Ягода-калина

                ЯГОДА-КАЛИНА

                Рассказ

Краснодон – небольшой городок, раскинувшийся вдоль речушки Большая Каменка. Раньше это был посёлок Екатеринодон, названный так в честь императрицы Екатерины II, но в советские годы его переименовали. Большая Каменка – приток Северского Донца, который течёт, петляя по степи между холмами, и примерно через сто километров впадает в могучий и прекрасный Дон. Край этот угольный, повсюду видны шахтные выходы и терриконовые горы.
В 1938 году объединили два посёлка: Сорокина и Краснодон – и образовали город Краснодон. Именно там, на Садовой улице в доме номер семь, и жила семья потомственного шахтёра Григория Захаровича Калины, скромного молчаливого мужчины. Его называли счастливчиком. Работая проходчиком, он трижды выходил живым из завалов. Однажды взорвался метан. Были погибшие, но его судьба сберегла. Даже после таких событий он, как обычно, приходил домой, за ужином выпивал стакан водки и ложился спать.
– Ни хрена со мной не случится, – говорил жене Марии Владимировне, невысокой чуть полноватой женщине с русыми волосами. – Вон у вас в больнице старики мучаются, а дети их не знают, чем им помочь. Погляжу на это и думаю: «Скорее бы, уж, что ли…». Лучше сразу… И опять же – с почётом.
– Ну и дурень ты, – хмурилась после таких слов Мария Владимировна. – Нет уж, живи. А меня на кого оставишь? Об этом не подумал? Слава Богу, здоров пока. Не куришь да и водку практически не пьёшь.
– Ещё скажи: настругал двух куколок – и в кусты? Да уж, столько лет вместе...
– Четверть века натикало. Ты лучше скажи, как юбилей отмечать будем? Дом, считай, сами поставили, во дворе порядок. Живём как люди… – Она положила на тарелку большой кусок мяса, картошку полила специально приготовленным соусом, как любил муж, и подвинула ему еду. – Любашу бы нам ещё до ума довести. Дина – та уже сама на ногах стоит. И правильно сделала, что в Новочеркасск уехала. Вроде и не столичный город-то, а всё – не Краснодон. Институт окончила, курсы бухгалтеров. Не пропадёт девка.
– А вот Любку ещё учить и учить жизни, – сказал, насупив брови, Григорий Захарович. – У неё только танцульки в голове, наряды да мальчики. Чует моё сердце, она нам ещё преподнесёт подарочек.
– Ты напраслину-то не возводи. Любаша мне помогает чем может. Не такой уж ты старик, чтобы ворчать. Да и на работу пора. Опаздывать не к лицу бригадиру.
– Не опоздаю. Добро бы на свадьбу. Пора бы уже Дине замуж. Не слышно, нет у неё пока ещё ухажёра-то? Пора бы. Это Любаша любого окрутит. Вот всё грозится тоже в Новочеркасск податься.
– А что её здесь держит? Пусть едет. По крайней мере за нею будет кому присмотреть.
Григорий Захарович встал из-за стола, пригладил ладонью волосы, поблагодарил за завтрак и вышел из дома. Посмотрев на небо, крикнул жене в распахнутое окно:
– Маша, зонт мне подай. Дождь будет.
– И слава те Господи!
Идти было недалеко. Пройти по аллее Фадеева, выйти на улицу Котова, где ходил автобус.
Шёл неторопливо, степенно, как человек, знающий себе цену. На остановке уже скопилось много людей, ожидающих автобуса.
Было тихое весеннее утро 1988 года. В воздухе висела угольная пыль. Сама по себе окись углерода запаха не имеет. Это если есть примеси органических веществ, в атмосфере распространяется удушливая вонь. Поэтому жители этого шахтёрского городка всегда рады дождям. После них дышать легче. Наконец, подошёл автобус, и Григорий Захарович втиснулся в салон.

Мария Владимировна вымыла посуду и присела на диван в комнате. Вспомнила, как много лет назад к ним в больницу привезли Григория без сознания с рваной раной головы. В больницу нередко привозили таких, но те, как правило, были в сильном подпитии. А этот трезв.
Дежурный врач обработал рану, она наложила повязку.
– Сотрясение мозга, – сказал врач. – Начинайте капать и холод на голову. Странно, вроде бы трезвый…
В сознание он пришёл на следующий день. Оказывается, на него напали двое, оглушили чем-то сзади. Да стащить им было нечего. Он недавно демобилизовался из армии и на работу ещё не устроился.
Открыв глаза, спросил:
– Где я?
– В больнице.
– А ты кто?
– Медсестра.
– Выходи за меня. Я тебе буду хорошим мужем. Никогда не обижу.
– Договорились. Ты, давай, выздоравливай скорее! – сказала она, улыбнувшись и не придав его словам никакого значения, приняв за обычную шутку больного.
Уже тогда, в первый их разговор, её подкупили его спокойствие, серьёзность. Когда ему стало лучше, Григорий стал с нею делиться своими планами и она поверила ему.
Лежал он в больнице три недели. Этого времени хватило, чтобы молодые полюбили друг друга и договорились никогда не расставаться.
Григорий пошёл работать в ближайшую шахту проходчиком. В профсоюзном комитете молодым выделили участок земли, помогли со строительными материалами.
Дом Григорий ставил сам. Вырыл ленточный фундамент. Набросал  гравий и металлические обрезки. Залил цементом. Когда через неделю цемент схватился и просох, поднял цоколь дома из кирпича. Потом стены из шлакобетона. С приятелем выложили печку, которая должна была обогревать весь дом. Полы и крышу делать сам не решился и нанял строителей. Крыли крышу жестью. Покрасили свинцовым суриком, по случаю купленным у какого-то барыги.
Когда поставили окна и двери, сразу же перешли в новый дом жить, так как у родителей Григория совсем было тесно. И лишь на следующий год занялись штукатуркой. Всё предельно скромно. Но удобно. У ворот Григорий посадил деревцо калины. Пусть знают, кто здесь живёт!      
А потом родилась Дина и в доме стало веселее. Детский сад, школа… Училась Дина хорошо, с упорством. Никаких проблем с нею не было.
Мария Владимировна вспомнила, как однажды, это было в седьмом классе, дочка пришла из школы, прижалась к ней и расплакалась.
– Что случилось? – встревожилась мать.
– Я сегодня в церкви была. По воскресеньям служба. Там так… Там так… светло. И батюшка та-а-акой красивый, с большими чёрными глазами. И голос… Когда он читал молитву, мне казалось, что его слова звучат у меня в сердце. Он такой…
– Не влюбилась ли ты, девочка?
– Скажешь тоже. Он на меня и не посмотрит.
– Сколько же ему лет?
– Не знаю. Но он красивее всех, кого знаю. Теперь обязательно буду по воскресеньям ходить в церковь.
– Ходи, родная. Только что в школе скажут? Ты же комсомолка.
– А мне всё равно. Хочу где-нибудь Библию достать почитать. Но в школьной библиотеке нет. Я спрашивала.
– И в городской вряд ли будет. Я попробую тебе помочь. Ты только папе не говори. Не нужно его волновать. Возьму у бабы Нюры.
После того разговора Дина действительно стала ходить в церковь.
Когда об этом узнали в школе, скандал разразился нешуточный. Вызвали родителей, и Мария Владимировна сказала, что не собирается мешать дочери. У нас свобода совести!..
Дину исключили из комсомола, но она продолжала учиться в той же школе.
Люба родилась через семь лет после Дины. Эта была совсем другой. Энергичная, непоседливая, больше всего любила вертеться перед зеркалом. То так станет, то эдак. Вечерами дома не застанешь. То пошла к подружке, то в клуб.
Волновалась мать за неё, да что могла сделать?
Дина окончила школу, уехала в Новочеркасск и поступила в Политехнический институт. Без блата, без денег. Самостоятельная была девка. Первое время сильно тосковала по дому. Приезжала  часто. А потом ничего, пообвыкла…
Мария Владимировна очнулась от воспоминаний и пошла во двор. Нужно было покормить поросёнка и кур. Мало ли дел? На работу сегодня ей в ночь, потому она никуда не торопилась. И не знала, насколько прав оказался муж: уже вечером ей придётся собирать в дорогу Любку, заявившую, что списалась с Диной и та её ждёт к себе.
 
Ясным июльским днём 1988 года к Дине неожиданно для неё приехала Люба. Дина проживала в общежитии стройтреста, в комнате, которую предоставили ей на работе после окончания института. Это была стандартная пятиэтажка из силикатного кирпича. В холле сидела вахтёрша и строго следила, чтобы посторонние позже одиннадцати не задерживались. На лестнице и в коридорах стоял привычный запах жареной рыбы и стираного белья.
Дина жила на третьем этаже, рядом с лестницей, в уютной комнате, окно которой выходило во двор, где с утра и до вечера ребятишки гоняли футбол или устраивали соревнования по прыжкам в длину.
Соседом Дины был водитель главного инженера треста Сергей Рябинин. Он жил в гордом одиночестве, после того как уличил жену в неверности и ушёл от неё.
Когда приехала Люба, Дина уже в тресте не работала. С началом перестройки объёмы строительства стали падать. Начались сокращения. Дина, сориентировавшись в ситуации, окончила курсы бухгалтеров и вела бухгалтерию в небольших фирмах, вырастающих как грибы после дождя. Деньги получала небольшие, но стабильно. Доброжелательная, коммуникабельная, она была исключительно аккуратной, своевременно сдавала финансовые отчёты в налоговую инспекцию. Ею все были довольны.
– Любушка! Вот это сюрприз! – воскликнула удивлённо Дина, обнимая сестричку. – Приехала поступать в институт?
– Не совсем… Подожди, дай отдышаться. Пока до тебя добралась… Ужас. Расстояния не то что в нашем Краснодоне. Слушай, какой же здесь собор большой! Не то что наша церквушка! И площадь перед ним! И памятники!.. Умереть не воскреснуть! – Она сняла обувь и села на диван, который ночью Дине служил кроватью. – Новый телевизор приобрела? Здорово! – воскликнула Люба, разглядывая комнату и отмечая изменения, произошедшие с её последнего приезда.
– Есть будешь? Я сейчас что-нибудь придумаю: салатик настругаю, яичницу…
– Не хочу. А я ведь к тебе надолго…
Дина, предчувствуя недоброе, промолчала.
– Помнишь Митьку, с которым я хороводилась? Ну, такого рыжего, долговязого, с веснушками. С десятого «В». У бати его на улице Артёма автомастерская. И всего-то на две машины! А он фасон держит. Бизнесмэн!
– Ну и что? Помню твоего рыжего Митьку, – сказала Дина, а сердце её, предчувствуя недоброе, заколотилось. Она уже всё поняла. – Дохороводилась?
Люба промолчала, опустив голову.
– Какой срок? – по-деловому спросила Дина.
– В том-то и дело, что большой. Сначала было некогда – экзамены сдавала, да и боялась. А потом поняла, что выхода нет, кроме как к тебе ехать…
– Умная какая! А потом что?
– Когда рожу, расскажу родителям. Куда они денутся?! Пока не будем говорить, ладно? Батя что-то на сердце стал жаловаться в последнее время.
– А что сейчас им сказала?
– Мол, попробую поступать. А если не получится, устроюсь на работу…
Дина молчала. Мысленно лихорадочно просчитывала варианты будущего житья с Любашей. Снять где-то комнатку? Ведь в общежитии она сможет пробыть не более нескольких дней. А потом? Чем она ей может помочь?..
– Чем же ты думала?! И как я могу тебе помочь? Это же не моя квартира. Общежитие. Причем не семейное… Натворила делов! А рыжий что?
– Что ему? Как узнал, что я подзалетела, так в кусты. Мол, я – не я, и лялька не моя!
Дина выключила компьютер, на котором работала, отложила в сторону папки с бумагами. Делала всё механически, напряжённо соображая, как помочь сестре. Потом взяла сумку и, выходя, приказала:
– Посиди. Я скоро вернусь.
Она спустилась на второй этаж и постучала в дверь комнаты, в которой проживала комендантша. Когда-то она работала на стройке. Но случилась производственная травма, и её определили в коменданты.
– Галина Васильевна, – сказала Дина, войдя в комнату. – Тут такое дело… Ко мне приехала сестра. Хочет поступать в институт. Разрешите ей у меня пожить. Я в долгу не останусь.
– Это уж как положено, – откликнулась Галина Васильевна, и на её изуродованном травмой лице появилось подобие улыбки. – Только где ж ты её положишь?
Дина достала из сумочки деньги и положила на стол. Галина Васильевна, взглянув на сумму, смягчившись, сказала:
– Пойди в двадцать первую комнату и скажи Петрову, пусть тебе даст раскладушку. Взял ещё три месяца назад, когда к нему батя приезжал, да так и не ворочает.
– Спасибо вам, Галина Васильевна. Сестра у меня спокойная, не гулящая…
Она взяла у Петрова раскладушку и вернулась к себе.
– Будешь на раскладушке ночевать. Всё не на полу. Я тебе подстелю шерстяное одеяло. А укрываться будешь простынёй. Не зима.
Но спать в ту ночь им не пришлось. Сёстры говорили и говорили, обсуждая свою непростую ситуацию.
– А у тебя никого? – спросила Люба, не чувствуя, что этот вопрос причиняет сестре боль, – Не баба, а ягодка. И куда только парни смотрят.
– Ягодка, да горькая, не каждому по вкусу такая. И вообще, не до любовных мне романов, три фирмы тащу на себе. Собираю на квартиру. Не вечно же жить в общежитии. Да и попросить отсюда могут. Я же не работаю уже в тресте…
– Дела… – протянула Люба. Потом встрепенулась: – Дин, а что, в общежитии только женщины живут?
– Почему же?! И мужчины. Только не те, кто мне нужен.
– А тебе какой нужен?
– Не алкаш, это во-первых. И чтобы любил, а не так просто…
– Где такого найти-то? Когда поднималась на твой этаж, мне встретился один парень. В спортивных брюках и майке. Ну, я тебе скажу, экземпляр. Мышцы играют. Блондин… За таким я бы на край света пошла. Не пошла, а побежала бы. Да кому я теперь нужна с дитём? Вот удружил мне Митяй так удружил…
– Не говори глупости. Иметь ребёнка – счастье. Не одна будешь. А если парень тебя по-настоящему полюбит, возьмёт и с малышом. Пусть только родится здоровеньким!

Так и стали они вместе ожидать события, которое обычно приносит в дом счастье, не имея даже представления, что будут делать дальше.
Дина интересовалась, с какого возраста берут малышей в ясельки. Но ей ответили, что берут не сразу после рождения, да и мест сейчас нет. Многие ясли закрылись, а в детских садиках появились ясельные группы.
– Рано или поздно, но рассказать всё родителям придётся, – заметила Дина.
– Не говори ничего им, – взмолилась Люба. – Загрызут же! Батя такого позора не переживёт.
Люба домой написала, что срезалась на первом же экзамене и устроилась официанткой в ресторане.
А в ноябре родила здоровенькую рыжую, точно сколок солнца, девочку. Когда вернулась из роддома в общежитие, комендантше пришлось дать двойную сумму, чтобы она не подняла шума.
– Предупреждаю, до первой жалобы! – сказала та таким тоном, точно сделала великое одолжение. Но потом взглянула на малышку, сердце её растаяло и она, улыбнувшись, заметила резонно: – Ягодке-то вашей, Калина, кроватка нужна. У Семёна Семёновича, знаю, есть такая. Пусть Серёга на своей машине заедет сегодня вечером к нему. Я ему цидульку напишу.
Серёга-сосед вечером привёз небольшую деревянную кроватку, и у малышки появилось своё спальное место. Молока у Любы было мало, и в детской поликлинике им выдали прикрепление к молочной кухне.
Видя, как парень смотрит на дочку, Люба сказала ему:
– Ты, Серёжа, заходи к нам вечером. Чаю попьём. Как-никак, ты – первый мужчина, которого увидела Леночка. Может, крёстным ей станешь?
– Какой из меня крёстный, когда я сам не крещёный. А за приглашение спасибо. Зайду, если Дина не будет возражать. Строгая она у тебя.
– И возражать не будет, и не строгая она. Характер такой: всё в себе носит. Да и работает много. Вот и сегодня: обещала вернуться с работы пораньше, а до сих пор нет.
Вечером Сергей, как и обещал, постучал осторожно, чтобы не разбудить малышку, в дверь. Принёс букет георгин, торт, погремушку.
Они посидели, попили чаю, поговорили о том, в какое сложное время предстоит жить Леночке. Решили, что пока родителям в Краснодон сообщать о пополнении в семействе не будут. Отца в очередной раз положили в больницу на обследование. 
Дина была рада гостю.
– Заходи ещё, – сказала она коротко, но и приветливо, провожая Сергея.
Было уже поздно, а завтра предстоял тяжёлый день: сдача квартального отчёта.
Сергей каждое утро перед работой заезжал на молочную кухню и привозил малышке донорское материнское молоко.
Всё вроде бы складывалось так, как и наметили Дина и Люба. Но однажды вечером, придя домой, она вдруг увидела, что в её комнате на стуле сидит Сергей и держит на руках девочку. Та спокойно спит, а Сергей, сам едва не засыпая, напевает:

Жили-были дед да баба,
Ели кашу с молоком…

Ничего другого он не знал.
– В чём дело? – удивилась Дина. – Где Люба?
– Сбежала. Вот тебе письмо оставила. А меня попросила до твоего прихода посидеть с Леночкой. – Сергей виновато улыбнулся, точно это по его вине на Дину свалилась новая напасть.
– Ничего не понимаю. Куда сбежала? Зачем? Где письмо?
Сергей подал письмо, в котором Люба просила её простить. Но она, оказывается, встретила любовь всей её жизни и едет с ним далеко-далеко… «Не спрашивай, куда… Теперь Леночка – твоя дочь! Ты же так мечтала о ребёнке! Или, если не жалко маленькую, сдай её в детский дом. Но меня не ищи. Видно, такая у меня судьба… Прости и будь счастлива. Поцелуй за меня Леночку».
Дина растерялась. Села и расплакалась.
– Вот же не везёт мне в жизни! – сказала она. – Что я буду с ней делать? В ясли не устроишь. Няньку нанять – дорого. Родители работают. Да и страшно подумать, что с ними будет, если узнают о том, что натворила Люба. У бати сердце больное...
Сергей положил спящую девочку в кроватку, потом, взглянув на Дину, тихо произнёс:
– Для начала успокойся, ягода-Калина. Всё будет хорошо. Ты… выходи за меня замуж. Я тебя давно люблю, да всё не решался сказать. И Леночку мы удочерим. И будут у девочки мама и папа, нормальная семья…
Дина разрыдалась ещё сильнее. И в этих рыданиях были слышны и надежда, и согласие.
– У меня есть деньги. Я уже и домик присмотрел небольшой… Всё будет хорошо, я тебе обещаю. Всё будет хорошо, ягода-Калина. Только теперь ты будешь ягодой-Рябиной. Ведь вы будете носить мою фамилию – Рябинины!