Свеча памяти

               
                Свеча, высокая и белая, со старинными узорами, стояла возле икон. Я подошел и зажег ее. Свеча осветила комнату. Я взял старые семейные фотографии и стал внимательно их рассматривать. Глядя на своих предков, я начинаю вспоминать все то, что знаю о них…
                Вот мой прадед – Федор Демьянович Костеневич. В 20 лет он пошел на войну – «за Веру, Царя и Отечество» – биться с германцами. Федор долгое время был в плену. Вернулся домой только в начале 20-х годов. Когда шла вторая мировая, он оказался на оккупированной территории. Немец-оккупант однажды приказал нарубить дров моему прадеду.  Так как тот был в Германии и знал немецкий язык, то ответил немцу на чистом немецком языке. Разъяренный немец взял пугу и несколько раз прошелся ею по спине моего прадеда.
                Вот моя прабабушка Антонина Петровна Костеневич (Ботяновская).  Во вторую мировую войну фашисты прострелили ей правую руку и она, став сухорукой, впоследствии жала в поле левой рукой…. Когда-то маленькой девочкой бежала она с горы Ляховки с криком при виде затмения солнца: ей казалось, что наступает конец света. Затмение было знамением: вскоре после него началась Первая мировая война.
                Вот Федор Федорович Костеневич, брат бабушки Веры. Федор в четырнадцать лет пошел в партизаны. Был контужен. Вернулся домой после войны с двумя медалями «За отвагу».
                А вот моя прабабка Журомская Ефросинья Иосифовна… Шла война. В хату зашли оккупанты – с требованьем еды. Моя прабабка Журомская взяла сало, намазала его навозом, обмыла в воде, а потом предложила оккупантам. Немцы,  брезгливо понюхав,  вернули сало назад. Через час после немцов в дом зашли партизаны. Тоже с требованием еды. Моя прабабка отдала им последнее сало.
                На скамейке сидит мой прадед – Нестер Григорьевич Ботяновский, курит задумчиво люльку (трубку). Его после революции хотели взять работать  в цирк – за его необыкновенную физическую силу: он сгибал лом на шее и гнул подковы. Несмотря на силу, на войну Нестера не взяли: он страдал косоглазием. Как мирного жителя, немцы угнали Нестера на работу в Германию, но Нестеру и его товарищам удалось бежать. Вернулся Нестер домой худым, измученным, оборванным, но живым. В старости мой прадед работал в сельском магазине сторожем. Однажды вечером Нестер на полчаса пошел домой поужинать. Кто-то за время его отсутствия украл товар и поджег магазин. Как выяснилось впоследствии, это сделала женщина, продавец магазина. Нестер испугался тюрьмы и слег. Вскоре умер. А ту женщину-воровку потом судили и посадили.
                Вот мой прадед по матери – Ефим Чертков. Представляю, как он стоял  перед фашистами, попав в окружение, и думал, что будет с ним дальше. Ефима  взяли в плен и отправили в концлагерь. Там, в концлагере, Ефима приметил один немец и взял его в Германию работать на себя. Так мой прадед чудом остался в живых.
                Вот отец моей матери – Степан Иванович Дедков. Вспоминаю его рассказ о войне. Оккупанты, поев, бросили себе под ноги блестящую банку от шпрот. Дребезжа, она поскакала по дороге. Мой дед, который в то время был еще ребенок, бросился за банкой, привлеченный ее блеском и дребезжанием. Немцы загоготали: им это зрелище показалось забавным.
                Вот моя бабушка – Татьяна Черткова. Во время войны она заболела тифом, и один ее глаз поменял свой цвет. В конце войны, уже во время наступления Красной армии,  баба Таня вместе со своей матерью Марфой и сестрами пряталась от фашистов в канаве. Их увидел один отступающий солдат-немец, подбежал, дал детям полбуханки хлеба и снова побежал к своим…
                Свеча памяти горела, горит. Я смотрю на лица предков: они такие простые и благородные, родные и далекие. Многое вынесли наши предки страданий. Многое придется претерпеть и нам, их потомкам. Но лица предков будут смотреть на нас из вечности и поддерживать нас своим взглядом – взглядом далекой звезды.

                6 сентября 2006, 2010