Исключение из правил. часть первая

Яркий луч солнца буравил ее висок, вызолачивая собой тонкие лучики морщинок возле глаз.
Она прикрыла веки и наслаждалась последним осенним теплом, так внезапно свалившимся на город после затяжных дождей. Воздух, впитавший в себя горечь опавших листьев и тонкий привкус увядания природы, порывисто касался ее губ, и она пожалела, что забыла помаду дома. Губы сохли немного, и ей приходилось то и дело их облизывать.
   Осень, настоящая, яркая и разгульная, царила в этом городе. Нелли казалось, что она сейчас очень на эту осень похожа. И возрастом, и осознанием своего всемогущества, и пониманием скорого его завершения.  Не было от этого ни печали, ни радости. Просто осознание фактов. Вот это и заботило Нелли больше всего. Отсутствие радости. Ровное спокойное отношение ко всему происходящему – разве не этого она раньше хотела, разве  не об этом просила Бога в своих редких к нему обращениях?! А кто ж знал, что именно покой станет для нее наказанием, за все ее совершенные и несовершенные, но замысленные грехи. Впрочем, скорее всего,  этот покой был ей отпущен в столь неприподъемном количестве за мальчика ее, за скороспелую и так внезапно перегоревшую любовь к нему, за Алика.
   Раньше, когда она даже мысленно произносила его имя, внутри становилось тесно и жарко, потом сердце озарялось светом, нежным солнечным светом, который лился из ее глаз на весь этот мир. А сейчас только серым мышиным хвостиком шуршало где-то в области солнечного сплетения, вороша остывшие угольки воспоминаний. Но шуршало еще, иногда даже царапая.
Эта любовь свалилась на нее так внезапно, так неожиданно и незапланированно. Она сама присвоила ей звание главной Любви в ее жизни. Сама поставила мальчика на пьедестал, и каждый божии день таскала к его ногам розы своих чувств. Она увивала колючими, дурманящими ароматом стихов и ласк бутонами встреч и распущенными цветами порочных свиданий  его непривыкшие к экзальтациям  плечи и мозги. И  им обоим стало казаться, что этот роман – это лучшее, что у каждого было или будет в жизни. Бедный Алик! Будь он свободен, он сгорел бы в этом костре неутоленных желаний, и пепел бы его долго бился о неувядающую грудь Нелли… Но ему повезло! Он был безнадежно женат. То есть никогда не имел желаний и надежд на то, чтобы этот брак распался. Потому что он его устраивал. От и до! И это его спасло. В буквальном и переносном смысле. Это был тот самый спасательный круг, за который он успел зацепиться, понимая, что тонет в омуте страданий и горячего шепота страсти. Он выжил. А вот Нелли чувствовала, что ее любовь, а а с нею вместе и она сама – умерла.Душой. 
   Первые несколько месяцев после вынужденного разрыва она металась по клетке жизни, то и дело, натыкаясь на  свидетельства их общности, и свято верила, что воссоединение ей необходимо.  Что  именно этот инфантильный  полу-мальчик, полу-мужчина – ее идеал. Ее радость. Ее любовь. Рваная рана на ее сердце каждый день наливалась новой, алой кровью и болела и мучила Нелли, сокращая дни ее жизни так стремительно, что от обещанных врачами пяти лет вдруг осталось  всего два года. Каких-то семьсот тридцать дней и ночей на все, что она хотела бы в этой жизни успеть. Возможно, других такой расклад отрезвил бы, заставил пересмотреть свои приоритеты и заняться собой, своей жизнью. Но у Нелли случился come back.
   Так странно было снова видеть знакомые черты лица, прикасаться к обожаемым плечам, впиваясь горьким поцелуем в эти желанные губы. Зная, что эта радость снова скоротечна. И что все те нюансы адюльтера, которые она возненавидела в той жизни, до разрыва, снова становятся частью ее жизни, возвращая чувство голода и неудовлетворенности. Но, не принося с собой такого же как раньше, острого и пряного чувства наслаждения и радости. Призма настоящей душевной боли преломила свет любви, раздвоила его. И теперь каждый из них, по отдельности, переживал свою историю. Алик, страдающий от своей вины и нереализованных сексуальных фантазий, окунулся в нужную ему волну любви, вынырнул, как молодец в сказке, обновленный, и стал жить так же, как когда-то, до. Все же наладилось. Нелли  и ее тело стало для него фетишем, которому он поклонялся, и которое он мог продолжать любить и на расстоянии, и вне времени. Идол, он же не нуждается в утешении, он не может страдать или быть беззащитным. На то он и идол. Истукан на пьедестале. Вот когда Нелли поняла это, тогда и снизошел на нее этот проклятый покой, пахнущий могильной сыростью. Семьсот тридцать дней, замшелый постамент с потайной дверкой в склеп для редких свиданий, и этот покой, граничащий с отчаянием – все,  что  оставалось у этой красивой женщины, сидящей на скамейке в городском парке.
   Нелли неторопливо встала с лавочки и, не спеша,  направила  сторону жилых массивов. Пешком. Погода этому способствовала. Сегодня был не самый обычный день в ее жизни. Полгода назад, когда диагноз все же прозвучал в жесткой и ограничивающей ее жизнь пределами форме, она приняла решение провести эти семьсот с небольшим дней, реализовав все те желания, которые она так долго откладывала.
 Первым стало танго…Сколько лет она представляла себя, томно прикрывающую глаза, отдающуюся этому чувственному ритму, бьющему прямо в сердце упругой волной. Оказалось, что эта мечта осуществлялась так просто…Звонок в студию танца. Покупка туфель с особой подошвой и перемычкой на щиколотке. Запах канифоли и зеркала на всех стенах. Касание ладони партнера, который сдерживает свое волнение. Смех и бессчетное повторение пируэта , его оттачивание до совершенства. И первая милонга, и смеющееся внутри чувство свободы полета в танце, бурлящее словно шампанское…Танго было два раза в неделю, как «Отче наш». Там ей казалось, что Покой – это равновесие и благо.
  Вторым делом стало издание книги. Не то чтобы Нелли была тщеславна..Вроде бы нет. Просто хотелось оформить весь наработанный ей материал со смыслом, разобраться:  что и куда отнести. Чтобы после того, как , не было вопросов, а куда вот это. Или почему это вот так?! Просто наводила порядок в своих архивах и книга вырисовывалась сама собой. С названием пока никак не шло. Но нелли знала, что оно придет тогда, когда книга будет закончена. Как награда за проделанный труд. Работа шла не очень быстро. И это иногда раздражало, потому что времени было ограничено. Раздражение выводило из состояния Покоя. И это было маленькой победой над ним.
 Третьим, самым деликатным и интимным  стала  организация собственной студии для любовных утех. Нелли принадлежала к достаточно большому кругу людей планеты Земля, которые видят проявление Любви в причинении боли. Как их только не называли…И девианты. И извращенцы… И моральные уроды.. И новая раса…Хотя, по большому счету, это одна из групп людей, имеющих свои увлечения. 
   Свидания с Аликом всегда требовали много антуража и свободного места, достаточной звукоизоляции   и наличия всяческих приспособлении. Квартирные условия удовлетворяли лишь отчасти. А появившиеся несколько друзей с аналогичными взглядами и желание обоюдоинтересных встреч  подтолкнуло Нелли к решению  сделать БДСМ - студию лично для своих нужд. Вместе с Аликом они сняли отапливаемый гараж, и за пару месяцев оформили в нем приличную атмосферу в стиле садо-мазо. Главным девайсом  стала огромная кровать, с одной металлической решетчатой спинкой, массивными, выступающим на добрый метр над уровнем матраца, столбиками по краям, с красной латексной простыней, обтекающей ложе без малейшей морщинки. При надобности, кровать легко поднималась к потолку, освобождая место для других забав.
Были тут и верстак, и андреевский крест, и козлы, и развешанные по ранжиру стеки и плети, кнуты и прочие девайсы, включая километры веревок разного диаметра и длины…
Каждый раз, переступая металлический порог этого помещения, Нелли словно снимала себя кожу и надевала новую, алую или блестящую черную, с множеством металлической фурнитуры, шнуровок и прочих дюндиков, на самом деле имеющих очень даже конкретный функционал. Острое возбуждение, которое рождалось в ней тут, делало ее свободной и юной, дерзкой и желанной, и уж точно неспокойной. Поэтому наведывалась она сюда поначалу достаточно часто. Одно ее не устраивало: когда Нелли входила сюда, неважно, одна,  или с Аликом, или с кем-то еще из числа страждущих ее тела или ее власти, она всегда испытывала гнетущее ощущение надвигающейся на нее темноты. Потому что сначала надо было включить освещение. А для этого  - перешагнуть разделяющую свет и тьму ржавую приступку гаражного корпуса, нашарить рукой долбаный выключатель, и только потом выдохнуть, не позволяя страху смерти заползать внутрь дорого корсета. Заставляя себя гнуть губы в надменной улыбке Хозяйки, при этом оставаясь внутри запуганной девочкой с печальными зелеными глазищами.
   Потом, при свете мерцающих пороком ламп, она реализовывала фантазии, превращая свои и чужие страхи и комплексы в стоны страсти и желания. Но это было потом. После того, как она справлялась со своим страхом самостоятельно. Алик об этом страхе не знал. Он вообще ничего не знал. И плыл по течению своей жизни параллельно с иссякающим ручьем жизни Нелли, периодически брызгая на нее своей силой и спермой, даря кратковременные мгновения чувства принадлежности и всемогущества. Нелли смирилась со своим местом в его жизни. И даже пыталась найти приятности в своем бытие пока еще живого Фетиша. Но все чаще страх темноты за ржавым порогом был для нее весомее полученного потом оргазма. И их встречи с Аликом стали стремительно терять удельный и количественный вес. Алик считал это приемлемым.  Для его любви был важен факт самого наличия фетиша, а уж как он там себя чувствует, жив или мертв – это уже вопрос реальности, к которой фетиш не имеет никакого, по мнению Алика, отношения.
   
     Нелли шла вдоль городского сквера в этот не самый обычный день в ее жизни. Необычный – потому что сегодня она проснулась с ощущением того, что все должно измениться. Даже кофе она пила сегодня без молока, потому что впервые в жизни ей захотелось именно   горечи, а не запаха этого напитка. И чтобы там врачи не говорили про изменение гормонального уровня, про падение или зашкаливание каких-то там результатов химических реакции ее тела, Нелли знала, что это – не по этому!!! А вовсе даже по-другому…Потому что….
   Потому что вот уже целый месяц, ровно в 18.30 она ждет, сидя у компьютера, пока зазеленеет на экране цветок контакта и потечет беседа, ради которой она готова целый день не заглядывать в этот потусторонний мир инета. Беседа с человеком, который вдруг стал ей очень нужным. Потому что они говорят и мыслят в одну сторону. Потому что он не ленится читать ее строчки и видит в них то, что она вложила между. Потому что он не знает, что она смертельно больна, и он не отмеряет вместе с нею мензурками лекарств сутки и недели. Потому что он так же откровенен, как и она,  и не заставляет ее ждать ни минуты, всегда владея своим временем, как настоящий Хозяин. Потому что он сегодня приезжает, чтобы провести с нею остаток этого дня и еще ночь.
   Нелли шла вдоль сквера, вертела в руках пару кленовых листьев необычной окраски. Они договорились встретиться в этом сквере, и время встречи уже подошло.
   
    Он сидел на лавочке, щегольски закинув ногу на ногу. Пальто, шейный платок (ну надо же!!!), крупные ладони. Ни портфеля, ни цветов. Вскочил ей навстречу, качнулся  поцеловать в губы, но она остановила его, и целование ее руки слегка скрасило неловкость момента. Слова увязли в возникшем между ними напряжении без ярко выраженной полярности. Отдаляться друг от друга не хотелось, но и прикосновения  были невозможны. Они шли вдоль сквера рядом, молча. В сторону студии Нелли. И чем ближе они подходили к этому месту, тем труднее становилось для Нелли дышать. Вот только приступа ей сейчас и не хватало. Нелли обозлилась на себя, болезнь, мир, шагающего рядом мужчину. Адреналин расширил сосуды, и дышать стало легче.
   Она внутренне собралась перед тем, как в очередной раз, пройти испытание страхом. Непроизвольно спрятав большой палец внутри остальных, сжала кулаки, немного чаще задышала, сдвинула к переносице брови. Он заметил как она изменилась, нахмурился, и молча стоял рядом, дожидаясь пока она откроет гаражные замки и распахнет  дверь.
    Нелли занесла ногу в сапогах на сногсшибательной шпильке над ржавым порогом, в тысячный раз пообещав себе, что обязательно его выкрасит в красный цвет (и заметно, и не мрачно). Но внезапно мужчина дернул ее за руку, на себя. И она снова оказалась на стороне света, недоуменно глядя на него.
  - Нелечка, я знаю, что там нас ждет. И, поверь мне, очень хочу туда попасть вместе с тобой. Я для этого и приехал. Но я хочу изменить сценарий. Надеюсь, ты не будешь возражать, если мы попадем сюда часа через …три? А? -  и он заулыбался ей самой искренней улыбкой.
 Нелли не ожидала такого изменения сюжета встречи. Это выбило ее из колеи. Она перестала владеть ситуацией и как-то сникла, утратив искру вожделения в глазах. Она стояла, теребила в руках длинные перчатки, и раздумывала, что будет вслед за  всем этим. Потом одним махом поставила крест на всех своих сомненьях, подняла  на него глаза и выдохнула:
-  А давай, меняй сценарий!  Вдруг у тебя получится?!
   Он радостно подхватил ее под локоть, одним махом устраняя то, что висело между ними до сих пор, мешая сближению. И повел  ее, подстраивая свой широкий шаг рослого мужчины под высококаблучность ее сапог в  сторону сгорающего неярким солнцем осеннего парка.
  Трудно назвать то, что происходило в эти три часа одним словом. Но, если пробовать, то самым близким будет  - радость...
 Они пили шампанское, сидя на открытой терассе бара небоскребной гостиницы, закутавшись в мохнатые клетчатые пледы. Они катались на колесе обозрения, и он бросался бумажными шариками в недоумевающих ворон. Пускали гигантские воздушные пузыри на потеху гуляющей в парке малышне.  Они ели эскимо, на спор слизывая шоколадную глазурь одним махом. Курили кальян и пили невероятный кофе, понимая, что истекает последний час этого детского веселья.
Покупали коньяк, не отрываясь глядя друг на друга, и несли его в студию, на ходу переплетаясь руками, понимая. что дело до него дойдет еще не скоро.
  Нелли завозилась в сумке с ключами, привычно входя в состояние собранности перед входом в гараж. Он сказал:
-  Дай я…- забрал ключи, ловко открыл дверь, нырнул туда и через секунду свет залил все помещение изнутри. Он подал ей руку и сказал:
- Прошу!
Так она сюда еще ни разу не заходила. Нелли легко вошла, не испытав привычного погружения в мрак. Он закрыл за ней дверь, щелкнул задвижкой. Достаточно сильно толкнул её вперед, так что она упала на колени, больно царапая ладони и колени о бетонный пол. Потом рывком поднял ее за волосы. Разглядывал сверху вниз, как побежали внутрь сапог рваные стрелы на чулках. Подтолкнув ее в сторону кровати, заставил встать на колени и упасть грудью на красный латекс. Коленом раздвинув ее ноги максимально широко, услышал ее стон и размашисто ударил ладонью по ее обтянутому узкой атласной юбкой заду. Сневолив ее руки в запястьях куском белой веревки, он прикрепил остаток к спинке кровати. Потом резко задрал юбку, обнажая тело рвущими белье пальцами. Оставив ее так стоять, он встал перед ее лицом, прихватил Нелли за волосы и заставил смотреть на себя. От неудобной позы она задергалась в его руках и получила звонкую пощечину.
Потом он припал губами к ее рту, больно оттягивая волосы, чтобы удержать ее голову на нужной ему высоте. Она стала задыхаться. Он отпустил ее голову. Ласково провел рукой по пылающей от пощечине стороне лица. Присел перед ее лицом и сказал:
-  Ты – лучшее, что я хотел бы иметь в своей жизни. Но ты не рабыня. Но и не Госпожа. Кто ты?! Ты сама-то знаешь?
Нелли хотела что-то сказать, но он ловко вставил ей в рот шарик кляпа, и застегнул на ее затылке ремешки. Потом снова погладил ее по щеке и сказал:
- Не бойся меня. Мы столько с тобой говорили, что мне кажется, я знаю твои самые потаенные мысли. Я просто хочу, чтобы ты поняла, кто ты на самом деле, чего ты хочешь?! И что ты хочешь от меня?! Я помню все твои табу и не перейду границу. Есть что-то еще, что я должен знать до того, как?! Если да - кивни мне.
Нелли задержалась на секунду, а потом кивнула ему головой. Он расстегнул кляп и снова присел перед ней на корточки. Она заговорила, судорожно сглатывая накопившуюся слюну:
 - У нас с тобой пятьсот с небольшим дней. Вернее у меня с тобой. Хочешь ими распорядиться?- и она закашлялась от слюны.
- Почему пятьсот с небольшим?! – он внимательно взглянул в ее лицо.
- Потому что столько мне отвели врачи. Мне и моему сердцу. Вернее, теперь – твоему.
 
- Н-да…Так мне в любви еще никто не признавался. Почему так мало?
- Потому что квота на операцию на ближайшие три года расписана. Я в нее не попала. Варианта два: дожить, либо  оплатить операцию самой. Мне недоступны оба. – И она уткнулась носом в латекс, чтобы он не увидел заблестевших в ее глазах сухих слез.
Мужчина выпрямился и стал прохаживаться вдоль кровати, совершенно не обращая внимания на женское тело, выставленное ему напоказ. Ходил так минуты три. Потом снова присел перед её лицом и спросил:
 - Ограничения и запреты от врачей  на текущий момент есть? Честно!
Нелли задумалась: говорить-не говорить. А, была не была…:
- Есть. Много. И на секс в том числе. Не соблюдаю.
- Почему?! Решила, что все равно не спасет?! Ну и дура…
Он, грубовато дергая веревки на ее руках, стал развязывать узлы нехитрого шибари. Нелли подавлено молчала, не зная, что и как ей делать дальше. Он освободил ее руки и присел на край кровати, не касаясь ее даже краем пальто, которое до сих пор не снял. Она одернула юбку и встала возле стоящего рядом верстака. Тягостная в своей длительности пауза повисла над ними обоими. Нелли нашарила в кармане пальто сигареты, прикурила и  сильно затянулась.  Потом еще раз. Ей казалось, что сигарета истлевает быстрее, чем остановившееся время. Она прикурила от одной сигареты вторую. Только тут он заметил, вернее унюхал, что она курит. Раздраженно вскочил с кровати, вырвал сигарету  из ее рук и раздавил окурок носком остроносого замшевого ботинка. Нелли засунула немеющие руки в карманы. Ее стало колотить изнутри, сначала мелко и незаметно, а потом так часто и сильно, что у нее застучали зубы. Явно начинался приступ и ей срочно нужны были лекарства. Здесь она их не хранила, до последнего момента пытаясь сохранить хотя бы тут атмосферу мнимого здоровья. Глупо конечно, но…А простая аптечка тут не помогла бы.  Закружилась голова, стало трудно дышать. Она прикрыла глаза, пытаясь самовнушением успокоить себя и начавшее то частить, то замирать сердце. Частить еще ничего, вот замирать ему нельзя, никак нельзя…
Только когда она, сползая на пол,  ухватилась руками за верстак и уронила лежащие на нем какие-то девайсы, он обернулся к ней, увидел и все понял. Подхватив ее под руки, он уложил ее на кровать и, слегка похлопывая по щекам, четко выговаривая слова, спросил:
- Лекарства где?
Нелли уже не могла ничего ответить, вплывая в серую пелену беспамятства.