МАМА

       Надежда Ивановна тяжело поднялась и вышла в сад. Сегодня поясница с утра напоминала о себе. Но день был таким светлым и сияющим, что думать о болезнях совсем не хотелось. Ну их к лешему, подумала она, хотя и понимала, что сегодня вряд ли удастся поработать на грядках.
       Этот участок они с мужем поднимали сами, всё своими руками делали. Зато как славно было потом летом повозиться немного с цветами. Раньше-то и огород занимал много времени и сил. Он стал неплохим подспорьем для семьи в трудные годы. Только когда муж заболел, а потом и вовсе покинул этот мир, Надежда Ивановна перестала обращать внимание на участок. Только любимые цветы еще радовали ее своей красотой.
       Женщина села на скамеечку. Утро охватило ее своей прохладой и запахами цветущих растений. Хорошо-то как, - подумала она, оглядывая по-хозяйски небольшой цветник.
Надежда Ивановна залюбовалась разросшимися кустами флоксов. Они были разных цветов, но их оттенки приятно сочетались, создавая ощущение свежести и какой-то нежной скромности. Это еще мать Надежды посадила все эти растения и всегда в первую очередь поливала именно эту грядку.
       - Вот бы ты сейчас посмотрела на своих любимцев, - подумала женщина, а мысли по какому-то странному переплетению ассоциаций вдруг перенесли ее в далекое прошлое, в страшный 1941 год.
       Начало войны, растерянность взрослых, которую они старались не показывать детям, и гнетущая неизвестность. Надя только-только кончила второй класс и собиралась с бабушкой ехать в пионерский лагерь. Бабушка Люба работала в поликлинике и специально ради внучки на лето договорилась ехать врачом в какой-то пионерский лагерь, чтобы Надя всё лето могла провести на природе. Однако поездке не суждено было осуществиться. Война спутала все планы.
       Надежда Ивановна улыбнулась, вспомнив, как ее мама, тогда еще молодая женщина, проявила инициативу и принесла из магазина целый килограмм шоколадных конфет. На всякий случай! О том, что война может затянуться на несколько лет, в тот момент никто не думал.
       Очень скоро всё определилось: отца с матерью (оба были архитекторами) отправили со всей их организацией в эвакуацию «восстанавливать на новом месте авиационную промышленность». А вернее, строить всё сначала, и как можно быстрее, фронту нужны были самолеты…
       Надя помогала маме собирать вещи. Опыта никакого ни у кого не было, брали, что приходило в голову. Но потом и это пригодилось: всё, что можно было продать или обменять на продукты, тут же находило новых владельцев. На первых порах это помогало выжить в труднейших условиях, в чужом незнакомом городе, где и коренным-то жителям было тяжело. А чужакам и подавно.
       Но пока всё это было в будущем, и о нем никто не знал. Отъезжающих собрали на вокзале, вернее, за вокзалом, потому что поезд оказался товарным. Состав из пустых вагонов. Отца с группой сослуживцев отправили на новое место заранее, чтобы подготовить прием семей и наметить планы быстрейшего развертывания оборудования, которое также отправилось на новое место.
       Так, Надя с мамой очутились в набитом людьми и вещами вагоне. Сесть было некуда, сидели на чемоданах и тюках. Хорошо еще, что среди отъезжающих было несколько мужчин, которые на новом месте должны были отлаживать авиационное оборудование. Так что мужская сила и смекалка оказались как нельзя кстати. В этом женщины с детьми скоро убедились.
       Без какого бы то ни было гудка или сигнала поезд тронулся. Двери вагона оставили открытыми, уезжающие могли смотреть в них, прощаясь с последними московскими улицами и со своим прошлым.
       Никто не двигался. Люди еще не привыкли перемещаться по вагону с открытой дверью. Всем почему-то казалось, что поезд дернется, и кто-нибудь обязательно выпадет наружу. Только детишки из любопытства вытягивали головы, но на всякий случай крепко держались за юбки матерей.
       Так в молчании прошло пару часов. Потом кто-то из мужчин очнулся от этого оцепенения и созвал совет: что делать, где спать, как обустроить вагонный быт? Поезд шел медленно, часто останавливался, пропуская более важные эшелоны, долго стоял на перегонах. Нам повезло: рядом остановился другой состав с древесиной. Мужчины и наиболее активные женщины переглянулись и соскочили на землю. Скоро они вернулись… с массой досок. Еще две-три вылазки, и наше проживание в товарном вагоне стало более комфортным. Кто-то вспомнил, что прихватил с собой пилу, кто-то нашел у себя еще какие-то нужные инструменты.
       В общем, к вечеру вагон преобразился. Справа и слева от двери выросли в два ряда нары. Вещи разместили под нарами, а уставшие за день люди, и особенно дети, отправились отдыхать, подстелив под себя все мягкие вещи, какие только у них были. Впрочем, дежурные, ответственные за эвакуацию, тоже подсуетились и раздали каждому человеку по ватному матрасу. Так что ночь в целом люди провели спокойно.
       Обычно, если машинист знал более или менее, сколько поезд будет стоять, он предупреждал людей в ближайшем вагоне, а уж они разносили информацию по вагонам. И походить вдоль насыпи было можно, ну, и прочие дела сделать.
       Надежда Ивановна пыталась вспомнить, что же они ели в пути, и не могла. В первый день, что взяли из дома. А потом? Потом покупали то, что окрестные жители приносили к поезду. На вокзалах тут же поезд окружали женщины в платках, которые предлагали вареную картошку, соленые огурцы и прочую снедь. Некоторые ухитрялись приносить даже котелки с горячим борщом.
       Если же поезд останавливался недалеко от поля с зеленым горохом, то набег на эту плантацию был обеспечен. Для детей зеленые стручки были привлекательнее любых конфет. Впрочем, «любых» конфет и не было. В большинстве случаев детишки баловались карамельками. А потом и они исчезли, - вздохнула Надежда Ивановна.
       Память медленно и как-то скупо, словно нехотя, раскручивала давно забытые картины. И то сказать, сколько лет прошло! В голове всплывало то одно, то другое. Какие-то отдельные фрагменты прожитой жизни.
       Почему она начала всё это вспоминать? Флоксы, любимые цветы ее матери. Образ матери словно проявился перед глазами Надежды Ивановны, но не такой, какой она помнила ее в последние годы, а молодой, задорной, веселой и такой родной. Но при чем здесь тот поезд? Да и вся эта ужасная война? Они осталась далеко в прошлом. Всё было: и голод, и страдания, и смерть близких...
       Но вот что странно, - женщина даже встрепенулась, - людям было так тяжело, а ведь никто ни на что не жаловался. Действительно! Сейчас-то только одни жалобы вокруг и слышишь. И это плохо, и то. А разве можно сравнивать? Люди что ли были другие? Наверно! Потому и выжили, и победили…
       Товарный эшелон медленно увозил их всё дальше от столицы. Наде нравилось смотреть через маленькое продолговатое окошко почти под самой крышей вагона. Так далеко она еще ни разу не уезжала. О том, что им самим может грозить опасность, никто не думал. Волновались за тех, кто ушел на фронт.
       Рев моторов нарастал. Немцы летят бомбить, сказал кто-то. Что же теперь с Москвой нашей будет? У всех эта мысль свербела в голове. Было уже поздно, люди лежали на нарах, готовясь ко сну. Вдруг рев мотора усилился, казалось, что летчик устремился прямо на ползущий поезд. Все замерли. Только мать Нади внезапно обняла дочку и буквально легла на нее, закрыв ребенка своим телом.
       Самолет пролетел над вагоном низко-низко и снова взмыл вверх. Видно, на этот раз цели ему были определены иные.   -Пронесло! – вздохнули люди с облегчением.
       Надя выползла из-под мамы: ну, ты меня совсем придавила! – проворчала она недовольно и оправила задравшееся платьице…
       Так вот почему она вспомнила сегодня этот эпизод! Может быть, только сейчас она до конца поняла неистребимую силу материнской любви. Неизбывной, всепобеждающей, такой незаметной и такой жертвенной.
       - Мамочка, дорогая, спасибо тебе за всё!

21.09.13 г