Пурга - 3

                ПУРГА - 3
   
-Не все, - раздался спокойный насмешливый голос Андрея, вразвалочку приближающегося  к ним. - Я не пил... Могу ехать.
-Ты?! - Владимир Иванович дернулся, оторопело уставился на него и тут же в запале повысив голос, не поняв сути сказанного Андреем, решил наконец разнести этого наглеца, забулдыгу : - Да ты…

-Ну что я? Что?! - перебивая, взорвался Андрей. – Хуже других? Рыжий, что ли?.. Это вы сделали меня хуже всех!.. Вы!
Владимир Иванович, слегка стушевавшись, виновато глянул на доктора и молча развел руками, мол, решай теперь сам, выбора действительно нет и это все, что я мог сделать в таком положении.

-Это вы прицепили мне ярлык пьяницы и бездельника! - не унимался парень и с горящими ненавистью глазами злобно выкрикивал: - Только вы называете меня богодулом!.. Все какие-то счеты сводите. Но теперь у вас нет выбора. Нет!.. И не думайте, что ради вас поеду, чтоб холуйски угодить вам. Черта с два! Вы достали меня своими подлыми придирками, и я не собираюсь больше с вами работать! А поеду только ради больного!
-Хорошо! - отрывисто бросил доктор. - Поехали! Только быстрей!

-Да ладно тебе, ладно. Не базарь! - с напускной уже строгостью, перешел на благодушно-ворчливый тон Владимир Иванович, вдруг как-то неуверенно себя почувствовавший. - Разошелся - не остановишь. Одевайся живей!.. Привык вечно выступать,  демагог несчастный.
-Переобуйся! - коротко сказал доктор, ткнув пальцем в ноги Андрея в начищенных элегантных туфлях, и  открыл дверь в коридор.

Андрей сразу же подобрался, быстро влез в валенки, на ходу набросил полушубок, нахлобучил огромную меховую шапку, и все трое выбежали из теплого и уютного общежития, отворачиваясь и прикрываясь воротниками от колючего, хлесткого ветра с густыми снежными хлопьями. Проваливаясь в уже накрученные на дороге сугробы, добежали до облепленного снегом, застывшего посреди двора вездехода.

-Проклятье! - выругался вдруг доктор. - В ботинках и так мокро, а тут еще снега набилось под завязку.
-Ты с этим не шути – в раз отморозишь ноги, - предупредил Владимир Иванович. - Позвоню к вам домой, скажу жене, чтоб приготовила во что переобуться тебе. С мокрыми ногами нельзя ехать.

-О! - вдруг вспомнил что-то. - Иванович! Тогда уж позвоните заодно и в районную больницу. Предупредите их, что выехали и чтоб ждали больного... готовились к операции.
Ревом мотора и приглушенным лязгом гусениц перекрывая завывания пурги, вездеход стремительно подкатил к дому Никиты.

Посреди кухни стояла и отряхивалась от снега Полина Архиповна. Больной лежал уже одетый, с закрытыми глазами и глухо стонал, не размыкая пересохших губ.
-Быстро уберите простыни, набросьте еще одеяло или полушубок, - на ходу распорядился Евгений Андреевич. - А неотложку, Архиповна, в кабину отнесите.
-Ох, доктор, нечто боязно мне за вас, - с трагической ноткой в голосе прошептала  пожилая медсестра. - А коль дорогу уже замело, да застрянете ненароком?.. Видали, что творится уже? Нет? Ой-ей-ей!

-Спокойно, Архиповна, спокойно! Доедем! Гляньте, какая зверская машина у нас!
-Ну, тогда с Богом, как говорится,- и чуть слышно добавила:- Храни их, Господи.
Не мешкая, доктор с Андреем энергично подняли с кровати за углы матрас вместе с больным и торопливо понесли к вездеходу. Из комнаты взрывом донесся громкий плач детей.
-А теперь, Андрей, жми на всю железку, - сказал слегка повеселевшим голосом доктор, усаживаясь рядом. - Остановишься только возле моего дома: заскочу переобуться да сказать пару слов жене… Ну и, - вздохнул громко, - перед гостями извиниться.

Теперь, когда немного спало тревожное напряжение от казавшейся недавно безысходности, когда транспортировка больного, выражаясь газетным языком, идет как нельзя лучше в данной ситуации, и через какой-то час-полтора он будет на операционном столе, теперь доктор вспомнил о доме и о тех, кто его там ждет, и с сожалением подумал: «Эх, черт! Был бы с собой подарок, преподнес бы сейчас Ленке. Все меньше было бы горечи».

Дома он увидел нарядную, с красивой прической заплаканную жену и приунывших, подавленных гостей. Возле двери стояли приготовленные валенки с портянками.
-И куда вас несет? - жалобно, сквозь слезы спросила Елена. - Неужели хоть до утра нельзя подождать? Видишь, как закручивает?

-Над ним уже смерть маячит, а ты говоришь подождать,- второпях, на ходу, как бы оправдываясь, заговорил Евгений Андреевич. - Роднуля! Позвони и ты в больницу, предупреди, чтоб знали, что мы в дороге и ждали, - повернулся к толпившимся в узкой прихожей смущенным, растерянным гостям. - Товарищи! Друзья! Извините, служба! Если не заметет - скоро вернемся. К третьему тосту не обещаю, но к пятому, надеюсь, будем здесь.

 А пока начинайте без меня, - быстро скинул ботинки и мокрые носки, по ходу продолжая извиняться, шутить и заверять о скором возвращении, умело и лихо накрутил портянки, всунул ноги в теплые валенки, круто развернулся и порывисто обнял Елену, поцеловал ее соблазнительные губы, прошептал на ушко: «Люблю тебя, роднуля», стремительно выбежал через распахнутую дверь в коридор, лихо, по-спортивному махнул через лестничные перила и в три прыжка со второго этажа оказался у входной двери.

-Да вы ж не проедете! -  жена выскочила за ним на площадку.- А если застрянете…
-Пробьемся! – весело прозвучало снизу.- Только жди меня, любимая!
-Сразу звони, как доберетесь! Слышишь?.. Сразу же!
Но в ответ только загудело в коридоре, дохнуло колючим холодом, да приглушенно хлопнуло дверью внизу…



Вездеход, с ревом выбрался на окраину поселка, и, ощетинившись лучами фар, ринулся в кромешную мглу. Ошалелый ветер крутил уже густым мокрым снегом. Ревел мотор, ревела пурга. Все вокруг слилось в сплошной нарастающий гул. Неслись, как сумасшедшие – на пределе.

На еле различимой дороге появились большие снежные переметы. Вездеход стремительно врезался в них, будто катер в волну, взрывал фонтаном снег, добавляя газу, и проскакивал дальше.
А пурга все усиливалась, более плотным становился снегопад. Свет фар не пробивал уже и метра вдаль сквозь белую мельтешащую пелену. Будто в мягкую стенку уткнулись.

-Вот же повалил... Ни черта не видно! - нарушил затянувшееся молчание  Андрей и резко сбавил скорость. Переключился на ближний свет. Не помогло - дороги не видно, ползли почти наугад…
Андрей отлично знал эту дорогу, ее спуски и повороты - часто приходилось ему ездить по ней на своем дребезжащем ЗИЛу. Но ехать почти вслепую было рискованно: на полпути был опасный участок. Дорога там поднималась вверх, огибала сопку и двухметровой ступенькой нависала над железнодорожным полотном. А немного в сторону от полотна берег круто обрывался к вечно холодному Охотскому морю. Этот выступающий в море  мыс и участок дороги, огибающий невысокую скалистую сопку, был известен в поселке под названием «пупок».

... Прошло более двух часов напряженной изнуряющей езды рывками в клубящейся снежной каше. Ветер косым потоком яростно сыпал снег, залепляя стекла так, что не справлялись щетки "дворников", то вдруг взрывался фейерверком и гнал снежный поток в обратную сторону. В такие моменты снег как бы раздувало беснующимся вихрем и  свет фар вырывал очертания заснеженной дороги. Андрей кидал машину вперед, двигаясь дальше уже по памяти, постепенно притормаживая, выжидая очередного взрывного порыва ветра...
Вездеход начал медленно проталкиваться на подъем.

-Кажется, на «пупок» выгребаемся, - с опаской сказал Андрей и остановил машину. - Как бы вниз не смайнать.
-Сиди!..  Я проверю.

Доктор открыл железную дверцу, высунул голову. Ветер с оледеневшим снегом больно ожег лицо, будто крапивой хлестнули по нему, чуть не вырвал из руки дверцу. Держась другой рукой за борт, прикрываясь от ветра, он выбрался из машины в бушующую снежную тьму. Мгновенно одна нога скользнула куда-то вниз и он повис на руках, В снежном колючем вихре, раздирающем лицо, ничего нельзя было рассмотреть, но он уже почувствовал провалившейся ногой, энергично двигая ею по сторонам, что они заехали на край обрыва и еще немного – и они рухнули бы вниз, в эту кишащую мрачную бездну. Над головой гудела, выла, стонала пурга, как будто сама смерть справляла шабаш, радостно улюлюкая в ожидании добычи…

А внизу разбушевавшееся море, оторвав лед припая и яростно ухая, терзало скалистый берег...
- Андрей! - изо всех сил закричал  доктор, подтягиваясь к машине и забираясь в кабину. - Мы висим над обрывом!.. Давай назад, а потом круто влево.
Машина дрогнула и попятилась назад.

Через минуту вездеход снова полз медленно вперед, будто осторожно нащупывая гусеницами невидимую дорогу...
-  Вот те и раз... доехали! - злобно выпалил вдруг Андрей, когда вездеход застопорился, не одолев после нескольких попыток снежного завала, уткнувшись в него фарами.
- Ну, доктор, что будем делать-то теперь, а?
"Если застрянем - это смерть, - подумал Евгений Андреевич. - Теперь уж не крикнешь: крепись, Никита!.. Не поможет: догорит, как свечка".

-  Пробиваться, - выходя из задумчивости, вяло произнес доктор и тут же резко добавил: - Хоть руками разгребать снег, но только вперед! Понимаешь? Двигаться только вперед?.. Есть у тебя тут хоть что-нибудь, чем можно рас- кидать этот проклятый снег?
- У меня нет - буркнул в ответ Андрей,- но здесь должны быть какие-то лопаты. Надо пошарить.

        Он молча перелез на заднее сиденье, покопался там, гремя железками и вытащил оттуда лопаты. Потом уселся на место, и, энергично орудуя рычагами, сдал немного назад, вытягивая вездеход из снежного плена. Вдвоем они выскочили из теплой машины и остервенело начали разбивать чуть ли не вертикальную стенку снежного завала, плотно утрамбованную, спрессованную ураганным, крутящим ветром. Нужно было  сделать ее более пологой, чтоб образовался хоть небольшой проход.  И они его пробивали, окутанные снежными клубами, прикрывая глаза от секущего вихря в слабо просвечивающих лучах фар...

         Вездеход с разгону влетел в развороченный снежный проем и, прижимаясь к сопке, вспарывая плотный снег, медленно стал  продвигаться вперед. Надсадно ревя, как бы вжимался в снежную стенку.
- Фу ты, черт! – доктор провел платком по мокрому, исхлестанному, саднящему лицу и отряхнулся. - Еще одну преграду одолели.
- Как в сказке, - угрюмо, утираясь рукавом, сквозь зубы сказал Андрей. - Чем дальше, тем страшней.

Будто лавиной ударил снегопад в ветровые стекла. Исчезло все: перед глазами сплошное снежное мельтешение. Свет фар померк. От напряженного безуспешного высматривания рябило в глазах, кружилась голова.
- А у нас, Андрей, наоборот: страшнее сзади. Впереди у нас благоприятный все-таки конец, - уверенно и бодро заговорил Евгений Андреевич. - Да тут уже и осталось-то всего ничего. Ты только жми, чтоб...

Он вдруг замолк, судорожно сомкнув челюсти и уцепившись руками за скобу впереди: вездеход резко и стремительно полетел куда-то вниз, будто нырнул в снежный омут, и сразу же остановился. Вмиг стало темно. От стремительного короткого полета вниз и толчка громко застонал больной. Водитель, чертыхаясь и проклиная все на свете, включил внутренний свет.

-Что это? - оторопело спросил доктор.
-Влетели в распадок, будь он трижды проклят! - и со злостью саданул кулаком по железной дверце. - Хорошо, что неглубокий... Может, и выгребемся. Надо было больше забирать влево, черт бы побрал этот снегопад: ничего ж не видать.
Резко дергая рычагами и сильно газуя, он попробовал выбраться из распадка задним ходом. Продвинулись не больше метра. Надрывно ревел мотор, вездеход содрогался, будто его долбили отбойным молотком, гусеницы на месте мололи снежную кашу.

-Нет, зараза, и назад не прет, - сказал как бы самому себе Андрей. - Не будь снега, сиганули бы напрямую и были б на дороге… А сейчас невесть куда и соваться-то.
-Может... все же попробуем... вперед,.. а? - неуверенно, с робкой надеждой предложил Евгений Андреевич.
Вездеход рванулся вперед, влезая в пробитую нору, и остановился: снег плотным слоем наползал и давил на ветровые стекла. Дернулись назад - ни с места, как приклеились.

-Все!.. Теперь хана!.. Сели капитально.
-Как сели? - испуганно выкрикнул доктор.
- Да на брюхо, как же еще... Буксуем вон уже,- раздраженно, с досадой произнес Андрей.

Вездеход впечатался с наклоном вперед в глубокий сугроб капитально.  Как на снежном постаменте распластался днищем на доутрамбованном собственным весом снегу. Гусеницы бешено крутились вхолостую, как подвешенные, не имея сцепления с твердой поверхностью, яростно перемалывая снег в кашу.
Ни взад, ни вперед – мертво.

Выбраться невозможно: заклинило в плотном сугробе почти по самую крышу спереди - дверцы вездехода словно запечатаны с боков снежными стенами. И торчит из-под снега только крыша, часть бортовых окон да задний борт.
И только тьма вокруг, снег да безжалостный   ветер…

Евгения Андреевича бросило в жар. Случилось непоправимое- и так сразу, в миг, как обухом по голове. Стало душно. Хотелось вырваться из этого тесного железного ящика и идти в пургу, куда глаза глядят. Вылезть сейчас, пожалуй, еще можно через задний борт, вроде не совсем завален. Потом заметет и придется резать крышу, чтоб выбраться наружу, если, конечно, и ее не завалит огромным сугробом... этаким снежным надгробием, - мелькали в голове замогильные рваные мысли. -  Но для чего выбираться? Эти несколько километров станут последними в жизни всех троих... Ну как же так: почти в конце пути и так нелепо, безрассудно ввалиться в этот распроклятый овраг?.. Что же теперь делать? Ну что, что?.. Сидеть и ждать?.. Но чего?.. Чего?!..


Ничего разумного не приходило в голову, сплошной сумбур.
Андрей подавленно молчал, изредка поглядывая вопросительно на доктора. Он чувствовал себя безмерно виноватым перед ним и этим умирающим больным.
-Вот это положение, - сокрушенно выдавил Евгений Андреевич. - Безвыходное в буквальном смысле.
Наклоненный немного вперед, вездеход еще вибрировал от работавшего мотора, а наверху уже в полную мощь свирепствовала пурга, наметая все больше и больше снега, раздражающе выла в распадках, словно свора одичавших собак встречала самого дьявола.
В тесной кабине, наполненной желтоватым тусклым светом, было пока тепло, и только изредка раздававшиеся глухие стоны напоминали о нависшей беде, о необходимости что-то срочно предпринимать.

"А что я могу сделать сейчас, кроме поддерживающих уколов? - мучительно пытал себя Евгений Андреевич. - Да и они не надолго… Вот тебе и помог!.. А что, собственно, можно сделать в этой снежной могиле, если у него перитонит?.. А если... если... не перитонит? - мелькнуло вдруг сомнение. - Если я ошибся с диагнозом? Такое часто бывает в медицине: выписывают больного с грозным диагнозом, лечащий врач  определяет пять-шесть месяцев жизни, чтоб дать родным время подготовиться к похоронам, а больной через два-три месяца оклемается и переживает врача-предсказателя . Но, что тогда, если не перитонит?!.. Что? Ведь больной тает, и к утру он больше будет на том свете, чем на этом... Но… что бы там ни было - пожар в брюшной полости, как говорят хирурги. Это уж точно... И что-то необходимо предпринимать и немедленно».

В дополнение ко всему его удручала еще вынужденность длительной сидячей позы с наклоном вперед. Глянул на часы: скоро одиннадцать.
-Андрей! Перелезай через него на ту сторону, - решительно вдруг сказал Евгений Андреевич. - Сейчас мы его накачаем медикаментами. Создадим в организме барьер для развивающейся инфекции... Понял?

-Ага! - с готовностью ответил оживившийся Андрей.
Несмотря на тесноту в кабине, доктор ловко и быстро орудовал флаконами, ампулами и шприцами в раскрытом чемоданчике неотложной помощи, потом умело и решительно вводил уколы в тело больного, поддерживаемое Андреем в нужном положении.
-Ну, вот и все пока, - сказал он, укладывая в неотложку медикаменты и шприцы. - А теперь, Андрей, сделай ножом дыру в верхнем углу крыши... чтоб воздух поступал.

-Так все ж тепло выдует, - запротестовал Андрей, не желая, видимо, резать брезент.
-За то хоть жизнь нам оставит.
-Мотор заглохнет - совсем одубеем.
-Не жалей волос, коль голова на плахе!  - Да режь, не жалей! Под снегом не замерзнем... А в холоде, запомни, обменные процессы замедляются и жизнеспособность организма сохраняется дольше… Давай – давай!

Когда все было сделано, они уселись на свои  неудобные теперь сиденья:
чтоб не сползать вниз, приходилось все время упираться ногами в металлическое днище вездехода. Заглушили мотор: уже улавливался запах отработанных газов, выключили свет. Наступила плотная, давящая, безжизненная темнота. И все трое растворились в ней со своими мыслями, своими жизнями.
Внезапно, как молния, пронзило сознание доктора шальное подозрение: "А, может, нарочно ввалился, гад, чтобы отомстить мне?.. Человеческая подлость безгранична и не останавливается ни перед какими жертвами. Некоторые по трупам друзей и даже родственников шагают к своей цели... А кто знает, что у него на уме, у этого богодула, как говорит Владимир Иванович?»

Несколько раз он пытался заговорить с Андреем то о жизни, то о работе, то вообще на отвлеченные темы, чтоб не так ощущался гнет безысходности  положения и осторожно выяснить его настроение. Но Андрей, видно, не желал этих разговоров, отговаривался кратко, односложно, а на последние вопросы вообще не ответил: они повисли в воздухе как угасающие огоньки, постепенно растворяясь в этом тягучем, липком мраке. Пытаться и дальше вести односторонний разговор уже не имело смысла да и не хотелось. Как - то вдруг тяжело стало произносить звуки, шевелить губами, будто жевать эту темноту. Мысли стали инертными, отрывочными, какими-то угловатыми, вязкими и бессвязными. Появилась зевота.

А над ними не смолкал ни на секунду нудный, беспрерывный гул с омерзительным подвыванием, раскатистым уханьем и тяжелым шуршанием наметаемого на крышу вездехода снега, медленно навевающим расслабляющую, успокаивающую дремоту. Накатила вялость, полное безразличие ко всему, и Евгений Андреевич начал вдруг ощущать, будто легко и плавно опускается куда-то...

Очнулся от жгучего холода, не сразу сообразив, что с ним. Он лежал скрюченный внизу на холодном железе, медленно выходя из ощущения мучительной борьбы с какими-то жуткими, непонятными виденьями. По телу пробегал озноб, колени, казалось, примерзли к металлу, давила темнота. Взобравшись с трудом на сиденье, начал растирать онемевшие, застывшие ноги и вдруг, вспомнив что-то, быстро сунул в темноту руку, нащупал плечо Андрея и с силой начал трясти его.

-Андрей!.. Андрей! Свет!.. Быстрее свет давай!
В желтоватом свете, выдавившем темноту, они нагнулись над укутанным больным, замерли: ни стона, ни дыхания. Из-под одеяла выглядывало безжизненное, бледное, с заострившимся носом и закрытыми глазами лицо Никиты.

                продолжение следует