Судимы будете... Гл. 2. Альконш Шуваев

Начало: http://www.proza.ru/2013/10/09/1442

        Вошедшей Сафроновне он, пряча глаза, сказал, что поедет сегодня домой – раз не удалось порыбачить с тестем, делать ему здесь нечего. Заохав, теща заметалась по дому, собирая что-то в сумки и коробки любимым внукам и дочке.
Через час прокурор, избегая постов ГАИ и светофоров, выбрался из города. Вечером он был уже дома и отвел душу выпивкой. Смаковал забытый в последнее время коньяк, и ему казалось, что все еще станет прежним в его сегодняшней жизни, что вернутся спокойствие и надежда…

        Опоздав почти на час в прокуратуру утром следующего дня, с колющей болью в сердце, едва зайдя в кабинет, он поднял глаза на вошедшего вслед за ним следователя Беленького.

- Варвей Анатольевич, у нас дорожное со смертью, камазист сбил девочку. Как быть?
Ждавший этого прокурор вздрогнул и, не сразу справившись с собой, сказал:

- Как обычно, по 264-й часть вторая.

Пересилив волнение, он хрипло крикнул вдогонку:

- Принеси, что успел накопать!

        Ожидая материалы дела, огляделся. Старый, почти продранный, обитый дерматином диван, два шкафа с перекошенными дверками, надоевшие за много лет, графин с теплой водой, на котором в падающем луче солнца видна заметная полоса плохо вытертой пыли… Все надоело до чертиков. Но повышения, а значит, избавления от такой жизни не предвидится: частые выпивки, которые еще терпело начальство,  могли положить конец его карьере. Он с тоской подумал, как будет учить дочь в вузе. Она хотела быть только юристом.

        Снял трубку зазвонившего телефона, не вникая, поздоровался, что-то слушал, поддакивал и с облегчением, выбрав момент, сказал: «Позвони, пожалуйста, попозже». Выпил воды, пахнущей болотом. Нехорошее предчувствие давило, не давая вникнуть в смысл лежащей перед ним бумаги.
         Появившийся неясной тенью, в поле зрения оказался Беленький. Он положил перед прокурором жиденькую папку с двумя десятками листков бумаги.
         Прокурор полистал листочки дела. В другое время он учинил бы разнос следователю за то, что некоторые бумаги не подписаны, схемы составлены, как попало. Но формально все было на месте: протоколы осмотров места происшествия, автомобиля, протоколы допросов обвиняемого и свидетелей.

- Ты иди, я посмотрю, - отправил прокурор следователя и, едва за ним закрылась дверь, с жадностью стал изучать листы дела, профессионально выискивая шанс «отмыть» шофера КАМАЗа.

Неприятно поразила схема происшествия. Даже непосвященный скажет, глядя на схему: догнал и убил. Так велик был тормозной путь автомобиля. Шофер начал тормозить за двести метров до бежавшей по дороге девочки!

        Мучительно заныло сердце. Несколько минут Варвей Анатольевич, боясь пошевелиться, пережидал боль, иголкой вонзившуюся в грудь, и, медленно-медленно вдыхая воздух, задержал дыхание. И еще раньше, чем отпустило сердце, и он вздохнул свободно, в голове высветилось: тормозной путь настолько велик, что… Девочка бросилась, когда КАМАЗ уже тормозил! В экспертизе путь девочки сделать как можно короче. Кто из деревенских разберется? Еще можно убрать медосвидетельствование. О судимости постараться не напоминать.

         Он успокаивался. Знакомое чувство самонадеянности, подкрепляемое в последние годы должностью и незаметным страхом вращающихся вокруг него людей, наполняло его все больше и больше. Он потянулся, поднявшись со стула. Он готов был отрабатывать деньги. Он ждал следователя.

        Однако тот уехал по делам. Беленький расследовал кражу овцы в деревне недалеко от райцентра. Украл и зарезал овцу прямо в поле недавно вернувшийся из заключения двадцатилетний Утяк. «Кликуха» присажена была метко и крепко. После тюрьмы выглядел он на все тридцать. Забывший, как это – работать, кормился он на пенсию деда-фронтовика и соблазнился доступностью бродящей вблизи деревни животины.
Пара слов соседу, пятнадцати лет от роду, и вечером в тот же день скоторезы нашли в ближнем логу телят и овечек. Да и что было искать – скот принадлежал деду Ивану, внуком которого и был сосед, прозванный в деревне Юшкой. Когда он маленький называл себя Илюшкой, у него получалось «Юшка». Дед Иван обожал Юшку.
Узнав своих овечек, Юшка стал канючить: давай других поищем! Но Утяк достал нож. Как кролик под взглядом удава, Юшка тихонько подошел к овце и, когда та подняла голову, схватил за шею. Утяк схватил голову и, сильно повернув ее за рога, повалил на землю. Перехватил горло, а затем, бахвалясь перед Юшкой, ножом отрезал ей голову.

        Не успели снять шкуру, как показалась сначала крупная серая собака, а затем на ее яростный лай прибежал дядя Митя, заядлый охотник и рыболов.
Внезапное его появление как громом поразило Утяка, но он нашелся:

- Дед заставил овечку заколоть, покос-то мяса требует.

Дмитрий, оглядевшись, спросил вдруг:

- Зачем же суягную матку загубили?

        Что-то насторожило его. Позвав собаку, дядя Митя поспешил в деревню.
Продолжая свежевать овцу, Утяк и Юшка не сразу заметили, как их с разных сторон стали окружать деревенские жители, молчаливые и незнакомо чужие.
Озираясь, Утяк искал путь к отступлению, но люди стояли неподвижно и твердо. Все оглянулись на топот лошади. Подъехавший на Угреньке дед Иван неловко слез с лошади – на брюках набрались волосы с линяющей кобылы, - вытер потные руки о рубаху и на глазах ожидавших развязки зрителей, коротко замахнувшись, неуловимо быстро ладошкой накрыл нос, губы и правую сторону лица Утяка.
Ладошки у деда Ивана как деревянные и очень цепкие – он выделывал кожи, шил сбруи, уздечки и хомуты. От удара на лице Утяка расцвело красное пятно.
Чернявая тоненькая Марина, в свои почти тридцать лет похожая на девчонку, в наступившей звенящей тишине негромко заметила:

- Гляди-ко, перелинял Утяк! Ну и дядя Ваня!

В ответ люди недружно засмеялись. У многих за прошлое лето пропало немало скота, а пойманный тогда Утяк, отсидев восемь месяцев, вышел и вновь зарезал скотину.
Люди не расходились. Никитин, у которого зимой увели и зарезали корову, сказал:

- В старое время такую сволочь закопали бы, как собаку.

Круг сжимался. Тетка Катя, у которой двуногие волки перевели с десяток овечек, подняла голову овечки и неловко ударила ею Утяка. Тот крутанулся и выставил нож:

- Уйдите, порежу!

Нестарый еще мужик по прозвищу Точняк, не спуская глаз с Утяка, шарил в траве – искал камень. Все ахнули, когда на скуле посреди «родимого пятна» брызнула кровь.
Дернувшийся было в сторону Точняка Утяк встал вдруг, как вкопанный: к ним бежал, держась за кобуру с «Макаровым», Алексей Каримов, который в прошлом году и поймал Утяка с поличным у зарезанной скотины.
Невысокого ростика, в ладно пригнанной форме Каримов крикнул, подбегая ближе:

- Не сметь! Бросить нож!

Но Утяк рванул так, что не ожидавший такой прыти младший лейтенант отстал метров на десять.

        В следующие несколько минут на лужайке, как в настоящем детективе, разыгралась погоня. Отставший вначале Алексей побежал так быстро, что на пятидесяти метрах догнал Утяка, подбил ему ногу и ткнул в плечо. Потеряв равновесие, Утяк на всей скорости упал и прокатился по сырой траве, достигнув ручья, текущего зимой и летом из родника. Руки и лицо его погрузились в грязь. Алексей, переводя дыхание, остановился в метре от скотокрада. Утяк перевернулся на спину и бросил нож в сторону, который подобрал вылезший из УАЗика еще один милиционер – не старый, но с круглым животом и красным лицом.
        Народ придвинулся ближе. Дед Иван, пошарив в кармане, достал сыромятный ремешок, но Алексей показал на наручники в руках подходившего полного и сказал:

- Одень, Николаич, сам, будь добр.

Когда тот надевал наручники, сзади послышался голос бабы Кати:

- Иди, иди, волчонок двуногий!

Опустив голову, Юшка не глядел на людей. Полный разомкнул один «браслет» и прицепил Юшку к Утяку. Прыгая на кочках, подъехал УАЗИК и Утяк без слов полез в машину, потянув за собой Юшку. На лице Утяка расплылась грязь. Марина опять негромко пошутила:

- Вот и тени наложили тебе, Утяк.

Спасаясь от осуждающих глаз, Утяк и его сподручник забились на заднее сиденье, рядом со следователем Беленьким.

        УАЗИК не заводился – слабый аккумулятор не хотел крутить стартер. Милиционер с брюшком обливался потом, пытаясь рукояткой завести двигатель. Все молча следили за происходящим. Каримов подошел к машине, открыл капот и, сунув туда руку, сказал:
- Крути!
Мотор заурчал, как бы отвечая на понимание.
Алексей подумал и махнул рукой: езжайте все, я остаюсь.

Машина ушла. Люди ближе обступила Алексея и заговорили все сразу.

- Кайдынович, одолели воры, сколько можно терпеть?

- Алексей, что же такое делается? Только из тюрьмы, и снова скот режет!

- И коней, и телят, звери двуногие! Попробовали бы сами, сволочи, вырастить скотину!

- Бесполезно скотину держать, воруют и ненаказанные остаются. Растишь, ухаживаешь, а ворам достается…

  Молчал лейтенант – правду говорят люди.


Продолжение: http://www.proza.ru/2013/10/11/1130