Юлька 7 глава

Смеркалось. В маленькой  комнате  общежития для молодоженов разливался мяг-кий свет бледно-вишневого торшера, оставляя на стенах растекшиеся силуэты скромной мебели: спинки стула, маленькой полки с книгами и широкие решетки детской кроватки. Они тянулись к потолку, наклоняясь, словно Пизанская башня.   В кроватке тихо посапывал ребенок.
Беззвучно открылась дверь и в комнату на цыпочках вошла Юля в желтом сатиновом  халатике, по которому как по лугу рассыпались ромашки.  Голову девушки венчал тюрбан из полотенца, а в руках она держала тазик с выжатыми распашонками и пеленка-ми. Девушка аккуратно развесила белье на батареи и присела на стул, упершись  босыми ногами в край дивана. Она знала, чувствовала, что Олег Павлович обязательно вернется именно тогда, когда ребенку исполнится три месяца. Еще, она знала, что ни за что не простит его. Но, почему-то регистрируя дочку, в последний момент неожиданно для себя, назвала ее Миланой. Там, в родильном доме,  когда ребеночка положили на постель возле ее груди, чувства нежности и любви  к этой сказочной крошке, проснулись в ней навсегда.
На первом  кормлении  девочка спала. Юлька смотрела на ее длиннющие, как у Алки, ресницы, на маленький, алым бантиком ротик, на чуть вздернутый игрушечный носик и не могла оторвать глаз.
 - Мамаша, вы покормили ребенка? – прозвучал строгий голос. Руки медицинской сест-ры взяли ребенка у «мамаши» и  прижали к себе.
- Нет. Она спала!
- Будить надо было,  – ласково посмотрев на девочку, женщина вынесла ее из палаты. Юля проводила  медсестру ревнивым взглядом и вдруг, заплакала.
- Ой, ревет она! - Соседка по палате подошла к ней и заглянула в глаза:
- Ты плачешь, что ли? Ну, что тут плакать? Уйма народу каждый день приходит! Орут тут под окнами, а ты слезы проливаешь?
- Ее унесли голодной?! – то ли спросила, то ли вскрикнула Юля.
- Накормят. Вот глупая!  Да разве ж деток  оставят голодными? Многие первый раз кормить не умеют. Не плачь! Я с первым также ревела. В первый класс нынче пошел. Ты как, ничего? Не утомила я тебя? А, ночами, слышим, как в подушку ревешь. Сердце надрываешь. Не пытайся объяснять, - не прошу, не надо.
Женщина подошла к своей  кровати, плотнее запахнула полосатый халат и, замотав волосы в клубок на затылке, прямо в халате забралась под одеяло.
- Юль, ну и халатик мне попался - хожу как арестантка!  Мой-то, мужик, не успела третьего родить, говорит: «Давай, хоть одну девочку родим» - она улыбнулась и уже лежа в постели, шепотом произнесла – так и не показала нам своего-то. Поссорились? Перестань плакать, а то – молоко пропадет!..

Через два с половиной месяца, когда Юлька бойко управлялась  с дочуркой, купая в ко-рыте Ады, в комнату решительно вошел Олег Павлович вместе с родителями.
- Закройте, дверь! Простудите ребенка! -  прикрикнула Юля и, схватив со спинки стула мягкую простынку, закутала крошку, оставив открытым личико.
Выражение лиц гостей, невозможно было передать. Побросав сумки, верхнюю одежду они метнулись к Юле как по команде, с чувством восторга, смущения, радости, и настоящего  человеческого счастья. Елена Николаевна чуть приотстала, потирая руки, видно готовясь взять ребенка и, снова шагнула навстречу, глядя как сын, взволнованно, и заикаясь, произнес.
- Юлечка, д-д-дай, п-пожалуйста, п-подержать.
Накрыв дочурку сверху простынки тоненьким байковым одеялом, девушка тихо, но твердо сказала:
- Отойдите, мне нужно кормить дочь.
Она села на стул, отвернувшись от незваных гостей. Немного успокоившись, девушка положила ногу на ногу и дала грудь. Воцарилась гробовая тишина, которую разрушало слад-кое причмокивание маленького ротика. Взгляды несостоявшихся родственников были прикованы к  Юле, склонившейся над ребенком. Каждый думал о своем: Сергей Павлович молчал, сидя на краю дивана и чувствуя вину за себя, за сына, за убогость, в которой живет эта славная девушка и его первая внученька. Он испытывал глубокий стыд и желание взять «эту юную Мадонну с младенцем» под свою защиту. - Я приложу все силы, чтобы им было хорошо - думал он. Глаза Елены Николаевны влажно блестели – она успела взглянуть на девочку и заметить, как она похожа на Олежку и на ее дочь Риту. В комнате чистенько и мило, да и Юля нисколько не подурнела, не потолстела и с большой нежностью смотрит на ее внучку. – Она, конечно, обрадуется, когда узнает, что мы приехали оформить официальный брак. Пусть живут, если ему не сидится дома! Наташенька в Ленинграде с ума сходит, там все условия,  а он рвется сюда, – она посмотрела на сына и улыбнулась. В  двадцать четыре года стать отцом – неплохо!
Олега Павловича переполняла такая радость, что справиться с ней он не мог. Сердце набатом стучало внутри, разрывая его грудь. «И, он мог причинить столько горя?! Разве за-хочет она простить? Хорошо, что родители понятия не имеют о том, что здесь происходило. Отец сам бы выгнал его из дома!» Он с ужасом думал о своих поступках и не понимал, поче-му так поступал, откуда бралась эта  внезапная агрессия к самой прекрасной женщине на свете, к той, кто бесконечно был ему дорог. Нет, она его не простит! Он встал, чтобы через плечо Юлечки посмотреть  на свою дочь. И в этот момент малышка открыла глаза. Он нырнул в бездонную синеву так глубоко, словно всегда был там. – Прости меня, мое солнышко, – только и успел мысленно прошептать Олег.
Юля спрятала грудь и встала. Быстрыми ловкими движениями она положила малышку  на диван, достала из холщового мешочка, лежавшего рядом, чистые выглаженные пеленки, тонкую и тепленькую распашонку. Переодевая  и перепеленывая доченьку, она задала вопрос, обращаясь  ко всем: « Простите, но мне негде вас принять. И я не понимаю, зачем вы  приехали?»
Перебивая друг друга, гости говорили, что ребенок ни в чем не виноват и должен иметь фамилию и отчество отца, как и полную семью. Еще они говорили, что такой молодой женщине будет очень сложно поднять ребенка одной. Отец нужен как воздух, а Юле нужен муж, опора. Рассуждая так, Сергей Павлович и Елена Николаевна выкладывали из сумок продукты и подарки на маленький столик, надеясь услышать слова благодарности. Но…
- Елена Николаевна, -  голос Юли взволнованно дрожал, но поразил родителей своей внутренней силой. - Нам ничего не надо, и воздухом отцовства мы уже вдоволь надышались.
Олег бросился к девушке, пугаясь, что она объяснит свои слова и все расскажет.
- Юленька, Юленька! П-п-прости, меня!..
- Павел Сергеевич! Мне жаль, но Вы напрасно потратились на дорогу.  Я не выйду за вашего сына замуж. Уезжайте, пожалуйста, и заберите подарки.  Мне пора укладывать до-чурку  спать. Уходите. Олег Павлович, слышите! Не уйдете, я уйду ночевать к соседям.
- Сынок, Олеженька, это Юля от неожиданности. Она одумается. Придем через день-два. Пойдем! – Елена Николаевна, на ходу надевая пальто, буквально вытолкала в шею обоих мужчин, забыв попрощаться.
Юлька закрыла дверь. Ее трясло. – Так вот от кого у Олега Павловича привычка под-талкивать и выталкивать за порог?   Странно, как спокойно вела себя малышка, глядя на чу-жих людей. Неужели она чувствовала, что они родные? Чуть покачивая дочурку на руках, Юля задумчиво запела:
Баю, баюшки, баю. Не ложися на краю.
Придет серенький волчок…

Елена Николаевна не привыкла сдаваться. И, на следующий день, придя без сына, они долго  уговаривали Юлечку забыть все плохое и ради доченьки начать жить, с чистого листа. Любовь к ребенку скрепит семью. Пройдут все обиды и чувства вернутся с новой силой, - говорила она. Но, Юля не сдавалась.
Тогда они подключили сюда «тяжелую артиллерию», убедив всю Юлину родню дово-дами и доказательствами о необходимости регистрации брака. Все согласились. Только Ни-колай Михайлович категорически отказался принимать в этом участие: 
 - Настоящий мужик умеет держать слово, а этот ждал мамочку, чтоб его за ручку по-вели в ЗАГС?! – он гневно посмотрел на Олега и отвернулся.
- Доченька, надо ребенка пожалеть – не поддержала отца Мария Ильинична, - трудно тебе будет одной. Скоро экзамены сдавать. Надюшка у нас маленькая – не оставишь и чужому человеку не доверишь. Как и ты. Пусть  муж заботится о своем ребенке, помогает. Вон, на улице-то метет как! Февраль такой суровый нынче, что ребенка только на руках к врачу но-сить, а вдвоем легче. Может, теперь дурь-то выветрилась? Кума тоже так считает и поддер-живает меня. Подумай, но я не настаиваю. Как решишь…
Наконец, под  давлением родственников и ради ребенка Юля Никитина  решила выйти замуж за Олега Павловича. Свадьбы,  платья невесты не было. Они просто ввалились в районный ЗАГС, небольшой веселой толпой родных, стряхивая снег с воротников пальто и головных уборов. Прослушав краткую речь регистраторши и, подписав документы, они скрепили это важное событие шампанским. Затем собрались за гостеприимным столом в доме Юлькиных родителей, испытывая  искреннюю радость от разрешения проблемы, которую Юля не разделяла. В ней все еще клокотала боль, обида за потерянный год в училище, за унижения и страх.  Еще за то, что его не было среди родных и знакомых под окнами роддома, где ей было так больно и тяжело, что врачи продлили послеродовой период декрета. Видно, не прошли даром стрессы и жестокое избиение для здоровья девушки. Она вдруг подумала, как  было бы хорошо, если б ее с ребеночком  из роддома встречал Борис! Она постоянно вспоминала о нем. Да и Бориска не давал ей возможности, забыть его…
Однажды, перед Новым годом он разыскал общежитие и приехал к Юле. Поговорить. Не застав ее дома, он оставил  соседским детям небольшую картонную коробку  с погремушками для ребеночка, и кулек с мандаринами  и шоколадными конфетами, для Юли.
- Передайте, что я поздравляю обеих девочек, - сказал он, - с Новым годом! Можете взять по одной конфетке. Девчонки  прыснули и тут же вытащили из кулька по самой боль-шой.
Спустя  неделю, возвращаясь с дочкой из магазина, Юля увидела Бориса, сидящим на подоконнике возле ее двери в коридоре общежития. На полу возле его ног стоял  приличного размера холщовый мешок.
- Ты что тут делаешь? – испуганно и удивленно спросила  Юлька. Зачем ты приехал? В такую даль, в мороз! Я прошу тебя, не приезжай, пожалуйста.
Она прошла в свою комнату, закрыв перед ним дверь. Развязав ленту на одеяльце спящей дочурки и, сняв пальто, она снова вышла в коридор. В это время среди недели обычно никого из соседей не было дома. Правда, из комнаты Ады доносился равномерный, пробивающий дверь, могучий храп Федора. Смущаясь, Юля заметила:
– После ночной смены, наверное. Сколько Ада с ним из-за этого ссорится! Говорит, как ляжет на левый бок, так храп на весь дом!
- Бориска, милый мой, Бориска! Не мучай себя и меня. Я не хочу ничего менять, - она  положила ладони на его бледное лицо и, глядя в глаза, прошептала: «Ты самый прекрасный, на всем белом свете и очень мне дорог, а я… Я не стою тебя». Оглянувшись, не пришел ли кто из соседей, она добавила. - Не жалей меня. Я очень счастлива. У меня есть дочь! Я так ее люблю, что объяснить не могу. Смотрю на нее, и у меня просто крышу сносит! Прости, кроме нее мне никого не надо.
Борис  осторожно опустил Юлины руки, спрыгнул с подоконника и, застегнув пальто,  взялся за мешок
- Куда это можно поставить?
-  Разве это ты принес? Зачем?!
- Там ничего особенного: картошка, морковь, лук. Родители каждый год запасаются. Сам бы я не догадался, мама подсказала. Я хочу о тебе заботиться. Видеть тебя.
Юлька посмотрела на него с благодарностью. - Как ты только поднял его на пятый этаж?!
- Я все-таки отношусь к сильной половине человечества. Или нет?  Спортом занимаюсь.
- Ты самый лучший из этой половины, а я даже не спросила как дела в институте? Не сомневаюсь, что отлично. Овощи пусть пока тут стоят. Федор проснется, и мы подумаем куда убрать. Спасибо, Бориска! Спасибо твоей маме, но, не приезжай больше.
Она вышла с ним на лестничную клетку и с жаром поцеловала. Борис нежно привлек ее к себе, и посмотрел в глаза.
- Юлечка, я скучаю. Очень.
- Не надо, Боренька, не надо. Ой, там Милочка плачет! – пробегая коридор, она услышала:
Не забывай, что я люблю тебя!..
Мешок поставили на кухне, возле Юлиного столика. Постепенно уменьшаясь в раз-мере, он постоянно напоминал о визите молодого человека.
 
С чувством «выполненной, высокой миссии» и обещанием часто писать,  родители Олега Павловича уехали в Ленинград, увозя с собой заявление сына об уходе с работы.
Юля слышала, как вернувшись с вокзала, он долго  топтался за дверью, стряхивая с себя снег. Перед его приходом  они с Адой выкупали малышку и, соседка, попавшая ему на-встречу, заметила:
- Ты, Олег, погоди немного, с мороза-то. Только выкупали. Усыпляет. Сосет грудь, а ручонкой все теребит, и теребит. Не оторвешь от матери, – протянула она, - чудо!
В полном замешательстве от того, что  впервые останется наедине с Олегом, Юльку мучил вопрос: неужели она снова ляжет с ним в одну постель? Нет, она не готова ни к каким объятиям. Как себя вести, о чем говорить с ним и говорить ли? – Законный муж! Но чувства куда-то испарились – ни тепла, ни тем более любви, не было в ее сердце. Зато она точно зна-ла, что никогда не позволит ему взять над собой верх. И вообще, может спокойно подать на развод.
Олег снял пальто, обувь, и на цыпочках подошел к Юлечке. Она стояла у окна и складывала в тазик  мокрые пеленки.  Обняв жену, он повернул ее лицом к себе и откинул со лба прядь ее волос.
- На улице так метет,  я еле стряхнул снег. Завтра я куплю ванночку для купания до-чурки. Пора слушать отца. Рыженький, спасибо тебе за все!  Клянусь, ты никогда  ни о чем не пожалеешь, простив меня.
- Простить то, что ты творил со мной невозможно. Но, я попробую, ради дочери. –  ти-хо прошептала Юля.
Не сказав ни слова, чувствуя свою вину, он взял таз, полный пеленок и пошел стирать. Вернувшись, он увидел Юлю устремившую взгляд в пол, сидя на диване в одинокой тоскли-вой  позе.
  - Рыжик! Д-давай поговорим, - он сел рядом, взяв ее руки. – Д-дома я тосковал по т-тебе так, что хотелось сорваться с-среди ночи в аэропорт и лететь сюда. Я н-не могу без тебя жить! Никогда н-не смогу! Я счастлив и б-благодарен  тебе, моя единственная любовь, Рыженький!.. – он опустил голову ей на плечо и обнял за талию.
По телу девушки пробежала легкая дрожь. Она встала.
- Я устала и очень хочу спать. Ложитесь к стене, а я на край – ночью придется вставать к малышке.
-  Хорошо. Юленька. Н-не отталкивай меня – прошептал он, - я хочу, обнять т-тебя, только и всего. 
Юля расстелила постель, дождалась, когда он  укроется и, сбросив с себя платье, легла на край, повернувшись к детской кроватке лицом. Олег тут же  обнял ее, подвинувшись  вплотную, повторяя изгиб  ее спины, коленей, прижавшись лицом к ее волосам и вдыхая их аромат.
 Он был рядом, она чувствовала его дыхание, биение его сердца, но все больше и больше превращалась в холодный камень. События, принесшие ей столько горя и страданий,  проносились в ее памяти одно за другим: разве сможет она перечеркнуть насилие, жестокость, полную сумятицу в мыслях и поступках человека,  ведомого только страстями? Можно ли забыть его преступное желание  убить собственное дитя в утробе матери, - живое существо, каждый день и час, набиравшее силу, чтобы придти в этот мир? Настаивать на своем зная, что женщина, которую он любил навсегда может остаться бесплодной?! - она прислушалась к ровному дыханию дочурки. - Сколько боли он причинил ей, родным? Может ли нормальный человек целовать и бить одновременно, обожать и обирать, восхищаться  красотой, талантом и отбросить в мечтах далеко назад, оставляя глубокие раны в любящем сердце? – Юле стало страшно. Она чуть отодвинула его от себя и повернулась на живот. Олег спал сном праведника, не ведая, какие мысли теснятся в голове жены, какие мучительные мысли! Зачем же  тогда, она вышла за него замуж? А, если все повторится и он снова начнет метаться от безумной любви к отчуждению. Откуда эта двуликость?!
А, может, она в его сознании? Лежит где-то  так глубоко, что не увидишь и не угадаешь за внешней привлекательностью? Как это узнать девушке, почти до одиннадцати лет не знавшей отцовской защиты и заботы, мечтавшей, что именно отец станет надежной опорой в семье и принесет в дом  радость и любовь. Но, раздавленный системой долгожданный папа, словно зверь, вырвавшийся из клетки, набросился на свою семью, на тех, кто искренне любил его, окончательно разрывая тонкую, связывающую всех нить. Частые скандалы между родителями, драки, становились невыносимыми. Хотелось оставить отца одного, и убежать, куда глаза глядят! Но, мама, ссылаясь на детей, прощала мужа. Почему? Почему она прощала его?! Пальцев одной руки хватит, чтобы посчитать ее счастливые дни!..
  Юлькино счастье было многогранным, незабываемым, очень ярким. Оно затмило все. Оно как солнце поднималось высоко в небо, касаясь ее лучами, проникая в душу солнечными россыпями. Иногда прячась за набежавшие тучи, а после проливного дождя снова садясь на трон, радуясь своему торжеству и даря тепло. Очевидно, это тепло и давало ей силы подниматься со дна пропасти,  и как соседская кошка, упавшая  с  пятого этажа, зализывать раны и снова жить. И снова верить в счастье с первым, единственным своим мужчиной. Если б это  было не так, если б его не было в жизни Юльки, и она не знала о нем, тогда ей не хотелось бы  вернуть свое счастье? Отказываясь от него навсегда, Юля прятала свою надежду, не признаваясь в этом самой себе.  Видимо  Бог подарил  Юлькиной душе, еще и самое редкое чувство всепрощающей любви, способное верить в ее силу и полет. Это чувство и пробуждает в ней снова желание любить и быть любимой, оставляя в сердце всепоглощающую память нежности. Вот и сейчас, легкая дрожь, пробежавшая по телу молодой женщины и испугавшая ее, стала  первым звоночком…
Последний раз Олег Павлович с такой нежностью обнимал Юлечку на юге, в малень-кой комнате тетиного дома, после отдыха на море и перед возвращением в Пермь. Думать о последующих событиях того времени Юле мешала рука мужа, лежавшая под ее грудью, передававшая четкий ритм пульса  сквозь кожу. Запах его тела, как ей казалось забытый, окружил ее со всех сторон, проникая без всякого стыда в каждую ее клеточку, призывая, повернуться. Разве могла она заснуть, ощущая его так близко? Понимая, что в ней снова просыпается женщина, Юля прошептала:
- Я задыхаюсь. Не надо меня обнимать, - тихо говорила она, пугаясь своих ощущений.
- Я, буду терпелив, – чуть отодвинувшись, шептал он. – Спи, Рыженький…
Еще несколько дней, Юля  мужественно держала «оборону», находя всевозможные причины, чтобы отдалить близость. Она просыпалась раньше всех, приводила себя в порядок, завершая утренний туалет легким протиранием груди, чуть подкрашивалась  и возвращалась в сонное царство своей комнаты. Потом, она садилась возле кроватки и ждала пробуждения своей крошки. В будние дни, пока Юля кормила дочурку и укладывала ее спать, Олег готовил завтрак, а сейчас, оглянувшись, она увидела его безмятежно спящим на ее месте, раскинувшим руки в стороны. Размышляя о том будить его или нет, Юлечка склонилась прислушаться к дыханию и тут же попала в его объятия:
- Сокровище мое – Юлечка! Я наверно умру, от любви к тебе! – он осторожно расстегивал пуговицы на ее халатике, снимал все, что на ней было, и целовал, едва прикасаясь к коже -  глаза, губы, ямочку на щеке, шею растворяясь в чувствах, которые сводили его с ума.
 - Рыженький, я люблю тебя!  Люблю тебя!..
- Не открывай меня, пожалуйста. Я стесня…

Олег Павловича снова приняли в училище на работу: - Разбрасываться такими специалистами грешно, – сказала Нина Степановна коллегам, провожая его взглядом. – Будем надеяться, что одумался. Так и светится счастьем! Пусть с понедельника приступает к работе. Пойдите навстречу с расписанием, чтобы они могли по очереди сидеть с ребенком. Впереди  у Юли экзамены, а ему ребенок, по-моему, доставляет радость. – Улыбнулась она и уже про себя добавила: «Слава Богу, мы не ошиблись».
Почти одновременно с Олегом, Юля вышла из декретного отпуска и приступила к работе в школе. Оба составили расписание так, чтобы с ребенком находились сменяя друг друга - то мама, то папа.