Когда приходит выдра современная грустная сказка

Константин Токарев
The ring must be afire!

Моей несостоявшейся тёще – милой Елене Юрьевне, которая так вначале боролась за наше с её дочерью совместное счастье,
а потом и перестала.


Когда приходит выдра
(современная грустная сказка)

Сейчас, когда всё уже позади и я более не рискую ни собственной кожей, ни душевным спокойствием, я могу всё осмыслить и сказать – она сделала со мной то, что при любых обстоятельствах казалось немыслимым и невероятным. Она выдернула меня из семьи, в которой я прожил более двадцати лет, как умелый стоматолог с поганым хрустом враскачку вытаскивает коренной зуб из челюсти страждущего пациента. О, как я был счастлив в эти дни! Осознание того, что я, очевидно, предал добрую жену, любовницу, ставшую за пять лет второй женой, не оказывало на меня сколько-нибудь серьёзного воздействия. Новая жизнь ворвалась в меня и закружила в своём диком безумном хороводе.

    На войне и в любви все средства хороши, и я не останавливался ни перед чем. Рвал все связи. Смеялся в лицо всем бранящим и упрекающим меня. В центре моего мира стояла Настя, девочка-ангел, волшебная фея из доброй сказки. Богочеловек, почти не имеющая недостатков и щедро одаренная бесчисленной массой достоинств. Как можно было не последовать за нею, не бросить всё и всех, и, схватив её юную и нежную, не воспарить вдвоём невесомо над остальным миром? Такие подарки судьбы не упускают, а упустив, клянут себя остаток жизни за тупую нерасторопность, неумение быстро понять и разглядеть что-то очень важное в жизни.
    В объятиях друг друга мы с неземным наслаждением говорили о литературе и поэзии, политологии и истории. Взахлёб по очереди читали вслух толстые и серьёзные исторические журналы. Мечтали о той жизни, когда не нужно расставаться на вечер и ночь, о том времени, когда мой ангел защитит, наконец, свою кандидатскую и мы поедем в путешествие в дальние дали, райские места и зачнём там в неистовой любовной лихорадке продолжение себя, воплощённое в новой жизни. На улице стоял ноябрь – не самое тёплое время в наших широтах, но почему-то неутолимо хотелось петь, да, да, открыть окно кабинета, высунуть голову в холодный мрак вечера и петь во всю глотку. Неважно что, главное петь, потому что не петь от ощущения распирающего тебя счастья было нельзя.

     Прильнув ко мне, жадно и нежно глядя в глаза, она убеждала меня в том, что разница в возрасте в двадцать с лихвой лет не  может значить ничего. Морщины на моём лбу и намечающиеся гусиные лапки под глазами её не смущают. Прежний опыт отношений с ровесниками её не вдохновлял, напротив хотелось попасть в лапы взрослого мужика, состоявшегося в этой жизни человека и добытчика. Ей нравилось смотреть, как я работаю, встречаюсь с людьми, говорю по телефону. Я видел её полные восторга и желания черные глаза, глаза дикой кошки, жаждущей вонзить свои клыки и когти в твою плоть, напиться горячей крови и насытить, наконец, свою похоть. Я не сопротивлялся слишком долго и дал себя убедить в том, что любим, и сам хотел любви, самой дикой и необузданной за всю мою предыдущую жизнь. Боже, что мы вытворяли в моём личном рабочем кабинете! Вначале я опасался, что проходящие по коридору сотрудники без особых усилий смогут уловить очень уж недвусмысленные звуки, да и нередко едва скрытые, сдавленные крики, доносящиеся из недр моего служебного логова! Потом я перестал заботиться и об этом. Пусть даже кто-то и узнает, что в этом такого? Ведь я не украл эту любовь, она сама пришла ко мне и захлестнула меня целиком, эта страсть, внезапная, как цунами и горячая, как вулканическая магма! Моя девочка, смуглая темноволосая багира, стала моим другом и единственным настоящим смыслом бытия. С детства лишённая столь необходимой ей отцовской заботы и внимания, она стала называть меня папой. Я ничуть не возражал. Теоретически я действительно мог бы быть её родителем, и примерить на себя роль покровителя и заступника мне было вполне удобно. Странным было то, что моя нежданно обретённая дочка периодически позволяла себе грубоватые выпады, не вполне согласующиеся с ролью воспитанницы. Но это всё было потом. И потом было много странного. Очень, очень много. Тогда же была любовь, была моя юная мулатка-прелестница и абсолютный вакуум вокруг. Вся периферия начисто перестала существовать, словно и не было её вовсе тогда.

    Конечно же, я замечал, что мой не в меру эмоциональный ребёночек живёт в мире, настроенном к ней враждебно. Я не понимал, почему это так и чем мой маленький нежный человечек заслужил такого к себе отношения. Но одноклассницы стойко не любили её. Популярностью у одноклассников она также явно не пользовалась. Став студенткой, лирических отношений с однокурсниками у нее не сложилось. Были, разумеется, среди знакомых студентов те, кто желали нырнуть к ней в постель, воспользоваться её роскошным телом, но они не в счёт. По настоящему близких людей у моей возлюбленной почти не было. Существовали, правда, какие-то особы, проживавшие в других городах, изредка навещавшие Вятку и радовавшие девочку своим общением, но и это случалось крайне нечасто. Брак, в который она по-быстрому, вступила сразу же после окончания универа, скоропостижно развалился по вине, как утверждалось, неумеренно пьющего безработного мужа, страдающего, к тому же, преждевременной эякуляцией. Длившиеся более года отношения с другим молодым человеком также коллапсировали по причине инфантильности последнего и его неспособности «принимать быстрые и серьёзные мужские решения».

    Сейчас прекрасная фея была в моих руках, и я не собирался ни упускать своё счастье, оказавшееся столь реальным и осязаемым, ни позволять внешней агрессивной среде наносить моей возлюбленной раны и увечья. Я стал её рыцарем и лордом протектором, наслаждался и гордился принятой на себя ролью. Я видел и осознавал, что она нуждается во мне, своём новоприобретённом отце, помощнике и любовнике. А Настя, как грамотный и одарённый проповедник, умела найти правильные нужные слова, произнести их раскалённым, влажным шепотом, убеждая меня в истинности моих построений.
    В жизни каждого человека перед принятием какого-то важнейшего в определённый момент его жизни решения происходит что-то, что служит толчком, импульсом, необходимым для того, чтобы с некой отправной точки началось поступательное и необратимое движение к намеченной цели. В случае с Настей это был мой побег из Нижнего Новгорода, куда я был скоропостижно командирован на пару недель для повышения квалификации и непонятно для чего ещё. Её родители – мамочка и бабан предупредительно эвакуировались на дачу, оставив в наше распоряжение на целый уик-энд роскошную трёхкомнатную квартиру необъятной сталинской планировки. Впрочем, для организации рая на земле в течение этих двух суток нам волне хватило и одной небольшой комнаты моей несравненной возлюбленной. Какие это были дни и ночи! Гармонии наших отношений могли бы позавидовать герои самых слащавых мелодрам!

    Но то была не фальшь кинематографических слюноиспусканий, а реальная, осязаемая жизнь, наполненная ударами тактильных переживаний и ароматами любовной истомы. Жадно мы поглощали друг друга и никак не могли насытиться. Казалось, воздух нам был менее необходим, чем плотская радость конвульсивных объятий наших раскалённых скользких тел. Бедные соседи! Слышали ли они нас? Если это так, то на их месте оказаться бы я никогда не захотел. Почувствовав острую нужду в пище гастрономической, мы перебирались на кухню и за напитками и едой продолжали пировать друг другом, пожирая звучание взволнованно утомлённых голосов, переливы любовных интонаций, шершавый бархат беззастенчивых взглядов. Голая, она неспешно убирала со стола, и это, с уверенностью могу сказать, было лучшим зрелищем в моей жизни. В ожидании приезда её родителей мы уничтожили следы наших недавний бесчинств, заправили полуразрушенный диван (слава ему вовеки! Жаль, не успел отремонтировать!) и уселись почитать вслух Блока, как добропорядочные дети после разнузданной драки с использованием всех наличествующих в доме подушек. Что ещё можно было хотеть зрелому джентльмену, держащему в цепких объятиях прелестницу немыслимо-космической привлекательности, умницу, единомышленницу, аспирантку? Оставалось лишь сказать себе – «о ля ля!», – и капитулировать, тем более, что стирать носки и трусы любой степени загрязненности мне твердо гарантировали.

    Итак, не прошло и пары недель, как я с грохотом ввернул немалых размеров свой чемодан в комнату моей маленькой принцессы и определился с ней на проживание. Трогательные мама и бабан с трепетом вручили нам новый в упаковке и потому колом стоящий комплект постельного белья. Я был избранником моей юной нежной черноглазой феи, её папой, наставником, любовником и другом. Счастью моему не было никаких вселенских пределов! Я чувствовал, как оно незримыми волнами покрывало весь Млечный путь и остальные известные человечеству галактики. Оно множилось и расширялось! Не было ни малейших оснований сомневаться в том, что всё может быть как-то по-другому. И я с необычайным задором высмеял бы каждого, кто попытался бы проронить хотя бы квант скептицизма по поводу исхода этого предприятия. Да, всё это было так, и путь мой дальнейший казался прямым и светлым, пока на этом самом пути я на полной крейсерской скорости не столкнулся лоб в лоб с Выдрой.

    Эта тварь появилась внезапно, как она всегда любила, в своей фирменной манере. Обойти её или объехать не представлялось никакой возможности. Если же я скажу, что к этой встрече я был совершенно не готов, то, верьте мне дорогие мои друзья и соседи, я не скажу вам ничего! Тварь, внезапно вылезшая из моей маленькой принцессы, застала меня решительно врасплох. Эта пучеглазая, остромордая, усато-бородавчатая штука на первых порах не пыталась никого сожрать, лишь продемонстрировала когтистость лап и клыкастую пасть, обдала раскалённым дыханием ядовитого своего нутра.

    Тот вечер был хорош и обещал много приятных минут. Беседа моя с Настей на излюбленные исторические темы протекала неспешно, но с явной обоюдной заинтересованностью. Моя маленькая красавица, выпускница исторфака (краснодипломница!) всегда имела что сообщить по вопросам истории Государства Российского и в этой части была устойчиво информативна. Тогда ещё я не располагал ставшим мне позднее доступным сокровенным знанием, за что и поплатился. Состояло оно в том, что любой контактёр, затрагивающий в коммуникации с девочкой проблемы истории, вступал в тщательно оберегаемую ею от чужого вторжения зону особой, необыкновенной сенситивности, изобилующую ловушками и капканами. На страже этой территории в неведомых её закоулках стояла наготове с оскаленной пастью, роняя пенящуюся слюну, Выдра. Конечно же, я ничего не знал о подстерегающей меня опасности и поэтому позволял себе двигаться в этой зоне с вальяжной небрежностью беспечного первопроходца. Когда на очередном повороте нашей учёной дискуссии я с глупой безрассудностью сделал несколько некомплиментарных высказываний в адрес большевиков (имею же я, черт возьми,  право высказать своё мнение, хоть, может быть и ошибочное?!) эффект оказался просто потрясающим! Что же я сказал такое, что привело к столь невероятному результату? Да, я помню это хорошо. Я заявил, что рад свершившейся в нашем городе маленькой топонимической контрреволюции – возвращению исторических названий нескольким старым улицам. Одной из них была та, на которой проживала моя ласковая чаровница и во времена диалектического материализма носившая название «Большевиков». Волею инициативной группы горожан, к числу которых не вполне обоснованно причисляли и персону Губернатора, улица вернулась к старому названию начала прошлого века и стала именоваться «Казанской». Это ли не было прекрасно!? Всё случившееся далее произошло со скоростью обрушившегося на меня селевого потока. 

    В эти следующие минуты я впервые увидел Выдру! Нежное, милое личико моей феи внезапно потемнело, зашершавело грубой чешуёй и как-то резко выдалось вперёд. Смеющиеся, добрые, умные глаза налились гневом, выпукло и безумно уставились на меня. Маленький, чувствительный рот, который я так всегда любил целовать, обнажил дёсны с множеством мелких и острых клыков. Черты лица, хотя то, что предстало предо мной, уже и лицо больше не напоминало, исказились. Вылезшая из моей маленькой принцессы гадина бесновалась и негодовала. Взявшийся невесть откуда толстый когтистый хвост закручивался кольцами, яростно и тяжело бил по сторонам, грозя дотянуться до меня. Нутро твари клокотало, когда она клеймила и запрещала мне – глупцу, влезшему в её сумеречное королевство, делать идиотские высказывания, невежественные предположения и вздорные суждения о предмете её безоговорочного обожания.

   Отпрянув в ужасе, я обнаружил, что Выдра исповедовала идеологию дремучего безапелляционного большевизма и обсуждать иррациональность своих взглядов не желала, угрожая нанесением мне ужасных ран и кошмарных увечий. Не веря своим глазам, я продолжал наблюдение за тем существом, которое только что, не далее чем минуту назад, было моей драгоценной возлюбленной. Что с этим делать, как справиться с произошедшим, я не ведал. Я просто замер в оцепенении, в полной неспособности предпринять что-то действенное. К моему счастью, это и оказалось наилучшим решением, инстинктивно пришедшим ко мне в момент физического ощущения нависающей надо мной опасности. Потребовалось немногим более получаса, по истечении которого ужасное явление прекратилось. Выдра исчезла, а на моих волнующихся руках осталось моё несравненное чудо, моя неистово плачущая принцесса. В те моменты и позже я, конечно же, настойчиво пытался осмыслить происходящее, понять суть состоявшегося феномена, найти ключи и средства к решению внезапно возникшей неприятности. Ни в коем случае я не предполагал, что Выдра может стать сколько-нибудь серьёзным препятствием на пути к нашему совместному счастью. Ведь мы так любим друг друга! Что может быть сильнее этого светлого необыкновенного чувства?! Нужно было, я решил, каждому из нас проявить ещё больше нежности и понимания, и тогда гадина больше не явится, тихо сдохнет, бесследно растворится в своём логове. 
 
    Прошли первые дни нашей новой супружеской жизни. Девочке всегда сильно хотелось спать по утрам, но каждый раз она ответственно отрешалась ото сна и делала то, что должна была делать всякая добрая жена – собирала мужу завтрак, варила кофе и отправляла с благословением и чувственным поцелуем на работу добывать средства для нашей семьи. А средства эти мне добывать удавалось. Вечерами после занятий в фитнес-центре нам нравилось посмотреть какой-нибудь фильмец со смыслом, вновь сплестись в объятиях и, утомившись, погрузиться в царство морфея, чтобы затем неспешно двинуться навстречу новому счастливому завтра. Днями моя несравненная фея работала в архивах и библиотеке, накапливала диссертационный материал, готовила научные статьи для публикаций. Я был рад приложить собственную руку к их редактуре.

    Однажды всё вышло, как всегда, внезапно, как подрыв на мине-растяжке. За ужином, уже войдя в странно-отрешённое состояние духа, она, со значением посмотрев на меня, сообщила, что испытывает мало радости от прислуживания мужику, который и сам мог бы налить себе супу и разогреть второе. А также мог уважать её занятость, интеллектуальную истощённость, физическую усталость и самостоятельно приготовить себе что-то для утоления собственных желудочных потребностей. Выдра во всём своём ужасном великолепии вынырнула незамедлительно после моего робкого замечания о том, что подать тарелку, ложку и ломоть хлеба  мужчине – кормильцу труд не велик и настоящая любящая жена делает это с удовольствием и радостью. Пучеглазая тварь с шипением и свистом заявила, что она ЛИЧНОСТЬ, без пяти минут кандидат, а затем и доктор наук, будущий талантливый и мудрый руководитель научного подразделения (не исключено, что и целого университета!!!), девушка непревзойдённой красоты и объект перманентного восхищённого вожделения всех лучших самцов округи. Её время и энергия слишком драгоценны, чтобы бездарно расходовать их на услужение несвежему уже мужику, который недалёким умом своим не может осознать и прочувствовать, как ему сказочно повезло с ней и как он должен её боготворить и нести по дороге жизни как сияющий алмаз в тысячу карат.

    Аккуратно, избегая излишне эмоциональных оборотов, опасаясь изгневить зверюгу ещё больше, я поинтересовался – не странным ли кажется то, что все без исключения руки, которым оказывалась честь нести алмаз, оказывались недостойны его великолепия?  Несмелая моя попытка оппонировать получила жесточайший отлуп. Распаляясь дальше, Выдра на минуту приняла образ выступающего с балкона в Вечном городе итальянского дуче Бенито Муссолини. Сверкая очами, бешено жестикулируя, диктатор объяснил, что таких девушек, как она, по общей совокупности её качеств больше нет, не было и не будет. По крайней мере, в моей жалкой жизни. Я также должен понимать, что мне повезло с ней больше, чем ей со мной и всё моё поведение мне следует скорректировать в духе этой непреложной истины. Коротко цапнув моё предплечье кинжалом ядовитого зуба, гадина, вернувшаяся в свой более привычный образ, с хищным шипением удалилась восвояси.

    С тех пор Выдра нас уже не покидала никогда. Ежедневно за редкими счастливыми исключениями гадина наведывалась, врывалась, рвала и коверкала нашу жизнь. Позднее, опытным путём я открыл для себя многие ужасные закономерности, связанные с появлением Выдры, её повадками и манерами. К сожалению, даже спустя многие недели, я так и не научился взаимодействовать с тварью, находить с нею приемлемый уровень понимания, да и возможно ли оно было вообще? Способно ли было это существо к диалогу и компромиссу? Сейчас, как и тогда, мой ответ безусловно отрицательный. Выдру нельзя было в чём-либо убедить. Любые попытки аргументированного спора неизбежно приводили к тому, что тварь раздувалась в размерах, становилась ещё уродливее и злее. Опыты с её дрессировкой и приручением оказывались неоправданно опасными. Выдру нужно было просто оставить в покое, дать ей вонзить свои когти в мою плоть, пропахать глубокие борозды в коже, пустить её клочьями, позволить насладиться вкусом и запахом свежей горячей крови. Она обожала доставлять физическую боль и делала это с самозабвенным урчанием. Тогда, получив своё, Выдра уходила прочь. На её месте оставалась моя маленькая горько рыдающая фея. Ей было больно и страшно, когда гадина сворачивалась и занимала своё место где-то в тайниках её прекрасной души. Очень больно было ещё и потому, что КАЖДЫЙ РАЗ ТВАРЬ ВЫРЫВАЛА И УНОСИЛА С СОБОЙ ЧАСТЬ МОЕЙ ВОЛШЕБНОЙ ПРИНЦЕССЫ, заменяя украденное своей собственной кошмарной субстанцией. Любовь моя была необъятна, и, как бы я ни был потрясён встречей с Выдрой я всё же не сомневался в том, что общими усилиями нам удастся победить гадину, пригвоздить, уничтожить тварь в её логове, запереть её, не дать выползти и украсть у меня мою маленькую красавицу. Я лечил мою возлюбленную лучшими имевшимися в моём мужском арсенале снадобьями и надеялся преуспеть. Моя нежная фея, осязая нашу общую беду, помогала мне – своему лекарю как могла – она умела чувствовать приближение гадины и обещала предупреждать меня об очередном её визите. Когда это удавалось, Настя старалась оставаться наедине, пережить, купировать приступ, не дать твари вновь вылезть и захватить её. Часто это ей не удавалось, и тогда мне было нужно проявлять осторожность. Важно было быть бдительным и вовремя увернуться от рубящего удара её чешуйчатого хвоста, взмаха когтистой лапы. Главным было не дать себя ужалить, не подставить конечность под ядовитый зуб и избежать попадания яда. Конечно, эта отрава не смертельна, но крутит и трясёт от неё долго. Намного дольше, чем хватает сил спокойно терпеть мучения. Ужаснее всего, что яд имел свойство невосстановимо разрушать невидимую ткань наших с принцессой отношений, наши чувства, нашу любовь. Поэтому необходимо было не подставиться, не дать хозяйке ядовитой челюсти, в каком бы кошмарном образе она не появлялась, закрыться на твоей плоти. Тварь не искалечит и физической травмы большой не нанесёт, но душевные страдания от её яда перекроют всё, и поэтому надо обязательно увернуться, а когда зверюга уйдёт, можно наслаждаться и радоваться общению с чудесной феей.

    Дополнительной важной особенностью поведения Выдры являлось то, что интереса к чужим и малознакомым особам она решительно не проявляла, реагируя только и исключительно на ближайшее окружение моей принцессы. Любые, самые дерзкие действия первых не приводили к появлению гадины, ко вторым же она питала явное расположение и аппетит, появляясь по малейшему поводу и без такового. Тварь не терпела запаха и вкуса лука в любом его виде и состоянии и однажды, явившись в ничтожную долю мгновения в редком для неё виде гигантского нетопыря, вонзила ядовитый шип в незащищённую мамочкину плоть.
В тот день мама готовилась  отпраздновать в семейном кругу очередной день своего рождения и стряпала простые, но разнообразные вкусности. Бабан, мы с Настей помогали ей по мере своих возможностей и кулинарных умений. Как оказалось, тварь, наблюдая издалека, уже выбрала себе блюдо по вкусу и намеревалась им вскоре полакомиться. Взрыв произошёл, когда Елена Юрьевна решила сдобрить кушанье щепоткой свежего ароматного лучка. Бросок гадины, резкий хлопок её шершавых перепончатых крыльев, её ужасный вопль, жёсткие, ранящие душу слова-упрёки захватили врасплох, напугали, обидели милую, добрую мамочку. Плача, она сбежала в свою комнату. Нетопырья отрава крутила её члены, выворачивала внутренности, затемняла сознание. В это время моя волшебная фея стояла в оцепенении, не осознавая произошедшего. Тварь, вернувшаяся в логово, оглушила её, вновь вырвав и забрав с собой немалую её часть.

    Прошли считанные недели, когда стало ясно, что противостоять натиску Выдры мы уже не можем. Она стала хозяином положения и сама решала, какую порцию моей принцессы мне выдать и на какой срок. Всякая схватка с гадиной, несмотря на отдельные локальные успехи, в конечном итоге с необратимой очевидностью заканчивалась моим сокрушительным поражением. Преследуя зверя, я не мог его уничтожить, не причиняя вреда моей возлюбленной. Что же мне было делать? В редкие минуты, когда милая моя фея вырывалась из страшных объятий твари, мы сидели, прижавшись друг к другу, и говорили о том, как ещё недавно нам всегда было хорошо вместе, и о том, что нужно обязательно, изо всех сил постараться вернуть это время. Потом вновь приходила Выдра и глумливо сообщала, что любви больше нет, я сам всё уничтожил, грубо и неумело пытаясь вернуть свою фею назад. Ещё она говорила о том, что никто кроме меня самого не виноват, это я сам не справился, не смог удержать красавицу, сделать её радостной, обеспеченной и счастливой. Моя же избранница достойна много лучшего, чем то, что я могу ей предложить. Всё стало окончательно ясно в день, когда я получил от Насти на свой телефон сообщение: «ХОЧУ ЧТОБЫ ТЫ СДОХ!». В эту минуту я понял, что моей несравненной принцессы больше нет. Её целиком и безвозвратно сожрала, поглотила гадина, и нет во вселенной сил способных вернуть мою девочку обратно ко мне. Что я мог предпринять? Умолять Выдру позволять мне хотя бы иногда видеть мою фею? Но тварь не вела переговоры с поверженным врагом. Побеждённый и униженный, я был ей абсолютно неинтересен. Оставалось только одно – надеяться и ждать, что когда-нибудь звериная хватка ослабнет и освободит мою возлюбленную от своих тяжёлых объятий. Но дождусь ли я этого, смогу ли вновь повторить уже один раз пройденный путь навстречу моей принцессе?
               
    Сейчас я держу в руках её детский портрет. Она подарила его мне, чтобы я мог украсить им свой рабочий кабинет. На нём она вполне ещё ребёнок с нелепыми косичками и грустным выражением глаз. Но в их глубине уже есть что-то тревожное, какая-то невысказанная боль, мучительное переживание. Быть может это ощущение злобной Выдры, растущей внутри моей волшебной феи? Твари со множеством ужасных щупалец, стремящихся обвить кольцами и удушить всё, что есть в ней лучшее. То, за что её я потом буду обожать. Но нет, наверное, это не так. Просто моя добрая маленькая принцесса почему-то чуть-чуть огорчилась, за что-то обиделась на маму и бабушку (может быть купили не ту куклу?), и это пройдёт. Тот час же пройдёт и глаза, эти чёрные чудесные глаза, вновь загорятся нежным и трепетным огнём.... Не уходи моя добрая фея, не умирай, не дай себя сожрать этому гнусному чудовищу! Папочка так любит тебя...   



Октябрь 2012