Записки ветеринара5

     За окном электрички мелькают деревья и столбы. Передо мной разворачиваются обворожительные желто-оранжево-багряные пейзажи. На дворе золотая осень.  Но эти краски не могут сегодня завладеть моим вниманием целиком. Я еду на вызов в военный поселок, расположенный недалеко от города. Там живут мои подопечные доберманы и их хозяйка Светлана. У нее три очень неплохих доберманши : мама Ода и две ее дочки Челвис и Челеста. Сегодня я еду к Челесте. По телефону Светлана не смогла мне толком объяснить, что с ней, и меня точит беспокойство. Но ехать туда недолго и через сорок минут я уже стою на платформе поселка. Пока иду к дому, гадаю, что же могло случиться. Но вот и дом. Они живут на пятом этаже. Это мой рок. Мне почему-то очень везет на это дело - почти все вызова обязательно оказываются на пятом этаже и в доме без лифта. Поднимаюсь и звоню. Светлана открывает так быстро, будто стояла под дверью, и тут же, на пороге, между делом подавая мне тапочки, начинает рассказывать, что с Челестой. Я выслушиваю и понимаю: вот оно, пришло и к нам. Этой болезни у нас на Урале раньше не знали. Ее завезли к нам в Россию во время олимпиады 80-го года. Так ее и прозвали у нас - олимпийка. До Урала она дошла не сразу, а вот в Москве и Подмосковье в тот год, до тех пор, пока разобрались и научились лечить, вымирали не только собаки, а целые зверофермы.
     Пока слушаю Светлану, осматриваю Челесту. Ей пять месяцев, хороший, крепкий щенок. Но сегодня передо мной вялая тряпочка, распластанная на полу. Температура под сорок, бледные слизистые, и, уже видное глазом, обезвоживание. Пока я осматриваю ее, собачка поднимается и шатаясь идет в коридор. Присаживается и... М-да-а-а... Прямо скажем, запашок-с. Но меня не смущает запах. Меня приводит в ступор цвет. Сплошная кровь. Это очень опасно. Собака может погибнуть в считанные часы.
     Не теряя попусту времени, я выкладываю из сумки весь свой арсенал. Я всегда вожу с собой средства первой помощи. И сейчас я собираю капельницу. Челеста не сопротивляется, у нее совсем нет сил. Да и дрессировка кой-какая уже есть. Ее хозяйка - опытный собаковод. Подключив капельницу, гоню Светлану в аптеку. Лечить придется не один день, лекарств понадобится немало.  Светлана уходит, а я сижу возле Челесты и обдумываю, как построить лечение. Дело в том, что муж Светланы - военный, постоянно в командировках, дома бывает редко. А дочка еще совсем маленькая, дошкольница. Помочь Светлане некому. А щенок заболел тяжело, будет много работы - капельницы, уколы, клизмы, питье... постоянно, непрерывно...
     Додумать я не успеваю. Возвращается Светлана с ворохом лекарств, шприцов, капельных систем и прочего медицинского скарба, который я велела ей закупить. Пока я разбираю принесенное, выкладываю ей свои размышления. Светлана выслушивает меня и вдруг предлагает
    -Маш, а ты оставайся.
    - Нет, я не могу, - объясняю я, - у меня же сын. А маме с ним одной тяжело, ты же знаешь, она у меня старенькая и больна к тому же.
    - Так ты привози его к нам, поживете здесь у нас. Они с Аленкой будут, пока мы с Челестой возимся. А? Ну подумай!
Я обдумываю Светланино предложение и понимаю, что это, наверное, единственно правильный выход. И соглашаюсь. Но мне придется вернуться в город за сыном, а как же она одна? Справится? Света уверяет меня, что она не справится, если я уеду совсем, а несколько часов - не проблема. Я уезжаю, расписав поминутно лечение на бумажке. Дело в том, что при этой болезни происходит очень быстрое обезвоживание организма собаки из-за неукротимых рвоты и поноса, а тут еще и высокая температура осложняет все дело. Собаки просто сгорают в считанные часы, если не начать интенсивную терапию в самом начале. А у нас еще совсем мало опыта в лечении этой болезни.
     Возвращаемся мы с сыном уже вечером. Я подхожу к щенку и понимаю, что состояние не ухудшилось. Но и не лучше ни капельки. Собака лежит на боку и ни на что не реагирует. Я сажусь возле нее, глажу, разговариваю с ней, но реакции - ноль. Сердце ее частит, едва справляясь с обезвоживанием. Светлана, уже совсем без сил, сидит рядом. Договариваемся с ней, что она сейчас пойдет уложит детей и сама ляжет. Будем с ней меняться через каждые четыре часа. Но сначала я ввожу иммуномодулирующий препарат матери и сестре Челесты. Они пока здоровы и нельзя допустить, чтоб они заболели.
     Сидеть просто так возле больного щенка не приходится. Надо не только следить за капельницей, но и каждые четыре часа делать уколы, а кроме того каждые двадцать-тридцать минут поить. Причем поить по одной ложке. "По пищеводу размазалось - до желудка не добежало" - шучу я. Это потому, что если хоть немного жидкости скопится в желудке, она тут же спровоцирует новый приступ рвоты. Этого допускать нельзя, каждый такой приступ все больше и больше обессиливает организм. Регидрон (специальная жидкость для питья) стоит тут же, рядом, на тумбочке.      
     Через четыре часа Света выходит к нам.
    -Ну как она?
    -Как видишь, никак, - отвечаю я.
    -Она поправится?
    -Света, давай договоримся, - обрываю я ее, - нам сейчас некогда об этом думать, хорошо? Мы делом заняты, мы собаку с тобой вытаскиваем, понимаешь? Мы должны заниматься лечением, а не обдумывать такие дурацкие вопросы. Сосредоточься на деле!
    -Да, да, правильно,- соглашается Светлана, - что-то я не то.
   Она молодец, сразу сообразила, о чем я. Этот вопрос "Он (она) поправится?" мне задают очень часто. А я знаю, что если зациклиться на нем, то никакого лечения не получится. Об этом НЕЛЬЗЯ думать. Это очень вредный, мешающий лечению вопрос. Надо думать во время болезни любимца ТОЛЬКО о лечении. И методично выполнять все процедуры. И все. Поэтому мы со Светланой, меняемся возле Челесты каждые четыре часа и обсуждаем только то, что происходит во время моего, или ее дежурства.
     Так проходит три, четыре, пять дней. Состояние щенка не меняется.  Челеста все так же безучастна ко всему. Она совсем не встает. Только рвет ее поменьше. И крови в стуле больше нет. Но это, конечно, только под действием лекарств.  Сам организм еще совсем не участвует в нашей битве с болезнью. Я вижу, как измучена Светлана, она даже похудела за эти дни.  У нее остановившийся взгляд и абсолютно механические движения. Я тоже устала, но это моя работа и мне не привыкать, поэтому, я устаю меньше.
    - Свет, - зову я.
    -А? - бесцветным голосом откликается она.
    -Ты где сейчас? - спрашиваю я.
    -Что? - спрашивает Светлана, глядя на меня непонимающим взглядом.
    - Куда ты ушла? - повторяю я, - ты где-то не здесь, вернись!
    Света как будто опоминается. Встряхивает головой, смотрит на меня уже более осмысленно.
    -Ты прекращай! - строго говорю я ей, - тебе нельзя раскисать. Ты понимаешь, что Челеста, не смотря на свое состояние, чувствует тебя, твой настрой? Ты должна давать ей силы бороться. Ты, понимаешь? Как хочешь, но ты должна держаться во что бы то ни стало. Держаться сама и держать ее. Только так.
    На шестой день вечером, уложив детей, Света приходит менять меня возле Челесты. Мы садимся с ней на диван и обсуждаем, что она должна будет делать. Сейчас короткий двадцатиминутный перерыв между капельницами. Через несколько минут я подключу новую и уйду спать. Вдруг я замечаю, что Челеста СМОТРИТ. Она смотрит НА НАС. До этого ее взгляд был плавающим через полузакрытые веки, а сейчас глаза открыты и она смотрит на нас. В полумраке ночника отчетливо блестят ее глаза. ОТКРЫТЫЕ! Впервые за столько дней!  Я успеваю только сказать Светлане:
    -Смотри!
    Челеста в это время поднимается и, на подгибающихся от слабости ногах, шатаясь, подходит к дивану. А потом... вдруг кладет голову мне на колени. Я, опомнившись, подхватываю ее и затаскиваю на диван. Она еще совсем слаба, ей нельзя стоять. А Челеста еще сильней прижимает к моим коленям голову. И смотрит мне прямо в глаза. Я, не выдержав, вдруг плачу. Сама еще не понимая, что со мной происходит, и вообще, что происходит сейчас. А Света, она, оказывается, тоже плачет и сквозь этот плач, с трудом справляясь с волнением, говорит мне:
   -К тебе! Она подошла к ТЕБЕ! Она же, оказывается, все поняла! Она все знала! Ну, что это ты ее вытащила!
   Больше она не может говорить, она рыдает, обнимая собаку. И только бормочет что-то невнятное уже ей в ухо. Мы сидим на диване все трое, обнявшись, и я чувствую, как совсем уже по-другому, бодро стучит сердце щенка. Ее голова все еще покоится на моих коленях, такое впечатление, что Челеста намерена так и ночевать. А мое сердце... оно просто ликует! Мы справились! Мы справились! Мы отбили ее у смерти! Она будет жить! И будет здоровой! Но расслабляться еще рано. Это все только первый шаг к выздоровлению, впереди еще много работы. И дежурство не отменяется. Утро вечера мудренее. Я корректирую ночные процедуры и ухожу спать. Света остается с Челестой.
    А на следующий день, проснувшись, я вижу Челесту у своей постели. Света рассказывает, что ночью та несколько раз вставала и пыталась ходить. А потом легла у моей постели и не отходила до тех пор, пока я не проснулась. И самое главное: она виляет мне хвостом!  То есть культяпкой хвоста. И умильно заглядывает мне в глаза. А еще Света говорит, что она несколько раз подходила к кормушке. Просила есть. Это уже очень хороший признак.
   Ну, что ж. Теперь они справятся сами. Я расписываю для Светланы дальнейшее, уже восстановительное лечение и мы с сыном уезжаем домой.  За окном электрички все тот же яркий осенний пейзаж и мы с удовольствием любуемся им на всю катушку. На сердце так хорошо, что кажется вокруг нас плещется сплошная радость. И сплошная красота! Мы еще не раз приедем сюда, только совсем по другому поводу. Будем гулять по этому бесподобному лесу, собирать грибы, сидеть у костра, наши собаки будут бегать возле нас, а мы будем вдыхать лесные ароматы и любоваться, любоваться, любоваться нашей прекрасной природой.