Сны

ВАСИЛИНА ГАЙ - http://www.proza.ru/avtor/wasilina  -  ЧЕТВЁРТОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ «ЛАУРЕАТ 19» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ


 Эти сны снились Анне всю жизнь. Она привыкла узнавать заранее о событиях, часто даже не касающихся её лично. Если кому-то из односельчан приходило время умирать, металась, не находя себе места. На малое время забывалась тяжёлым сном, а проснувшись, знала – быть беде. Со временем научилась получать ответы на вопросы, которые беспокоили –  засыпала, думая свою думу, а утром вставала, зная, что и как произойдёт, будто ночью в книге прочитала.

В деревне её считали колдуньей. Она привыкла слышать шушуканье за спиной и ловить косые взгляды. Никто и никогда не задумывался, как ей живется. Никто и никогда её не пожалел.

Мать Анны умерла, когда она ещё девчонкой была. Отец, вернувшийся с войны на одной ноге, держал детей в строгости, приучал всё делать на совесть. В деревушке, затерянной в башкирских лесах, не было ни магазина, ни медпункта. Сами выхаживали огород и скотину, пекли хлебы, шили-перешивали из старья немудреную одежонку, лечились травами. Тогда все так жили.

Однажды увидела во сне мужчину, похожего на односельчанина, только помоложе. Русые волосы развевались на ветру, голубые глаза смотрели с прищуром. Картинка, а не парень!
- Пойдёшь за меня?
- Не пойду!
- Пойдёшь…

Вскоре Анне пришлось переехать к овдовевшему брату, на руках которого осталось пятеро детей. Оставляя родную деревню, знала, что назад не вернётся, хотя надеялась, что ошибается. Четыре года она тащила на себе дом и немалое хозяйство. С местными общалась мало – не до того было. Если в дом брата приходили гости, встречала приветливо, но сама никуда без нужды не ходила.

Потом на брата положила глаз языкатая востроглазая вдовушка, жившая с матерью и двумя детьми-погодками.
- Не боишься, что она своих детей холить будет, а твои будут расти, как трава в поле? Мачеха, она и есть мачеха.
- Да нет, что ты! Она ж партейная! Все дети ровные будут.
- Тогда я домой поеду, мешать вам не стану.

Так они проговорили как-то вечером, а через пару дней во двор пришла будущая сноха с матерью и двумя незнакомыми мужчинами. «Наверное, родственники. Чего им надо с утра пораньше? Да, мало ли… Пойду бельё соберу, высохло поди уж».

Во дворе пришлось задержаться – привязанный у сарая молодой глуповатый пес обмотался цепью и, завидев хозяйку, начал истошно лаять, моля о помощи. Освобождение заняло немало времени. Когда она с горой детских рубашечек вошла в дом, гости сидели за столом. «Где-то я видела этого парня. Где? Не помню».

Не успела подумать, будущая братова тёща запела, залебезила:
- Проходи, милая, к столу. Вот, поглядите–ка на нашу ягодку. Весь день в заботах, не присядет, не угомонится.

Она молча прошла в другую комнату, бросила на кровать свою ношу. Следом вошёл брат.
- Нюш, ты бы, правда, вышла к людям-то.
- На что мне? Твои родичи - твои гости, ты и привечай.
- Так они к тебе пришли.
- Ко мне?!

В комнате послышалось шепот, затем - шаги выходящих гостей. Брат поспешил за ними. Анна постояла, обдумывая услышанное, махнула рукой. «Почему ко мне? Я их и не знаю. Ладно, надо со стола прибрать, да проверить, как там серая овца, не объягнилась ли».

Она вышла в опустевшую комнату и столкнулась с одним из пришедших со снохой мужчин. Русые волосы вьются над высоким лбом, голубые глаза, прищурившись, смотрят на неё.
- Пойдёшь за меня?
- Не пойду!
- Пойдёшь…

Может, и не пошла бы, да брат стал уговаривать:
- Соглашайся. Будешь в соседней деревне жить. Тут ехать – полчаса на мотоцикле. Если что – друг дружке помогать будем.
- Да что они хоть за люди? Может, надо поехать, поглядеть.
Тут вступили сноха с матерью.
- Хорошие люди, уважаемые. Мы их давно знаем. А невесте на выгляданье ездить нельзя, не по обычаю это. Ты ж их на всю деревню опозоришь.

Это потом она сообразила, что её просто выжили из братова дома. Боялись, наверное, что останется и станет вмешиваться.

Так вот и вышла замуж. На свадьбе новая родня устроила испытание для молодухи. Дали ей ведра, коромысло, показали, в каком дворе колодец. Путь, к слову сказать, получился неблизкий. Когда она поставила у калитки полные вёдра, один из подвыпивших гостей, проходя, зацепился сапогом, и за водой пришлось идти второй раз. Теперь Анна вошла с коромыслом во двор, но, когда спускала его с плеч, снова пролила воду - кто-то подтолкнул. Раздался пьяный смех.
- Экая ты неловкая! Нет, сношенька, так дело не пойдет. Самовар пора ставить. Где ж вода-то?
- Будет вам вода!
Сходила третий раз. Заметив крадущегося мужика, выплеснула на него целое ведро. Из второго окатила кучку гостей, видимо, ожидавших продолжения комедии. Спокойно поставила ведра у крыльца.
- Пейте!
-Ах ты, ведьма лесная!
Так и познакомились.

Порядка в доме и во дворе не было. Глинобитная хата, поставленная еще дедом мужа, во времена столыпинских реформ перебравшимся в оренбургские степи из Херсона, была изъедена дождями. Свекровь, оттаскавшая в свое время двенадцать пуз, перенесла операцию по женской части и работать уж не могла. Из восьми выживших ее детей двое погибли на войне, пришла похоронка и на мужа. Дочери, подрастая, одна за другой вышли замуж, младший сын подался в город. Старший остался с матерью, работал трактористом в колхозе. Работал честно, от зари до зари пропадая в поле, и не особо вникал в домашние дела. А когда на него свалилось счастье в виде совестливой и словно двужильной жены, воспринял это как должное: пашет баба по хозяйству, так на то её и брали.

Свекровь была, в общем-то, незлобивой, и с ней, конечно, можно было со временем найти общий язык, если бы не ехидный деверь да золовушки – змеиные головушки. Почти все они, за исключением самой младшей, невзлюбили работящую сноху с первого взгляда, и всё старались настроить против неё мать.
- Ой, лишенько мое! Браточек, дорогой, зачем я тебя послушала?!

Но плачь, не плачь – дело сделано. Она впряглась в работу и за несколько лет так обиходила усадьбу, что часто заезжающие гости удивлялись. Себя не жалела. Поначалу надеялась, что отношение со стороны родни переменится. Но получалось наоборот – чем больше хвалили ее чужие, тем больше недостатков находили в ней свои. А поскольку в хозяйстве придраться было не к чему, стали цепляться к тому, что коленки у неё некрасивые, что она обычаев не соблюдает – вон, при луне рассаду на городчике высаживала, еще и бормотала что-то, а на Здвиженье пошла овец пасти да весь день носки штопала.
- Откуда ж я знала, что это за день. Предупредили бы, не работала.
- Такое у нас все знают. А уж как в ваших лесах принято, про то нам не ведомо.

Здесь лесов не было. В нескольких километрах от деревни раскинулись несколько жиденьких березовых рощиц. В одной из них она обнаружила пышные заросли чудодейственной травы, которую на её родине звали чистотелом. Отваром этой волшебной травки лечили любые болезни людей и животных. Обрадовалась, будто встретила землячку, набрала полный мешок, привезла домой. Родня не поверила её рассказам о целебной силе «сена».
- У нас травки только колдунки собирают.
Она стала сушить чистотел тайком, понемногу. Прятала за трубой на чердаке. Так же, таясь от всех, лечила своих детей.

Работала в колхозе разнорабочей – куда пошлют. Вставала чуть свет, чтоб успеть переделать часть домашних дел. Вернувшись, снова хлопотала по хозяйству. Её городчик был самым чистым и урожайным в деревне. Бочками квасила капусту, солила огурцы и помидоры, ещё и соседей одаривала. Однажды по осени, отработав день на току и управив скотину, до трёх часов ночи таскала с низов, откуда уж выбрали картошку, росшие на меже кабаки - уродило их в тот год немало. К утру ударил заморозок. У соседей, спокойно спавших всю ночь, урожай пропал.

И все была плоха. Бабы у колодца судачили, что водит она дружбу с нечистой силой, оттого, дескать, и урожаи, и порядок во дворе.
- Всё-то знает: и когда мороз ударит, и кто помрёт. Не иначе – колдунья. Гляди, начнёт мужиков привораживать.

Постепенно она перестала рассказывать про свои сны, хотя они становились всё тревожнее. Старший сын попал в Афганистан. Солдатам запретили сообщать родным, где они находятся и чем занимаются, но материно сердце не обманешь. Ночами она видела горящие машины, слышала выстрелы, стоны раненых и чужую речь. Увидев, как сын чудом увернулся от снайперской пули, за ночь поседела и с той поры совсем лишилась покоя. Работала до изнеможения, лишь бы только к ночи отключиться, лишь бы ничего больше не узнавать. Измученная, была уже на пределе сил, когда увидела, наконец, другой сон.

Какая-то чужая хата. Что-то она в ней делала и плакала, причитая о сыне. Откуда-то сверху, как с полатей или с высокой печки, спустился старичок с бородкой, весь седой, одетый в белые одежды. Подошёл к ней, утешая, провёл рукой по волосам.
- Не тужи. Пуля его не возьмёт. Вернётся. Только не рада будешь.
Сказал, да и полез по лесенке обратно на свою лежанку. У самого верха оглянулся, погрозил пальцем:
- Только никому не говори!
Она и не говорила. Больше двадцати лет молчала, хотя часто вспоминала. Ох, прав был старичок!

Сын, прибывший в отпуск, не особо распространялся о тяготах службы. На расспросы многочисленной родни, собравшейся по поводу его приезда, отшучивался или переводил разговор на другое.
Когда гости были уже сыты и пьяны, сын младшей золовки, студент пединститута, захотел примерить шинель.
- Дай, братка, хоть глянуть, к лицу ль мне форма. Служить-то не придется – институт, потом работа в сельской глубинке, тут и призывной возраст на исходе.
- Бери, не жалко.

Анна проходила мимо племянника, красующегося перед зеркалом, с горой грязной посуды. Мельком взглянула и вдруг увидела его стоящим на красноватой, словно выжженной земле. Кое-где видны высохшие чахлые кустики, выгоревшая трава. За спиной у юноши - какое-то казенное здание из бетона, за ним - знакомые проклятые горы. Дрогнули руки, звякнув, упала на пол ложка.
- Ну как, тёть, идёт мне?
- Хорош!
- Эх, жаль, пофорсить не получится.
- Получится. Скоро свою шинельку примеришь.
В комнате стало тихо.
- Тьфу, дура! – мысленно обругала она себя. – Тянуло тебя за язык!
И поспешила на кухню.

Вскоре племянника, действительно, призвали на службу, и он два года топтал афганскую землю, правда, в отличие от сына Анны, в настоящем бою не был, служил при штабе. Но отношения с семьей золовки стали заметно холоднее. Родня взбеленилась:
- Это она, ведьма, подстроила!
- Обидно, видать, стало, что родной сын в пекло попал, решила и другим напакостить.

Она не могла им объяснить то, что сама уже давно поняла – от судьбы не убежишь. В силах человека только одно - постараться вести себя достойно, проходя через все испытания. Потому и не опускалась до скандалов, только все больше замыкалась в себе.

А годы шли... Молодая красавица, которая когда-то вошла в этот дом, становилась больной суровой старухой, глубоко в душе затаившей обиду на весь свет.