Графин с водой

Город Хабаровск, год 1990-й, первая декада июня месяца. Я, ваш покорный слуга и мой сокурсник Эдик Крылов, после долгих мытарей наконец-то отыскали двухместный номер в студенческой гостинице Хабаровского юридического института и всего-то за четыре рубля в сутки с человека! Наша радость не знала границ, и это дело было решено отметить маленьким банкетом. На стол посыпались домашние припасы в виде: копчёной на ольхе с сахарком горбуши-серебрянки, домашней малосольной красной икры в пол-литровой банке, картошки в «мундире», засоленных всухую волнушек с чесноком, палки сырокопчёной колбасы и бутылки водки «Сибирская» с разудалой тройкой коней на этикетке. Такой вот получился совсем маленький банкет на двоих. Как когда-то пел Владимир Высоцкий: «…мне спирт в аорту проникал…»,- а нам спирт тоже проникал и в аорту, и в желудок, где с солёно-копчёными деликатесами вступал в положительную реакцию, веселя языки и кружа головы. Завалившись оба от утомительной «застольной работы» на кровати,  внимали свои мысли и мысли соседа, поддерживая разговор примерами и выводами из личной жизни. Продукты питания, приступив к процессу расщепления на составляющие, требовали самым решительным образом обычной холодной воды. Стеклянный графин на журнальном столике гостиничного номера быстро опустел, и мы пошли за водой в туалетную комнату, находящуюся в другом конце длинного коридора второго этажа здания. На этаже было тихо. Подойдя к желанному кабинету, и прочитав надписи на входных дверях «Women» и «Men» соответственно вошли в отсек с надписью, для мужчин. Открыв вторую дверь, ведущую в зал с кабинками, я и Эдик замерли в изумлении, меня словно слегка пощекотало током, как будто в самые корешки волос головы укусили тысячи электрических комариков. А всё оттого, что над туалетным очком, завернув платье до груди, растопырив ноги, и согнув их слегка в коленях, опустив голову, стояла женщина лет тридцати с шикарными формами оголённой части тела. Бёдра колёсами грузовика выкатились по бокам, небольшой животик придавал мощной раме видимой запасной энергии, а шоколадный букет бархатцев по центру украшал всё это меховой вставкой, как шкура годовалого медвежонка-пестуна, висящая на добротной кирпичной стене комнаты. Ухоженные пухленькие ручки её быстро работали, приводя слизистое местечко в порядок. И что меня поразило повторно, это то, что она в правой руке за «шею» держала графин с водой, поливая из него на кудрявую подружку, а левой ладошкой руки шустро прополаскивала это хозяйство сверху вниз, сверху вниз. Задержавшись между ягодиц на доли секунд, снова продолжала сверху вниз, сверху вниз. Ладонь руки и промежность, хозяйственно ежесекундно соприкасаясь, начинали издавать скрипучие звуки от приближающейся идеальной чистоты. Упругие, едва трясущиеся ляжки перевёрнутыми сахарными головками уходили к низу, изгибаясь красивой бутылочной формой ниже колен, и заканчивались белыми босоножками на высоких каблуках. Наконец-то почувствовав каким-то своим женским чутьём, присутствие посторонних глаз на своём первозданном тельце, она резко подняла голову. Увидев перед собой двух мужчин, она вздрогнула и, плеснув нам в лицо водой из графина, закричала: «Хамы, извращенцы! Помогите, меня насилуют!». От такого поворота сюжета я и Эдик действительно в первые секунды ощутили чувство опасения за свою репутацию, молнией метнулись из туалета и, выбежав в коридор гостиницы, обернулись назад. Мы ещё раз посмотрели, что же написано на двери туалета, откуда мы только что, задыхаясь от страха, выскочили? На ней было написано «Men», то есть, для мужчин.
 Мы шли по коридору, еле сдерживая смех. Я посмотрел на графин, который держал в руке Эдик, потом посмотрел ему в глаза и он, ничего мне не сказав, лишь покачал головой. Выйдя из гостиницы и, купив в ближайшем магазине трёхлитровую банку виноградного сока, мы его с удовольствие выпили на лавочке возле подъезда, а оставшаяся тара, целых тридцать дней была нам вместо графина. А то «Women», «Men», читать надо уметь, так-то вот!