Я не убивал Лору Палмер

Лора Палмер так и не научилась управлять огнем и  вышла замуж за пожарного. Лора стрижется коротко. Держит привязанный на шее телефон морга, когда  ее нет дома слишком долго. Лора чувствует себя сплошным ожогом. Кое-где обуглилась. Побелела. Покрылась прозрачными пузырьками. Все это сверху заросло кожей, чтобы глаза не мозолить другим, и даже пахнет духами. Но все равно болит. Лора хоть и не Клара, но ворует у Карла немного плана, неизменный фетиш кораллы, билет на прыжок с башенного крана или веревку, закинутую на одну из  прибрежных ракит.

Как и все экзальтированные девочки, Лора ездила  в  «Одноглазый Джек», что недалеко от канадской границы. Давала вероотступникам, мелким воришкам, настоящим бандитам, самоубийцам. Бар прикрыли, и Лора нашла новое место, где можно кричать «Бац! Бац!», падать ниц, не помнить лиц, играть в дартс и блиц, в поддавки, на раздевание, в «Вильгельма Телля», не удивляться поутру, что с тобой спят еще трое в постели.

Королева красоты подает  обеды в кухне живого огня. Лора сжигает калории бегством от себя, к себе, в себя. До сих пор боится залететь, говорит своему пожарнику: «Только не в меня»!
Живущие по соседству не могут уснуть. Считают сахарных овечек до ста. Со скуки они убивают Иисуса Христа,  Сократа и Лору Палмер.
После ночи в горном озере Лора идет на прием к лору, в кабинете пахнет хлором или хлороформом, сердце Лоры стучит ровно под поролоном, когда в ее горло входит гортанное  зеркало, однорукий человек орет: «Скоро нить оборвется!». Лора выплевывает скользкие камешки, поправляет прическу и снова смеется.
Каскадные горы следят  словно воры: они вырывают страницы дневника, они знают что-то особенно мерзкое про ее старика. Мать скурила весь город. С неба сыплется пепел. Мать ждет на горе, когда  свистнет рак. Мать проиграла Лору Шахматной королеве в триктрак. Отец ходит к белой продажной девке в трейлер, бросает ей деньги в лицо, под ноги любовь. Напевает вместо колыбельной «Огонь, иди за мной».

В Черном вигваме  никогда не бывает холодно. Там живут Умник, Весельчак, Чихун, Простак, Ворчун, Скромник и Соня.

Умник гладит опрятной рукой улыбку кота, вечно курит сигары, выпуская дым изо рта. Маленький еврей, написавший Библию или Тору, он кладет на кушетку какую-то нервную девочку, а не Лору.
- Расскажи о своих снах. Смелее! – морщит лоб. – Пусть на свободу выйдут карлик, великан и  насильник Боб.
Лора боится заглядывать под кровать. Она боится бессонницы, но больше – спать. Старается ровно дышать, положив руку на плоский живот. Профессор неспешно вставляет свой член в ее золотой, негде пробу ставить, рот.
Чихун  плюет на всех, потрясая ржавой звонницей. В нем метра два, а то и все три. Он нюхает клей, пьет кофе с корицей. Заключает с азартной Лорой пари: «Детка,  ты не доживешь до утра. Спорим, а?».
Простак  ростом не вышел, зато легко выходит из себя. Мальчик-с-пальчик спрыгнул с руки  и забрался на крышу. Мальчик вырос ни красивым, ни гордым: потные ладошки, мокрые штанишки, в бородавках и рябой. Он носит шляпу с каплями ртути, подмышкой  томик Ницше. Ровно в шесть у него запой. Говорит помногу и долго, глотает гласные, прижимая к груди ушастую тварь. Его голову скоро снесут за  дрянную попытку убийства. Жаль несчастного. Он краснеет, строит доверчивой Лоре глазки, а ушастая  тварь все твердит: «Выбирай!».

Весельчак не дурак выпить, вся жизнь его – наливай да пей. Дерганный, нервный, в чем-то опасный. И оттого с ним вдвойне веселей. Тик-так: в этом доме не спят.  Тик-так: твой папаша – мудак. Тик-так: твоя мать-перемать, ее некому больше  е б а т ь. Тик-так: тебя ждет только мрак.
- Крошка, пристегни ремень безопасности. Быстрей! Быстрей! Это шоссе ведет  в никуда.
Лора втягивает дорожку, откидывается назад. И молчит как безъязыкий зверь. Если вдруг откажут тормоза, то не страшно даже, то не страшно даже… По дороге катятся глаза, чтобы на себя не посмотреть. Лора знает, в ней живет лиса. Отрывает на счастье кроличью лапку. Тик-так: "Ау! Где ты, смерть"? Двенадцать платанов требуют платы.
Ворчун  гадает на кофейной гуще. Жжет керосин. Плавит сыр. Выманивает на патоку картинных ангелов. Ангелы, как крысы, бегут с корабля, не помня себя. Возвращаются в царство теней. Открывают зеркальные двери в перевернутый мир. Лора тает во рту палача, как зефир.

Певец Соня тоскует спросонья. Его нечаянно утопят в реке,  испачкав руки в крови иль молоке.
Скромник рассаживает возле камина кукол,  готовых занять трон. Играет с ними в шишел-мышел-вышел вон. В красной комнате сидели: не царь, не царевич, не король, не королевич, не сапожник, не портной. Первый - печальный, второй – смешной, третий – девчачий, четвёртый – мальчачий, пятый – серебряный, шестой – золотой, седьмой – секретный и потайной.
Они не Боб!  Она не Боб!  Он не Боб! Оно не Боб! Я ли Боб?!

И  когда звонит телефон, я говорю:
- Послушай, доктор, я не виноват, и я не убивал Лору Палмер.