Новые Амурские сказки. 3

Стрелок пожарной охраны, дважды мама, Марина ходит в форменной одежде. На службе - при оружии. Стрелки, таким образом экипированные государством,  должны сопровождать  грузовые поезда с особо важными грузами. Особо важные грузы должны идти под описью. Опись должна быть приклеена сверху на опечатанных особо важных грузах. Это, наверное, чтобы ворам не нужно было долго соображать: где и что лежит. И цистерны, и взрывчатые материалы, и лес, и готовые вагончики для вахтовиков, полностью оборудованные внутри и загруженные сверх того разной необходимой в тайге мелочёвкой: колёсами для «КАМАЗов», запчастями для экскаваторов и бурильных установок – все под описью.

Иногда особо важные грузы отстаиваются по тупикам на разных пикетах. И эти тупики не обязательно должны располагаться в непосредственной близости от станций или хотя бы разъездов.

Как-то в ноябре, когда  снег лежал ровно и давно уже не подтаивал на 30-ти градусном минусе, стрелка пожарной охраны Марину везли локомотивом к очередному особо важному грузу.

Впереди как-то однобоко замаячил светофор.  Странная неисправность.  Машинист притормозил, Маринка вышла на воздух. Слезть не успела.

-Э, придурок, ты чего там сидишь? – вдруг заорал машинист.

- Кто – я?! – возмутилась Марина.

- Да ты тут при чем? На светофор посмотри! – заржал машинист в ответ.

На светофоре сидел путеец. Судя по снежной присыпке на бушлате – сидел давно и плотно.  Хотя «сидением» это можно было назвать с большой натяжкой. Скорее уж висел на завязанных узлом руках. Сидеть  на железной трубе с несколькими козырьками  было особо  не на чем.

- Ты там примёрз? Чё молчишь? – ржали машинист с помощником.- Ты какого на светофор запёрся?

- Таам… Тааам… - послышалось в ответ невразумительное.

- Что тааам? – передразнила его Маринка.

- Бля, мужики, там медведь! – путеец, наконец, смог выдавить из себя полноценное предложение.

- Где?

- Да в табельной, ёлки!

- А ты чего там делал, ночью-то? С рабочим поездом чего не уехал? – Маринка, машинист и помощник веселились уже втрояка.

- Так я че-то с мороза чаю попил, пожрали с мужиками, да, бл…, уснул. А  они, суки, видать меня не разбудили. Жрачку оставили на столе. Я просыпаюсь, а в кресле медведь, ё…й экибастуз, сидит и колбасу жрёт. Чуть не обосрался я.

- А как ты на светофор-то залез?

-А х..й его знает! Я че – помню, что ли? 

От табельной донёсся медвежий ор.

- Маринка, доставай пистолет! – ржали мужики.

- И че мы его – застрелим  из «макарова»? – Маринке совсем не улыбалось коротать ночь на пару с топтыгиным.

- Ну, ты сходить-то будешь? – сквозь хохот поинтересовался  у Маринки машинист.

- Куда? К медведю? Ты дурак, что ли?! –  обалдела она от вопроса.

По рации запросили указаний: мол, в табельной медведь пирует – видать, шатун, или разбудил кто.  Все приличные медведи спят давно. На семафоре путеец висит. Слезть не может – руки со страху как-то так завернул – йогам на зависть, конечно, но сам теперь хрен расцепит, да ещё и  подмёрз.

- Ладно, снимайте этого дятла со светофора. Стрелок пусть возвращается, - прохрипела в ответ рация.

Локомотивом подъехали к светофору впритык. Путеец плакал, но слезть не мог:  рук не расцепить, и вообще - слезать страшно. Пришлось машинисту залазить и стаскивать болезного силком. Маринка вернулась домой.
Потом только до неё дошло: если бы не благополучно забытый товарищами путеец,  зашла бы она в табельную,  а там - глядишь, в лучшем случае сама бы на светофоре до утра сидела.