Часть 1

В аду идет снег. Вы бы никогда не поверили в это, но я вижу его своими глазами каждое "утро", когда просыпаюсь. Серые хлопья замазывают окно, и я не могу разглядеть, что происходит снаружи. Из-за этого в комнате круглые сутки темно. Лишь выйдя на улицу, понимаешь, что это вовсе не снег. Из-за пепла, падающего с неба, не понять,  что же там наверху. Он стелется на землю, и мы -  жители ада - ходим по нему, оставляя размазанные следы. Кругом, куда не посмотришь – их вереницы, они мельтешат короткими цепочками, – ходить горячо, – адское пламя подогревает землю, и то и дело из расщелин, режущих землю, в небо выстреливают серые пары горячего воздуха, взбудораживая пепел и заставляя его кружиться в небе. Здесь довольно серо. Мрачно. Белоснежные дома измазаны сажей. Здесь нет страдания, только лишь уныние. Страдания глубже, где все горит.

  Утро начинается неприметно, по обыкновению грустно. Здесь не может быть иначе. То единственное место, где можно существовать, - является границей между бесконечным счастьем и бесконечным страданием. И то и другое великолепно по сравнению с непрекращающимися апатией и меланхолией. Жизнь здесь напоминает смерть, хотя конечно, никто из нас не знает, что такое первое и второе. И чем все заканчивается. Здесь вообще стараются не думать о таком. Мысли о смерти рождают ещё большую депрессию. Из неё не выкарабкаться, ведь мы даже не можем умереть, а иногда очень хочется.

Мне снился жуткий сон, от которого я проснулся в холодном поту. Какие здесь ночи – такие и сны.
Маленький мальчик стоит возле желтого такси с рюкзаком за спиной…
Он машет мне своей маленькой ручкой…
Грустно…
Двухэтажные домики с привоженными лужайками на фасаде…
Женщина в белой футболке…
Такси…
Грустно…
Они уезжает…
Грустно…

  Каждое утро необходимо пить специальную жидкость. Она лишает мук там, снизу, где вечно горит огонь. Невесело каждый день спускаться туда, но это, как и для многих, моя работа. Тяжкая, безвылазная, вечная. У нас нет выходных, в аду нет времени, все здесь одинаково. Здесь короткие «ночи» и длинные «дни». Здесь «круглый год» «зима», снегом которой служит пепел.

  Когда не высыпаешься, ком в горло не лезет. Я чертовски плохо сплю. Целую ночь напролет, из-под земли разносятся вопли мучеников, горящих в вечном огне. Круглые сутки их подвергают истязаниям, и вместе с ними мучаемся и мы.
 
  На улице не так жарко как в доме.
 
Утро не бывает добрым. Особенно в аду.
 
  Со мной здороваются. Их голоса больше похожи на скрип, как будто кто-то царапает фарфор вилкой. От этих звуков хочется кричать. Лица этих существ такие же мерзкие, как и их речь, поэтому они скрывают свои черты за масками, по которым стекает черное тягучее вещество. Глаза собеседников невозможно разглядеть за тремя маленькими круглыми окошками, потому что они слишком черные и сливаются с маской. Я ненавижу этих тварей, в большей степени, потому что я ничем от них не отличаюсь, а они продолжают разговаривать со мной. Эти звуки заставляют бежать, но ты не можешь пошевелиться. Внутри все закипает, а ты стоишь, как вкопанный, не способный сделать и шага. Они шепчутся друг с другом. И мне приходится говорить с ними точно так же, ведь это простые правила приличия.
В небе раздались хлопки, и мы вчетвером нагнулись, закрывая кожаные капюшоны наших одежд перчатками. Всем было понятно, что сейчас наступит третий сигнал. Разрезая пепел и оставляя за собой шлейф, в небе пролетел черный вестник, напоминающий огромную летучую мышь. Он проскользил прямо над нами, взвинчивая воздух широкими чернильными крыльями, с которых капали раскаленные куски его шкуры и въедались в землю, прожигая её. Мы закрыли руками уши и ждали.
 
  Все вокруг сотряслось криком. Это был вестник, он звал всех на работу. Третий сигнал и это значило, что после него, последует четвертый, - последний, - который будет сулить настоящие муки, тем, кто не собирался трудиться.

  Черная тень пролетела дальше, а потом метнулась перпендикулярно вверх, исчезая в падающем пепле.

  Мы вздохнули свободно. Стоило поторопиться. Не стоило дожидаться четвертого сигнала.