Свобода

Почему мне до сих пор хочется написать именно тебе?
Сначала мы любим засыпать под легкую музыку, глядя сквозь слетающий на нас сон, как колышется на ветру тюль у балконной двери — потом мы понимаем, что это чилаут.
Сначала мы отращиваем длинные темные волосы и носим джинсы заправленными в высокие сапоги — потом мы понимаем, что это рок.
Сначала мы влюбляемся в руки и щетину — и лишь потом мы понимаем, что это любовь.
Я стою на перекрестке, и о с е н ь вливается и одновременно выливается из меня.
Я таю на перекрестке, меня отрывает от земли, меня несет вверх, я стала легче своей боли…
У тебя бывает так — когда ты возвращаешься в квартиру и тебе не хочется включать свет, и хочется ходить в темноте босиком, и хочется открыть настежь все окна во влажную ночь, и хочется, не запирая двери, принимать душ, и чтобы вода долго-долго стекала по тебе вниз, куда-то в таинственный сток, во тьму, в неизвестность… И чтобы выйти из ванной, а в спальне холодно, и рухнуть в прохладную свежую постель не вдоль, а поперек кровати, и не мечтать, и не жалеть, а просто р у х н у т ь, смутно испытывая к жизни и нежность, и жалость, и сожаление, и обиду, и полагая эту жизнь и тюрьмой, и негой?..
Я таю, я растворяюсь, я взлетаю?.. Куда меня несет?.. Нет, Боже, — я знаю, что ты меня держишь.
Но разве такое бывает — я лечу, и я не чувствую своего тела, и мне так хорошо…
Почему мне до сих пор хочется написать именно тебе?
Я ясно вижу рассвет над туманным осенним озером… Какие-то парень с девушкой спят в палатке обнявшись — по-моему, это могли быть мы…
Почему я вижу все это сверху?..
Почему мне так легко?
Почему мне до сих пор хочется написать именно тебе?
Почему мне совершенно все равно? И почему так спокойно?
И это при том, что я помню нас всякими…
Я помню заломленные руки, пистолет к моему виску и твое страшное желание — нет, не убить меня, не изничтожить мою плоть и даже не растереть в песок мою болящую душу: ты хотел, чтобы я ушла.
Куда могла я уйти?
Ты — как бес… Если тебя изгонять, ты возвращаешься снова и приводишь с собой еще семерых: в моем сердце уже не только ты, но и все эти семеро: страх, ненависть, желание обнять тебя до самой смерти, боль, тоска, ревность и всемеро увеличенное мое к тебе светлое, но такое бесовское чувство. Это потому, что находишь меня такой же ждущей, пустой, выветренной без тебя.
Ты — как запертая дверь на репетиционную базу… Я хотела пробовать, мои инструменты — это мои руки и сердце, они всегда настроены на тебя и они всегда хотя быть с тобой, но ты заперт, и мне негде стало играть…
Почему мне до сих пор хочется написать именно тебе?..
Когда у тебя ничего нет, это всегда интереснее, чем когда у тебя есть все.
Но, когда у тебя ничего нет, это всегда страшнее, чем когда у тебя р а н ь ш е все было.
Корвалол, льющийся мимо рта… Обезумевшая нежность и твое полупластилиновое тело, горящее огнем, и заострившиеся ключицы, и горячие, объемные губы… И напрягшиеся соски, и спадающие на мой воспаленный лоб пряди твоих русых волос, и воющий за окнами ветер, — и запах нашей любви, навсегда поработивший юность, а еще —  сделавший зрелость т р а г и ч е с к о й…
Почему мне до сих пор хочется написать именно тебе?
Я ясно вижу все наши закаты, и мою жизнь, где нет другой влюбленности, и твою, где нет другой меня…
Почему я, твоя женщина, так долго плакала? Разве тебе не хочется это исправить?
Я хочу одеться во все с и н е е, лечь поперек кровати, слушать чилаут, смотреть, как колышет осенний ночной ветер тонкий тюль в проеме балконной двери моей спальни, — и думать о твоих руках, и щетине, и о нас прежних, которые сумели прорасти в нас будущих…
Спасибо, Господи, что я могу это делать.
Спасибо…
Спасибо, что, желая написать именно е м у, я не делаю этого.
У меня столько ветра и холода скопилось в душе, и мне так все равно — и так интересно, что будет со мной дальше, когда все мосты назад сожжены…
Нет нужды вставать на колени, когда каждая твоя мысль и так обращена к Богу.
И что такое свобода? Это всего лишь когда каждое слово вмещает в себя так много воздуха, что пишется с пробелами справа и слева от каждой входящей в него буквы.