пахнет застарелой бедой

Вечером ему стало казаться, что надо обязательно собраться и уехать. (Или, напротив, взять и вернуться.)
А предварительно объясниться – долго, толково, обстоятельно. (Но, не исключено, что и глухо промолчать.)
Также казалось, что непременно нужно написать книгу – огромной важности, которая даст ответы на все вопросы, где будет он сам и весь универсум. (Или попробовать поискать такую книгу – наверняка кто-то когда-то уже дал ответы на все вопросы, описав его и универсум.)

В любом случае, начать придется с дороги.

И поезд тронулся.
Покосившиеся домишки вдоль полотна подрагивали огоньками. Из приоткрытого окна пахло тревогой и влажным лесом. И слышалось изысканное глиссандо, на волне которого в стекле трепетал образ – нечеткий, смазанный ожиданием и долгими невстречами.

Проснулся он рано. И с перегарного привкуса обидой понял, что никто никуда не уехал и не вернулся. Ничего не объяснил и не вымолчал. И книга – та самая важная – не написана, и чужая – не найдена. А лицо из памяти за ночь стало еще размытее.

Предстоящая же дорога – всего лишь поездка в переполненном метро в офис. Где он 8 часов просидит у монитора, выпотрошенный и безучастный, иногда передергиваясь колючими огоньками из сна. Диссонансы трепливых разговоров вокруг примутся распиливать слух, обласканный ночью водофоном. И только запах беды и влажной травы будет неотступно его преследовать, нагло заползая даже в чашку остывшего черного кофе.