Утром он будет держать совет с вождями племен, которые были заинтересованы в добыче свинца, имели в ней свою долю. Главное, не попасть им под горячую руку. Пока я в бригаде, меня не достанут. А вам, господин Татунц, прямая дорога домой в Россию. Персия для вас не безопасна. Здесь казнят быстро.»…
Я попытался возражать: «Подозрение не есть уверенность. Где, какие доказательства? Только общие рассуждения на политические темы, вроде того, что Россия не в ладах с Турцией и, соответственно, и с Германией? А почему не заподозрить индуса – министра одного из штатов Индии, колонии Великобритании, прямого врага Германии? Как его, бриллиантового? Рами Радж-сингха!».
Мне в ответ: «Рами Радж-сингх вне подозрений. Он известен как борец за свободу Индии! Он на наших глазах получил от немцев винтовки для борьбы с англичанами».
Я остался при своем мнении: «Вот это, как раз нам и неизвестно. Пока это – только слова самого Рами Радж-сингха. Только он и мог организовать масштабную акцию со взрывами, больше некому. А нас – подставил!»…

Дорога была трудной. Меня беспокоили наши лошади. Боялся погони. Слава Богу, в Тегеран добрались без происшествий.

Прощаясь со мной, Джемшид-хан протянул мне сверток выделанной козьей кожи, перетянутый провощенной шерстяной бечевкой, размером с большую книгу.
– Это вам, господин Татунц на память о наших приключениях. Помните, я обещал вам подарок по вашему выбору? Я свое слово всегда держу.

– О каком подарке вы говорите, дорогой Джемшид-хан?! Это я вам обязан. Мой адрес у вас есть. Приезжайте во Владикавказ!

– Подождите, не развязывайте. Дома посмотрите. Это карты караванных дорог. Хорошие карты, немецкие. Не бойтесь, я не украл их, хоть и достались они мне в немецкой миссии в Загросе. Мирза, подлец, продал!

Мы простились.
Я сменил на колесах фаэтона дутики, сменил коней и в сопровождении двух нукеров, оставленных Джемшидом, не задерживаясь в Тегеране, отправился своей дорогой, уже кажущейся мне бесконечной, через Казвин, Тебриз, Джульфу в Россию. Господи, когда же я вернусь во Владикавказ!..

На этом записи в Дневнике Самвела Татунца обрываются.

***  *****  ***
***  *****  ***

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

***  *****  ***
***  *****  ***