Здравствуй, Василий Макарович

«И вот я какой вывод для себя сделал: немца, его как с малолетства на серёдку нацелили, так он и живёт всю жизнь – посерёдке. Он тебе не напьётся, хотя и выпьет, и песню даже затянет. Но до края он никогда не дойдёт…» В. Шукшин. «Наказ»

1. ПРОТОТИПЫ

Как для правоверного мусульманина совершить хадж в Мекку, так и для меня – паломничество на родину любимого писателя. Или в концентрированном виде: увидеть Сростки – и умереть! Все истоки оттуда, остальное второстепенно.

Когда Юра Комаров объявил: через пять дней Шукшинские чтения. Едем? – под лопаткой ломануло. Неужели так просто: собрались – поехали?

А я, к своему стыду, ни разу «Алёшу Бесконвойного» не прочитал. Ну не сподобился. А ведь чувствовал, как может Шукшин рассказать о бане. Хотя и не о бане вовсе, а о том простом, что делает жизнь цельной и понятной. А мелкое, наносное уходит.

И когда в тот же день, как было объявлено о поездке, прочитал «Алёшу», узнал в этом образе своего отца Сергея Ивановича. Папанька к бане готовился с пятницы. Планировал, кто, когда будет дома, уточнял какие-то детали. В субботу долго готовил веники, дрова, тщательно мыл баки и кадку, подыскивал полешко для щепы, чтобы посмолистей было и без сучков. А мать моя Мария Дмитриевна всё недоумевала и сердилась – чего это он по полдня там возится. Иную субботу не выдерживала, бралась сама за растопку. И управлялась минут за двадцать. Для неё это было просто помывочное мероприятие. Для отца – процесс осознания смысла жизни и себя как творца.

Всем кажется, что Василий Макарович брал прототипы из их деревни, с их улицы. Вон сосед – вылитый Моня Квасов. Да что далеко ходить, мой братан Валерка, по уличному – Сеня, как переберёт лишка – Броня Пупков.

2. «ШАГАЛ ПО МОКРОЙ ДОРОГЕ…»

В Сростки едем уже после обеда – в субботу. За командира экипажа – Юра Комаров, а в пристяжке Лёша Равилов. Ну и я, с боку-припёку.

Вообще-то Лёшу по паспорту и в мечети величают – язык сломаешь с непривычки – Галляутдин Саляхтдинович. Но какой же он татарин, если хохлы, когда за одним столом с ним, не успевают салом оскоромиться. Правда, сало ест с великой скорбью в сердце, понимая, что пророк Мохаммед не одобрил бы. Имея богатейший опыт холостяцкой жизни, он обеспечил всю делегацию горячим питанием. А всего-то надо: термос кипятка и (в порядке скрытой рекламы) «Доширак» в безмерном количестве, да прославится в веках светлое имя изобретателя сей «одноразовой» лапши.

И какой же русский не любит быстрой езды – на всякий случай пристёгиваюсь потуже и убираю из поля зрения колюще-режущие предметы. На отдельных участках Юра подтапливает педаль аксельратора до самого асфальта. Поэтому мою корреспонденцию прошу считать заявлением в компетентные органы ГИБДД. Кстати, почему-то не слышно голоса разработчиков прокладок для мужчин на каждый день или хотя бы на сто километров автопробега.

Гавриловка. Какой-то чудак утюжит свой огород площадью не более пятнадцати соток огромным комбайном. Как он там разворачивается – уму непостижимо. Зато покосы до самого горизонта стоят в своей первозданной непорочности. Проще говоря, косить никто не собирается.

А со стороны Алтайского края тянутся караваны с тюками доброго без чертополоха сена. Во парадокс и шукшинская тема: коров поели, пашни свели к минимуму, всё заросло травой – сена же своего уже не хватает. Разучились литовкой махать.

«Шагал по мокрой дороге седой старик. Шагал покосить травы коровёнке…» Но это к путевым заметкам не относится. Уже четверть века не видел мужика с косой. Как отбивать-править жало уже забыли. Сам недавно взялся отбить литовку: такие амурские волны наделал – хоть инвентарь выкидывай. А поучиться не у кого – ушли в мир иной учителя и секрет с собой унесли.

«Шагал по мокрой дороге… Шагал покосить…» - это я Анисима Степановича Квасова вспомнил. У Шукшина, когда Анисим оставался без техники в одну лошадиную силу, он в очередь к комбайнёру не становился (да и не было комбайнов-то), а косу за плечо – и на кучугуры.

Двенадцать, тринадцать… считаю «ЗИЛы», «КамАЗы» и длинномеры с тюками сена. Не умеем мы, как немцы, «на серёдку нацеливаться», всё какие-то крайности. То ажнишь слеза прошибёт, глядючи на хлебороба: «…до того работает, сердешный, до того вкалывает, что придёт с пашни – ни глаз, ни рожи не видать, весь чёрный. И, думаешь, из-за жадности? Нет – такой характер». (Шукшин. «Наказ».) Потом, кха! – перестройка: всё кувырком. Трава, так и не став сеном, на корню под снег уходит на радость пацанам: весной низовые пожары устраивать будут – но литовку с гвоздя мужик не снимет. Лучше диван продавит аж до самого линолеума, а вручную махать, по причине отсутствия колхозной техники (разворована и поизносилась), теперь уже не станет.

3. ВИДАТЬ, ПОМЕР

На въезде в Пуштулим (это уже Алтайский край) кладбище. Рядом магазин с приличной коллекцией спиртного. Между магазином и деревенским погостом лежит на траве мужик без рубахи. Глаза закрыты и руки на груди скрещены. Видать, помер. Предполагаю, что до могил донесли, а потом вспомнили, что ямку-то не сготовили – пошли дружно копать. Кстати, когда на другой день возвращались, обратил внимание, что мужика того уже нет. Поди, ещё вчера предали земле. А может, самому ваньку надоело валять – ушёл домой. Жена хоть и приложит ухватом пару раз – так всё равно не насмерть, но для протрезвления в самый раз. Бух на диван – всё, лежачего не бьют.

Где же мы его встречали?

- Что ты, образина, разлёгся здесь?
- Я помер, - скромно сказал Ганя и закрыл глаза.
- А-а-а!!! – Поняли. – Понесли хоронить, ребята!
… Ганя Косых лежал в гробу, а вокруг него голосили, стонали, горько восклицали.
… И тут Ганька не выдержал, перевернулся спиной кверху, встал на четвереньки и закричал петухом. Ждал – вот смеху будет. Это обидело всех…

Когда-то Пуштулимское хозяйство, говорят, насчитывало 900 коров, было 37 комбайнов. Сейчас вроде как остался один комбайн, а в стаде 67 коров. Во, брешут. А кто его знает, неужто правда? Зато работает в Пуштулиме «Алтаймраморгранит», изготавливает мраморные надгробия и прочие актуальные предметы бытия и небытия.

В таких ситуациях крестьян всегда спасали разные промыслы и придорожные блошиные рынки. Сразу же за Сары-Чумышом – торговля шишкой. В деревне Последниково можно отовариться молоком, сметаной, творогом. А ещё последниковцы специализируются на изготовлении черенков, топорищ, рукояток для молотков, граблей, мётел, веников. Здесь же вам изготовят сруб какой-нибудь малой архитектуры: бани, летней кухни, сараюшки. Ельцовка затоплена мёдом. В райцентре уже рыночной ниши не осталось – мёд продаётся прямо в степи.

4. ОВИАГРИЛИСЬ

И хотя прихватили с собой палатку, ночевать проголосовали у двоюродного брата Юры, ярко выраженного шукшинского героя – Ивана Яковлевича Комарова. Человек он гостеприимный. На белый свет появились медовуха и банка с мутной жидкостью, в которой плавали какие-то подозрительные коряги. Как оказалось – настойка оленьих пантов на спирту.

Лёша Равилов – тот сразу, мол, Коран, шариат… Но когда узнал о несомненной пользе названных рогов, объявил напиток лекарством и опрокинул сразу стакан. Потому что шариат супротив лекарства бессилен. Правда, когда мы потом поинтересовались у сведущих людей, те высчитали, что Галяутдин Саляхтдинович оздоровился месячной нормой. Не знаю, как насчёт тонуса по мужской части, но спал он мертвецким сном, беспокоя окрестных одиноких, а равно замужних женщин разве что своим могучим храпом.

Иван Яковлевич презентовался народным «пантокрином» от знакомых охотников. Те выписали ему без всякого рецепта сразу четвертную бутыль рогосодержащей медспиртжидкости. А это почитай ещё лет на шесть детородной активности. Но так как с возрастом хочется уже лишний раз откосить, стал испытывать продукт на друзьях и просто шапошных знакомых.

Вначале проболтался мужикам, помогавшим на омшанике, мол, имеется в загашнике народное средство. Те заинтересовались и решили поправить свой статус («Яковлич, прикинь, в последнее время в женскую баню без трусов даже неудобно как-то заходить»). Ну и поправили посредством введения обозначенного лекарства через ротовую полость. Естественно, не по чайной ложечке, а сразу по стакану. Чтоб надёжней. Потом с возгласом: «Не понял» - продублировали. А уж когда в третий раз овиагрились, Иван Яковлевич, предчувствуя недоброе, вынужден был курс лечения приостановить.

5. ОН ВЕРНУЛСЯ, ОТЛИТЫЙ В БРОНЗУ

Земля алтайская пропитана Шукшиным. Куда ни кинь взгляд – попадёшь либо в протатип, либо в потенциального его героя. И даже избрание губернатором в одно из воскресений сразу после бани мужика с красной мордой – есть в этом что-то шукшинское, разухабисто-протестное. Такое, чтоб до самого края… Ну какой ещё областной или краевой голова, вместо того чтобы за трибунами речи разговаривать да поучать, как обустроить Россию, песни петь будет? Да и того уже нет. Единственная земля, где это выглядит естественно, это Алтайский край – родина народного писателя Василия Макаровича Шукшина.

Он боялся не успеть. А жизни не хватало – её так мало отпущено. Роль Петра Лопахина («Они сражались за Родину»), подготовка к комедии «Энергичные люди», разработка темы Степана Разина…

И двести бы лет было мало Василию Макаровичу. Торопился и всё равно не успевал. А может быть сосредоточиться на главном?

«Самое же реальное – это стопка чистой белой бумаги, - признался как-то в интервью Шукшин. – Хожу вокруг неё, прикидываю. А не засесть ли навсегда за письменный стол? Вот сейчас только взял в издательстве «Советская Россия» собственный сборник рассказов под названием «Беседы при ясной луне». Может быть это и есть главное?»

Мечтал вернуться в Алтайский край на свою малую родину в село Сростки. Только там чувствовал, как подпитывает родная земля, даёт сюжеты, яркие образы. И силу.

Он вернулся, отлитый в бронзу. 25 июля 2004 года на горе Пикет был открыт памятник самобытному нашему земляку. И мы поднимаемся к нему, как к храму. И с каждым шагом чувствуем, как светлеем душой. И сердцем добреем.

Ну, здравствуй, Василий Макарович. Люди, милые, здравствуйте…