Следопыты

                СЛЕДОПЫТЫ
Мы с Сашкой в воскресенье не пошли собирать металлом. Не специально, конечно, а так получилось. У Сашки приехал из города старший брат Женька на побывку, ну  и позвал он нас с собой на рыбалку да еще с ночевкой. На кривую озерку. И какой дурак от такого откажется? О металломе мы помнили, как раз до тех пор, пока не стали  бреднем  по  прибрежной траве  шарить, а дальше уж точно не до металлома стало. Такую щуку взяли, что только держись!  А еще караси с прочей мелочью…. Здорово порыбачили. Как стемнело, так мы костер развели и стали уху готовить, а Женька нам всё о военной службе на китайской границе рассказывал.  Интересно! Всю ночь мы так у костра просидели, а на рассвете, еще по туману  пошли к речке на удочку половить.  Потом опять поели ухи и уснули в шалаше. Домой пришли  уже к вечеру.
На следующий день с утра было тихо, но мы чувствовали приближение грозы.  Понимали, что на грабли нам вчера наступить случилось и теперь ждали черенком по лбу. С тревогой ждали. Старшая пионервожатая Галина Сергеевна вызвала нас после третьего урока. Тут уж никуда не денешься.  Бойся, не бойся, но ответ держать надо. Такова жизнь… Возле дверей Галины Сергеевны стояла небольшая очередь и все с понурыми лицами.  Не у одних нас рыльце в пуху …  Хуже нет, когда заслуженной кары поджидаешь…  Правда, разбиралась старшая пионервожатая с провинившимся народом довольно-таки резво. Мы только и успели, что вазу с подоконника два раза уронить да с Колькой Фигаро из параллельного класса подраться, как наша очередь подкралась.  С превеликой неохотой переступили мы через  порог пионерской комнаты, и тут же Галина Сергеевна стала изливать на нас свое недовольство.  Говорила она звонко, резко, словно гвозди в доску заколачивала.
 - Позор! - укоризненно грозила нам пальцем пионервожатая. – Как вам не стыдно?! Вся пионерия страны собирает металлом  на пионерский тепловоз, все напряглись, а вы! Позор! Дезертиры! Гнать вас из пионеров надо! Гнать!
 - Мы больше не будем, - вздохнул Сашка, внимательно разглядывая  носки своих измученных футболом ботинок. – Простите...
 - Ишь, ты, - пуще рассердилась Галина Сергеевна, - не будут они! Легко отделаться хотите! Не выйдет! Вы теперь свою вину должны делом искупить!
 - Искупим, - вновь отозвался Сашка. – Выйдем в сентябре после каникул в школу и сразу же искупим.
 - Никаких сентябрей, - опять стала нам грозить пальцем пионервожатая. – Слушай пионерское задание на каникулы!  Поедете в деревню Березкино и запишите там воспоминания ветеранов Великой Отечественной войны. Будете красные следопыты. Поняли?!
- А чего в такую даль переться?  - искренне возмутился мой друг, - у нас и в поселке ветеранов сколько хочешь…
 - В поселке воспоминания и без вас запишут, - мигом осадила Сашку Галина Сергеевна, а я ткнул его локтем в бок, молчи, дескать.
Деревня Березкино находится от нашего поселка километрах в семи, может, чуть больше. На велосипеде до неё по лесной дороге раз плюнуть и мы решили поехать туда в первый же день каникул. Не хотелось нам искупление своё в долгий ящик откладывать, но повернулось всё по-другому. В клубе поселка фильм показали  про Чингачгука, и все пацаны пошли на берег реки вигвамы ставить.  А мы чего, рыжие что ли?  Когда вигвамы были готовы, нам объявили войну бледнолицые из села Заречье,  которые на другом берегу рыли себе землянки. Воевали мы с ними дней пять, а после еще дня два в футбол играли. Потом отец Сашки взялся новую терраску строить, а мы из отходов стройки – самолет. Время летело незаметно.  Сделали мы фюзеляж, крылья, хвост, колеса от детской коляски для шасси приспособили, и осталось на только двигатель с пропеллером установить.  Прошли  мы с Сашкой в магазин «Промтовары» к электрическому вентилятору прицениться, а в дверях нас Галина Сергеевна и встретила.
 - Вы были в Березкино? – без всяких предисловий испортила нам настроение пионервожатая.
У меня от страха  язык к нёбу присох, «здравствуйте» не могу сказать, а  Сашке всё нипочем, как с гуся вода.
 - У нас, Галина Сергеевна, - врет он вожатой без всякого зазрения совести, - всё на мази, осталось только записи должным образом оформить. С фотографиями сделаем. Не сомневайтесь…
Хорошо, что Галину Сергеевну в этот момент кто-то окликнул, и мы, мгновенно воспользовавшись ситуацией, пробкой вылетели из магазина. Дальше откладывать экспедицию в Березкино было никак нельзя.
В Березкино приехали мы рано. Могли б еще раньше, но попалась нам на пути земляничная полянка несказанной красоты.  Мимо такой никак не проедешь.  Словно увесистые драгоценные рубины, блистали в росистой траве алые ягоды.  Как в сказке... Поначалу, вроде, немного их было, но стоило наклониться, сорвать  первую, а там под листами их видимо-невидимо…   Сладкие ягоды, слаще некуда... А от запаха земляничного,  аж дух захватывает и голову кружит до полнейшего забвения.  В общем, поели мы земляники вволю и дальше покатили. Возле деревенской околицы паслось стадо. Коровы лениво бродили, поедая ольховую молодь, а пастух лежал в тенечке, щурился и разглядывал: то ли небо, то ли дорогу. Вот именно с этого пастуха мы и решили начать поиск нужных нам ветеранов. По возрасту пастух на ветерана  был здорово похож.
 - Дяденька, - крикнул Сашка, когда мы подъехали к пастуху поближе, - а ты воевал?
 - Чего? – переспросил мужик, захлопав белесыми ресницами, здорово выгоревшими на солнце.
 - Дяденька, - мы слезли с велосипедов, - на войне-то ты был?
 - Да, это, - пастух почесал загорелую шею, пожал плечами, громко сморкнулся, вытер пальцы о штаны и развел руками,  - так оно, конечно ж, как не быть? Был.  В артиллерии. Воевал. Да. В  Австрии, стало быть. Как же не воевать-то? Воевал.
- Да, разве ты воевал?! - словно черт из табакерки, выскочил из кустов простоволосый лохматый дядька в синей рубахе навыпуск и в кирзовых сапогах. Штанов у него не было, только сатиновые трусы по колено.  – Ты с какого года?
 - С двадцать шестого! – поднялся навстречу незнакомцу пастух.
- Вот! – поднял лохматый палец к небу. – Двадцать шестой год! В сорок четвертом, поди, призвали! И года не повоевал! Артиллерия! Пукнут с десяти километров и бегом в кусты…
- Понимал бы чего! – выпятил не особо широкую грудь обиженный пастух и замахнулся на супротивника  черенком кнута. – Нас и бомбили, и артналетом накрывали! В нашей батарее четверых в куски разорвало!
- Четверых! – не испугался супротивник кнута. – У меня весь взвод в сорок первом положили!  Один я выжил! Кто в сорок первом и в сорок втором на фронте не был, считай и не воевал. Вояка! Ты такой же вояка, как и пастух: сидишь вот  здесь, в ус не дуешь, а твои коровы на гречишное поле вошли…  И-еех!
Пастух тут же убежал, а незнакомец без штанов присел на корягу, пристально глянул на нас и спросил:
 - Чего, пацаны, войной интересуетесь?
- На лето нам  задали! – проворно закивали мы головами. – С ветеранов воспоминания взять.
 - Да, - махнул рукой  незнакомец, от которого здорово разило водкой, - разве они воевали? А меня, вот, на действительную  еще  раньше войны призвали.  Угу. В сороковом году.  Помните, поди, Киев бомбили и нам объявили… Так я в Киеве и служил.  Наш пехотный полк до войны там квартировал. Вот, какие дела…  А меня ж сразу в разведку определили. Я же сметливый и в лесу сызмальства. Меня дед Аким к лесу приучил. Встанем мы с ним, бывало, на зорьке, по лугу туман клубится, птички щебечут …
 - Дяденька, - прервал чреду приятных воспоминаний Сашка, вытащивший из-за пазухи потрепанный блокнот, - нам бы записать вас надо.
 - Пиши, - протяжно вздохнул мужик. – Гаврюшин Виктор Петрович. Для вас – дядя Витя. Значит, войной интересуетесь? А, ведь, знаете какая она – война-то?
- Какая?
- Разная. Вот, идем мы, к примеру, маршем. А вон там, вон как до реки – перелесок. Мне командир мой товарищ Салахов и говорит, иди, мол, Гаврюшин на разведку.  Тебе одному могу доверить такое задание. А в тот день неспокойно было.  Ну, я иду, значит. Осторожно иду. Тишина вокруг  и, вдруг…
Дядя Витя замолчал, насторожился, стал по сторонам  озираться, словно филин почуявший опасность,  а потом, раз, да в кусты!  Мы немного растерялись от этакой неожиданности, затем тоже хотели в кусты следом рвануть, но нас остановил сердитый женский голос.
 - Где он?!
 - Кто? – перебежав на всякий случай поближе к велосипедам откликнулись мы.
- Витька – паразит! Стоит отвернуться, а он мчит со двора,  как таракан от лучины. Штаны его спрятала, так в трусах убежал! Вот ирод! Велела ему во дворе прибраться, так нет же… Ну, погоди, придешь вечером, оглобли не пожалею…
Женщины, продолжая ругаться, по тропинке ушла под горку, а из кустов осторожно выбрался дядя Витя.
- Ушла?
Мы кивнули головой.
- Я всегда думаю, что большую промашку дал советский генеральный штаб в начале войны, - присаживаясь на корягу, рассуждал наш новый знакомый, - надо было Стешку в сорок первом на фронт послать. Стешка – баба моя. Жена, в смысле. Боевая - до жути. Вот пошли они её тогда на фронт, так гитлер  бы через полгода приполз на карачках сдаваться. Стешка любого до белого каления доведет. Так, на чем я остановился-то?
- Про разведку, - опять уселись мы вместе с дядей Витей на траву.
- Учили меня  разведке о-го-го как. Капитан Бочкин строгий был, но справедливый. Так и говорил нам: кто в учении плох, первая пуля того. Ох, гонял… До седьмого пота, а местами и более того... Царство ему небесное… В первую же бомбежку его… Прямое попадание…  С неба… Многих тогда из нашей роты…
Дядя Витя посмотрел в небесную синеву, провел ладонью по лицу, и тут из кустов объявилась жена его с хворостиной. Пришлось разведчику проворно ретироваться в густые заросли.
 - Опять улизнул, - утерла пот со лба запыхавшаяся тетя Стеша и строго посмотрела на нас. – А вы чего тут?
 - Мы ветеранов войны ищем, - испуганно ответили мы. – Из поселка приехали.  Задали нам…
 - Из поселка? - поправила косынку женщина. – А Катю Салькову знаете?
- Конечно, знаем! – в один голос ответили мы. – В доме около бани она живет, а Лидка её в параллельном классе учится.
- Катя – сестра моя младшая, - сразу подобрела тетя Стеша. –  А вы, значит, ветеранов ищите? Хорошее дело. Пойдемте, я вас молоком с ягодами угощу да Витькины медали покажу. У него их много…
Тетя Стеша привела нас в избу, налила по большой алюминиевой кружке холодного молока и поставила на стол блюдо с черникой. Пока мы угощались, она искала в комоде медали и рассказывала о своем муже.
 - Так-то он у меня хороший. Пока трезвый. И работящий, на заводе ему почет, и руки ум него золотые, он избу эту, считай, что в одиночку построил.  Но как капля в рот попала, так считай всё: бегает по деревне, пристает ко всем, хвастает… Завтра у нас в деревне праздник престольный,  гости, стало быть, придут, вот я и велела ему во дворе прибраться. Сама-то я за ягодами поутру собралась, чтоб пирогов к празднику напечь. Ухожу, а сердце не на месте: вижу, глаз у Витьки часто моргает. А него, как глаз часто моргает, так, значит, он где-то заначку спрятал. Решила штаны его подальше убрать, так он и без штанов сбег. Ой, паразит...
Медалей у дяди Вити было пять и один орден Славы. Тетя Стеша аккуратно выложила награды на чистое полотенце, а Сашка сделал  фотоаппаратом «Смена-8» два кадра. Он экономил пленку. Мы у нашего самолета уже больше, чем полкассеты израсходовали, а фотоаппарат нам Сашкин брат только на время дал.  Потом тетя Стеша посоветовала  подойти к председателю колхоза Ивану Николаевичу.
 - Иван Николаевич, конечно же, воевал, - сказала она, провожая нас к правлению. – Он точно ветеран, у него и руки с войны нет…
В правлении было тихо и прохладно. За столом сидел однорукий усатый дядька и подписывал бумаги, которые подавала ему полная женщина в ситцевом сарафане.
 - Вам чего? – глянул на нас дядька из-под густых бровей.
 - Нам ветеранов задали, - стушевались мы под строгим взглядом. –  Вот, это… Нам председателя бы…
 - Я председатель, - строгость из глаз председателя уходила, уступая место интересу.
- А, вы на каком фронте воевали? – тут же решился взять быка за рога Сашка. – Руку-то, где поранило?
- Руку-то? – председатель, глянул на свой пустой левый рукав. – Руку я на финской потерял. Можно сказать, по глупости. Сапером я был…
 - Нам про финскую не надо, - не особо вежливо перебил председателя Сашка. – Нам ветераны Отечественной войны нужны. Задали так.
 - Выходит, не подхожу я вам? – протяжно вздохнул председатель. – Не пришлось мне в Отечественную повоевать…
 - А пусть они  на конюшню к Клыгину Петру Петровичу сходят, - предложила, молчавшая досель женщина. – Он офицером воевал.
- Вот только не к Клыгину мальчишек посылать, - хлопнул ладонью по столу председатель. – Я как понимаю, если ты на офицера выучился, то будь примером во всём. А этот сидит бирюком на конюшне своей: то пьет беспробудно, то на собраниях возьмется умничать, словно мы без него не знаем, где у нас плохо, а где и хуже того. Нет, к Клыгину не ходите, у нас без него достойные ветераны найдутся. Вон, Иван Рогозин, хотя бы.
Председатель позвал нас к окну и показал на худого плешивого мужика, который  правил лениво бредущей по дороге лошадью.
 - Да, какой из Ваньки солдат? - прыснула в кулак женщина. – Жена его, Нюра, то и дело жалуется, что он курицу боится зарубить. Ей самой всегда приходится такой грех на душу брать. Из Ваньки солдат, как из меня акробат…
Женщина хотела еще что-то сообщить на эту тему, но тут зазвонил телефон. Председатель поднял трубку, долго слушал кого-то, пыхтел, а потом в сердцах грохнул той самой трубой по аппарату.
 - Час от часу не легче! Велели уполномоченного по покосу из области встречать, а мы еще и охапки не накосили.  Хотели же после Петрова дня начать… Чего делать? А?
- Так собери мужиков, Иван Николаевич, да покосите для виду, - посоветовала удрученному председателю помощница. – У дороги вон…
- Ты чего Глаха, вообще что ли? – рассердился Иван Николаевич. –  На солнце посмотри. Полдень скоро. Какой дурак в полдень косить выйдет?
- А, думаешь, уполномоченный этот понимает чего? – махнула рукой Глаха. – Встаньте с косами возле дороги, он посмотрит на вас, а я тут стол пока соберу…
- А, может, и вправду? – крепко потер ладонью  подбородок председатель, а потом, глянув на нас, сердито да  приказал бежать за Иваном Рогозиным. И мы побежали.
- Дяденька, - закричали мы, быстро догнав скрипучую телегу, - а ты воевал?
Возчик пожал плечами и жестом пригласил нас присаживаться рядом с ним. Забрались мы на телегу и опять о своем.
 - Дяденька Иван, а у тебя медаль есть?
- Есть, - как-то неохотно ответил возчик. – Дома лежат.
- А покажи!
- Чего ж не показать, покажу, ежели вам надо. Поехали.
Дом дяди Ивана стоял рядышком средь кустов отцветающей сирени. Домик был небольшой, но аккуратный и ухоженный. В сенях лежали плетеные половики, было прохладно, и немного пахло навозом и какими-то цветами, а в избе совсем другой дух оказался. Праздничный, пирожный. Но нас сейчас не особо пироги интересовали. Нам на медали не терпелось посмотреть. Медалей оказалось три, но они как-то сразу померкли рядом с орденом. И у нас от этого ордена аж дух скрутило. Рядом с блюдом пирогов лежала высшая награда нашей страны – орден Ленина!
 - Это твой? – почему-то шепотом спросил дядю Ваню Сашка.
- Мой.
 - А сколько ты, дядя Ваня, фашистов убил? – уже восхищенно смотрели мы на чуть смущенного хозяина избы.
 - Я? – как-то здорово смутился дядя Ваня. – Я не убивал…
- А за что же орден тогда? – округлил до самого некуда глаза Сашка. – Чего ж ты на войне-то делал?
- Что говорили, то и делал, а то как же,  - вздохнул ветеран, убирая со стола награды.
- Так орден-то за что, если ты не убивал? – настырно продолжал допытываться мой друг.
Да только не успел дядя Ваня ответить.  Раздался громкий стук,  в окно и та самая женщина из правления  велела дяде  Ване бегом собираться на покос. И не до нас стало ветерану, он в сарай за косой побежал, а мы  тут же об оставшихся возле правления велосипедах вспомнили. Велосипеды-то у нас почти новые, а ну как угонят?  Жалко. Переживали мы зря: велосипеды оказались на месте. На радостях мы хотели еще ветерана найти, даже прицелились к одному дяденьке, шедшему по деревенской улице с косой на плече, но подойдя к нему поближе, услышали, как он бурчал себе под нос не особо хорошие слова. Чем-то интересоваться у хмурого мужика нам сразу расхотелось, и мы решили пойти искупаться.
К речке вела узкая извилистая тропинка. Проехать  по тропинке  у нас не получилось, пришлось  идти пешком и везти велосипеды в поводу.  Сашка шел впереди а я сзади. Немного поплутав среди зарослей кустов, вышли мы к серому покосившемуся зданию  конюшни. Теперь оставалось только завернуть за угол, спуститься с пригорка  и вот она – речка. Мы шли  и никак не могли успокоиться после разговора с дядей Ваней.
- Да, это орденоносец, если он фашистов не убивал? – уже в который раз громко спрашивал меня Сашка. – Стырил, поди, где-нибудь этот орден Иван Рогозин и все тут…
 - Эй, щеглы! – окрикнул нас кто-то из ворот конюшни. – Стоять! Идите сюда!
Мы обернулись, остановились, но засомневались: идти нам в конюшню или нет. Уж больно неприятный голос позвал нас.  Лучше всего в такой ситуации: бежать, куда глаза глядят, но мы про такое лучшее как-то сразу не сообразили, а потом было поздно. Через несколько секунд нас за воротники рубах коренастый мужик с сильно опухшим лицом и злыми глазами щелочками. От взгляда таких глаз мигом кровь во всем организме застынет, и сердце испуганным воробьем затрепыхается. Жуть, одним словом. А сердитый незнакомец, между тем, крепко тряхнул Сашку и спросил хриплым голосом:
 - Ты чего это тут про Ваню Рогозина кричал, щегол?
- Я чего? Я ничего? – засуетился Сашка. – Я говорю, что не могут человеку боевой орден дать, если он фашистов не убивает. Не бывает такого. А дядя Ваня и курицы  зарубить не умеет…  Как же ему могли орден-то дать?
 - Щегол, - хрипел сердитый мужик, - понимал бы чего… Одно слово – щегол… Где тебе понять… Ваня – геройский человек. Единицы таких. Он на фронте санитаром был и больше сотни раненных на своем хребте с передовой вытащил. С передовой! Ты понимаешь это, щегол? Ему Героя надо было дать… Эх вы, щеглы.
Мужик отпустил нас и побрел к воротам конюшни.  Нам бы бежать скорей, а Сашка кричит сердитому гражданину в спину.
 - А ты сам-то воевал, дяденька?
- Воевал! – резко обернулся мужик. – В СМЕРШе я воевал, щегол.
- А ты фашистов убивал?
- И фашистов тоже…
- Дяденька, - жалобным голосом канючил Сашка, - а расскажи про войну.
- Зачем? – нахмурился дядька.
- Интересно.
- А чего тебе интересно, щегол? – мужик набычился, засопел, и глаза его налились кровью. – Как кровавые ошметки мозгов по беленой стенке стекают?  Или, как мальчишка скулит «мама, мама», а я приговор в исполнение должен привести… Интересно им! Пошли отсюда, чтоб духу вашего здесь не было! Ух, я вас!
Нас как ветром сдуло! Сперва мы побежали, потом прыг на  велосипеды и жмем на всю катушку. Крутили мы педали не хуже любого чемпиона и часто испуганно оглядывались: не бежит ли за нами этот злой дядька.
Отдышались мы только возле нашей школы, вернее, почти отдышались. По-хорошему Витька Сажин отдышаться нам не позволил.
 - Где вы шляетесь?! – заорал он, едва завидев нас. – Побежали тренироваться! Завтра турнир «Кожаный мяч» начинается! С улицей Свердлова играем!
И куда тут денешься?  Побежали тренироваться.  Через неделю, обыграв соперников на поселке, мы поехали на районные соревнования…
О поручении мы вспомнили тридцать первого августа и сразу сели писать отчет.  Поначалу у нас ничего не получалось, а потом сестра Сашки посоветовали нам книжку о войне почитать. Мы почитали немножко и написали об отважном разведчике Викторе Петровиче Гаврюшине. А о ком еще писать? На всякий случай придумали мы, как дядя Витя немецкого генерала в плен взял. Ну, не совсем придумали, в книжке о таком случае было написано, вот мы и решили, что достоин дядя Витя генералов в плен брать.  До часу ночи печатали мы фотографии при красном фонаре. Утром вклеили эти фотографии в тетрадь с записями и понесли старшей пионервожатой.
Фотографии получились немного темноваты, но Галине Сергеевне наш отчет понравился.