Закон бумеранга

В большинстве случаев, хотим мы этого или не хотим, дети вырастают похожими на своих родителей. Правда, в период зарождения самостоятельности у многих подростков возникает желание стать полной противоположностью «предкам» и прожить жизнь по-другому. Но приходит время - и мы ловим себя па мысли, что думаем так же, используем те же фразы и обороты речи, даже принимаем те же позы, как мать пли отец. Я, например, как и моя мама, не могу быть безучастной к происходящему.

Несколько месяцев назад мне понадобилось побывать на переговорном пункте. На верхней ступеньке лестницы моё внимание при¬влекла женщина в надвинутом на глаза платке, в одной руке иконка, другая несмело протянута навстречу прохожим. На ладони – мелочь. Эта беспомощная поза вызывала сочувствие, промелькнула мысль: «Не привыкла ещё…»
        Возвращаясь обратно, заметила молодого мужчину, он курил неподалёку. Его лицо показалось мне знакомым. Спускаясь по ступенькам, опять посмотрела на женщину: синяк под глазом. Какой-то толчок в сердце прервал мои мысли, остановилась, как вкопанная: так вот же это знакомое лицо. Мать и сын! И синяки он поставил, видно, не хотела просить. Резко повернулась к парню: «Молодой человек, это случайно не ваша мать? Одно и то же лицо». – «Нет, с чего вы взяли? Я просто вышел покурить», - ответ слишком быстрый, чтобы быть правдивым
        В тот же день я вновь пришла на переговорный пункт. Старушка сидела уже одна. Мне стало спокойнее, что это не сын, здоровый и работоспособный, принуждал её просить милостыню. Но оглянулась по сторонам: здесь он. Точно. Сидит в стороне, следит, наверно, чтобы мать не обманула, не утаила «доходы».
        Не выдержала, подошла: «Так это всё-таки твоя мать? Пенсию уже пропил, теперь просить заставляешь, синяков понаставил?! - «Да не мать она мне», - нехотя, без удивления и злобы пробурчал парень. «А это мы сейчас узнаем, Я иду в милицию", - в запальчивости выкрикнула я и двинулась в сторону ЦУМа. Пройдя несколько шагов, обернулась: он спешно помогал женщине собраться.
      Я шла, конечно, не в милицию. Кому я там нужна? Кому мы вообще сейчас нужны: порядочные или спившиеся, обнищавшие, потерявшие почву под ногами?
       Что-то изменилось в людях: родители всё чаще бросают своих детей, забывают о них, устраивая свою личную жизнь, а дети не¬редко истязают своих состарившихся родителей.
И всё казалось, казалось мне, что я где-то уже видела этого парня раньше. Вдруг в памяти возникла одна встреча.
       Это было больше 16 лет назад. Мальчик-подросток стоял на обочине дороги недалеко от магазина. Меня поразили его неухоженный вид, давно нечёсаные волосы, отрешённый взгляд. Из коротких рукавов старенького пальто выглядывали красные от холода руки. Парнишка изредка бросал вызывающие взгляды на прохожих: «Да, я такой, ну и что же?» Но те спешили мимо. Я заметила, как он дёрнулся было навстречу старушке, которая чуть не уронила свои покупки, но тут же остановился и принял скучающую позу «Послушай, - обратилась я к мальчику, - ты не мог бы мне помочь?»
По дороге, чувствуя его напряжённость, ни о чём не расспрашивала. На пороге дома вручила ему несколько свёртков и попросила отнести их в комнату. Он взглянул удивленно: «Что, мне можно туда зайти? - «Конечно, а я пока чай поставлю».
          Поставив чайник на плиту, вошла к нему. Парнишка стоял у полки с моделями военной техники и трогал их пальцами. «Мы с тобой не познакомились. Тебя как зовут?» Услышав мой голос, вздрогнул: «Вовка... А это чьё?» - «Моего сына, ему пять лет» Я стала снимать игрушки с полки - фигурки индейцев и средневековых воинов, конструктор. Рассказала, смеясь, как однажды в Москве накупила игрушек на последние деньги, а потом почти без еды добиралась домой. Мальчик молчал. Чтобы не стеснять его, вышла на кухню.
         Чай давно закипел, но окликать Вовку я не спешила. Слушала, как он «заводит» машину» и  мчится на ней, увеличивая скорость. Или, «размахивая томагавком», несется навстречу «врагу». Он вы¬шел ко мне размягчённым, притихшим. Я не стала расспрашивать, кто его родители, где он живёт и учится. Вовка сам заговорил о себе: «У меня никогда не было игрушек. Мама покупает только еду и вино. Иногда еды нет. Сама даже ночью пьёт... А меня в гости никогда не приглашали, боятся, что украду что-нибудь. Я и крал. Отнимал игрушки и ломал, чтоб и у других их не было. Взрослые иногда меня бьют, а я бью их детей". Он с вызовом взглянул на меня: «У вас я ничего не украл, можете проверить». В его голосе звучало отчаяние, он стал порывисто выворачивать карманы. «Зачем. Вова? Я верю»
          Потом он убежал, и больше я его не встречала. Почему же сейчас, через годы, мне так отчётливо вспомнилась эта встреча? Может быть, та попрошайка у переговорного пункта тоже была когда-то плохой матерью и теперь расплачивается за свои грехи? И, может быть, не случайно лицо парня мне показалось таким знакомым?
         «Бумеранг!» - обожгло в мозгу Его «запускают» равнодушием родители, и он возвращается к ним через годы, когда они становятся столь же беспомощными, как когда-то были их дети.
        ...Через несколько дней я опять увидела эту пару. Сын шёл впереди и нёс в руках табуретку, на которой будет сидеть его мать и просить милостыню. Хотелось подойти и спросить: «Ты не Вовка?» Но имею ли я право вмешиваться в их жизнь, разрушать устоявшийся союз? Да и хочу ли окунуться в эту жизнь глубже, чем требует случайная встреча? И что я смогу изменить в их жизни после удовлетворения своего любопытства? Стыдить-то уж точно не хотелось... Прошло время, а встреча не забывается. Как-то слишком безучастны мы стали к чужим бедам, людскому горю, прячемся за стандартные фразы «Такое время - выживает сильнейший». А выживет ли? Ведь ни один из нас не застрахован от этих разрушающих ударов бумеранга, который запускаем мы сами на каждом шагу своим равнодушием, черствостью, невмешательством в жизнь живущих рядом.
         Мы много говорим сейчас о правах каждого на личную жизнь, называем это частной жизнью. А ведь слово «частное» берёт начало от слова «часть», т. е. лишь небольшую часть жизни человек проводит наедине с собой, принадлежит себе лично. Гораздо больше времени мы проводим среди людей на работе ли, в общественных местах, в семье и эти личные части жизни не могут остаться независимыми и неприкосновенными. И от того, какие они, насколько содержательны, духовны, уживчивы с другими такими же личными частями, зависит прочность семьи, а в итоге - и общества.
        Личное, личность - это здорово, когда что-то из себя представляешь. А если эта, так называемая «личность», хамит, сквернословит пробирается вперёд, расталкивая окружающих, и - глядишь - скоро возьмет верх? И будет орать, надрывая окрепшую глотку, о своём праве быть самим (самой) собой везде, где он (она) хочет…
         А как оценить ту часть людей, которые на звание личностей со¬всем не претендуют? Они слишком слабы, беспомощны в бурно кипящей жизни и своё «имею право» они могут сказать, только подкрепившись спиртным: в семьях, дома или среди тех, кто не может дать отпор. А мы, не вмешиваясь, отстраняясь, теряем этих людей. Сколько их ходит среди нас с выхолощенными душами, лишенных опоры. Уже не люди, а тела, алкогольные зомби…
         Это только кажется, что личное дело каждого - кем и каким быть. Общественное дно не может не влиять на наши с вами жизни. У его представителей есть семьи, дети, и там, у истока, закладываются нравы нашего будущего общества Невозможно прожить обособленно: пока "положительное" молчит и отворачивается, «отрицательное» хватает за глотку и давит.
          К сожалению, государству нет дела до этой схватки, а без твёрдой политики в отношении обычного человека, его семьи трудно что-то сделать нам, простым смертным. Ведь мы сейчас пьющих (как наркоманов и душевнобольных) не лечим, а лишь предоставляем право лечиться. И алкоголик имеет право выбора, а каков этот выбор – ни для кого не секрет. Деградирующему человеку совсем не нужно знать, кому какая собственность принадлежит, кто распоряжается природными ресурсами, как поделили это власть имущие. Такое удобное существо, не претендующее ни на что. Вся его частная собственность - помятый пиджачок с чужого плеча да старые, кем-то недоношенные кеды.
        Наверное, моя тема не из «модных». В ней не звучат выстрелы, и нет окровавленных тел (хотя погибших, наверное, не меньше). Без войны, сражений и сопротивлений умирают души, оставляя обществу покорёженную оболочку. Но, говорят: «Время разбрасывать камни и время их собирать». И это время - собирать - уже не за горами.
..А в памяти, как укор, старая женщина с синяком под глазом, иконкой и протянутой рукой, а сзади - мужчина, молодой и безучастный ко всему, кроме мелочи на сморщенной ладони. Одно с ней лицо. Её «бумеранг».