Два Василия

-- БабМоть! БабМоть! БабСтеша велела тебя позвать! Там Ваську твово по телевизору кажут...
Степанидин внук Юрка орал под окном избы, пока Матрена не показалась из сараюшки, куда она  только что привела козу с луга (пока снег не выпал, пусть попасется -- все меньше сена за зиму уйдет).
-- Чего кричишь-то?
-- БабСтеша велела тебя позвать: там Ваську твово показывают!
-- Как - Ваську? Где показывают? -- глуховатая и подслеповатая Матрена никак не могла понять, о чем речь, и Юрка просто потащил ее за руку к своей избе.

Степанида сидела перед стареньким черно-белым телевизором, ахала, что-то пришептывала... Матрена, подойдя поближе, вгляделась в экран. В большой красивой комнате за круглым столом, уставленным кушаньями (такую вот, наверное, еду и называют кушаньями) сидел довольно представительный мужчина в пиджаке и галстуке. "Прямо, барин какой-то" - подумала Матрена и вдруг, всмотревшись, поняла, что это ее Васенька! Сын Васенька... Поди, уж лет десять, а то и больше она его не видала. Изменился: раздобрел, лысинка проблескивает, на  отца  стал совсем похож...

Петру под сорок было, когда война началась, ушел - и не узнал даже, что долгожданного сына она ему все же родила. А Васеньке сейчас уже порядком за сорок... Ну, слава Богу, все у него хорошо. Видать дел много, коль не пишет, и не едет. Да и писать-то - чего, почта у них теперь не работает, а в поселок за почтой не находишся, и к ним никто не ходит. А и чего к ним ходить-то: три старухи -- Пелагея, Степанида, да она, Матрена -- на всю деревню остались. Да вот Юрку четырехлетнего непутевая Клавка Степаниде подкинула, а сама уехала счастья искать - уже два года ищет и носа не кажет. Да и хорошо, что не кажет. Им Юрка - в радость. Какой-никакой, а все ж мужик... 
Летом вот автолавка  другой раз заезжает, хлеб привозит, соль, мелочевку всякую нужную, а по осени - три мешка с мукой, по мешку на бабку - на всю зиму, чтоб зимой без хлеба не сидели, а с ними почтальонша пенсию привозит. Хорошо еще, электричество не отключают совсем: а все грозятся... Правильно, что Васенька в город уехал! Вон как славно он там устроился!
Но тут картинка с Васенькой на экране съежилась, превратилась в светящуюся точку...
-- Опять свет отключили! Теперь мультиков не посмотришь! - заныл Юрка.

Василий Петрович внутренне весь сиял: на редкость удачно все складывалось, душа прямо пела! Вспомнил, как мечтал он быть таким же богатым, как сосед дядя Саша: тот с семьей жил в отдельном доме под железной свежепокрашенной крышей и имел личный автомобиль. Где теперь тот дядя Саша и его старенькая "Победа"в сарайке, крытой толем... Василий Петрович усмехнулся: у него-то теперь две иномарки в гараже, дом загородный - не чета дядь Сашиной халупе под крышей из оцинкованных корыт, да и в городе две квартиры - у них с женой Лидой, и у сына Петьки - отдельная. И времена наступили - только не зевай, к себе подгребай. И как удачно-то все подгребалось!
Выборы вот скоро - надо пробиваться теперь во власть. Телевизионщиков он нанял - обещали снять его и показать в одной подходящей программке как рачительного и твердого хозяина, умеющего вести дела. Реклама - первое дело! И сегодня он был добрый! Оказал шефскую помощь бедным телевизионщикам. Теперь это называется спонсорская помощь - слово Василию Петровичу нравилось: солидно звучит - спонсор! И деньги небольшие, а в титрах зато   будет его имя и благодарность ему за спонсорскую помощь - тоже реклама. А затейливую передачку мальчишки придумали снять про бомжа! Интересно будет посмотреть... Да и телевизионщик этот, Сергей кажется, шустрый такой мальчик, пробьется, так что нелишне его сейчас приручить, пока еще дешевый...

Больно и холодно... от боли и холода ломит все тело... Лето кончилось. Осень. А там уже и снег выпадет... И зима... Переживет ли он зиму... Просыпаться не хотелось, но боль и холод не давали уснуть снова. Шатура со стонами и руганью выполз на свет божий: только светало. Народу на улице еще было мало, привокзальный рынок еще закрыт, и он поплелся на вокзал - может, там удасться погреться...
"Во! Витек идет! Да с бутылкой! Где-то в такую рань уже добыл. Опохмелиться бы...  Может, поделится? Его не поймешь - то последний глоток отдаст, а то и из полной бутылки хлебнуть не даст... Псих какой-то..." И настороженный Шатура потащился со слабой надеждой к Витьку...
Они так и задремали на скамейке, привалившись друг к другу: после выпитого стало теплее и не так уже болели ноги, до мяса стертые найденными на помойке бутсами. Но что-то мешало дремать. Шатура разлепил глаза - два парня в приличных куртках что-то обсуждали, глядя точно на них с Витьком. Шатура пихнул Витька в бок, но тот не проснулся, лишь чуть приоткрыл глаза и с громким храпом завлился совсем на скамейку. Шатуре стало неуютно, захотелось уйти, но те двое уже подходили к ним...

Спустя пару недель, просматривая подготовленный материал, Василий Петрович крякнул от удовольствия: профессионалы! Не зря денежки потрачены -- сам себе понравился: такой солидный, обаятельный,  за столом сидит  накрытым -- гостей угощает, умную беседу ведет, как нужно все обустроить, чтобы у всех такой стол был. Неплохо! Он, правда, и за лицом следил, и за речью, старался быть милым и обаятельным: все же половина избирателей - женщины, а он, хоть и с лысинкой, но еще мужчина хоть куда... Зря мать на него малого ругалась, что он в драмкружок бегает - только время зря тратит. Выходит, не зря - вот ведь теперь пригождается... На днях уже, в прайм-тайм самый, по первому каналу обещают показать. Надо всех своих предупредить, чтоб не прозевали. Лидка обзавидуется! Надо будет договориться, чтоб и ее в какую передачу сняли, а то ведь житья не даст. И Петька пусть свою благоверную посадит посмотреть: чтоб свекра-то ценила, понимала в какую семью попала. И Дашка  деда в телевизоре посмотрит: пусть хвалится потом всем, что дед ее - звезда экрана. Вспомнив про Дашку, Василий Петрович улыбнулся...

Шатура размяк: все было, как сон -- мальчишки не обманули. После санобработки отмытому и побритому Шатуре купили белье, костюм, теплый плащ, ботинки, сводили в парикмахерскую, и вот сидит он теперь в ресторане, за круглым столом, ест и пьет, как никогда в жизни... Пусть вопросы задают, пусть снимают... Так хорошо - тепло, сытно... Все мозоли заклеили пластырем, и новые ботинки точно по ноге - так что боли он уже не чувствует... Вино, правда, чудное, как газировка, но после съемки обещали водочки налить и с собой еще дать - небось не обманут... И закуски надо попросить... А то как же, без закуски-то... Во Витек-то удивится! Ха! Не поверит, псих, ругаться начнет... А плащ, а ботинки, а водочка?! Поверит!... Правда Шатура и сам себе не верил -- наверное, все же это сон...

Со съемок его подвезли на машине до вокзала. Шатура совсем расслабился и не мог поверить, что сейчас все кончится - это не укладывалось в голове. На коленях его стояла большая спортивная сумка с водочкой и закуской - как он мечтал. Витек вспоминался, как из другой жизни. А ведь и Витек не всегда был бомжем.

И Шатура вспомнил то, что давно уже не вспоминал: и жену Лиду, которая увезла их с сыном в город, и  все их мытарства по общежитиям и съемным квартирам, и кооператив, который Лида сумела купить на трудно и сложно собранные деньги... И как Лида переменилась вдруг, велела звать себя Ладой, перекрасила волосы, села на диету, а потом он застал ее в их постели с соседом из квартиры напротив... Как сын Петька, названный в честь погибшего на войне деда, не вернулся вечером домой... Три дня они разыскивали его. Нашли. В морге. В милицейском протоколе записано было, что при задержании он вырвался из рук милиционера и попал под проезжавшую машину, при осмотре в кармане у него нашли три дозы наркотика... Как Лида кричала на него, обвиняла в том, что он плохой отец, что из-за него -- тюти-матюти -- погиб их Петенька... Как он психанул, собрал вещи и ушел... Через неделю остыл, вернулся, но замок был врезан уже другой... Дальше, без Лиды, все покатилось под откос, и вспоминать об этом не хотелось...

Шатура стоял на тротуаре с приятно тяжелой сумкой на плече, А Антон с Сергеем жали ему руку, прощались...
-- Ну все, счастливо! -- Нелепость этих слов больно кольнула Антона. -  Не поминайте лихом! -- отмытый Шатура внушал уважение, и во время съемок они невольно стали обращаться к нему на Вы.
-- Кстати, мы ведь так и не познакомились до конца. Как Ваше настоящее имя? 
-- Василий... Петрович... (Настоящее имя. У него ведь было нормальное человеческое имя, а не это дурацкое прзвище Шатура...)
 -- Ну ладно, Василий Петрович, бывай! Не поминай лихом!
Антон, махнув прощально, двинулся за Сергеем, уже садившимся в машину. Остолбеневший Василий Петрович глядел вслед. Машина тронулась... И тут Шатура, забыв про соскользнувшую с плеча сумку кинулся вслед: -- Ребята! Не бросайте! Я вам еще такого нарассказать могу! Снимите меня еще! Такая передача получится -- все рыдать будут! От экранов не отдерешь! Вы прославитесь! Вернитесь!... Не бросайте меня!...

Машина скрылась в потоке других мимолетящих машин. Сказка кончилась. Шатура еще какое-то время стоял, глядя на привокзальную суету, а потом, подхватив сумку, поплелся искать Витька. Он представил, как сейчас они с Витьком устроятся в каком-нибудь полуразбитом вагоне, что стоят на запасных путях, на отшибе, и праздник еще немного продлится - ведь и водочка, и закуска приятно оттягивают плечо... Спрыгнув с платформы вниз, Шатура (довольно импозантный в новом добротном плаще) уже веселее зашагал вдоль путей в темноту, в сторону заброшенных вагонов, удаляясь от света и вокзальной толпы...               

Матрена ворочалась в постели, все не могла уснуть: зря она на Лидку, невестку, все сердилась - вот ведь вывела Васеньку в люди. Как горевала Матрена, когда ее  тихий скромный послушный Васенька в первый раз ослушался и женился на этой шалаве Людке. Студентов тогда в деревню целую ораву привезли на все лето - стройотяд назывался. Капусту сажать, помидоры полоть, огурцы да яблоки собирать. Все знали, что Лидка со студентом путалась. От него и забрюхатела, а Васеньку окрутила, чтобы грех прикрыть. Сколько Матрена тогда слез выплакала, думала - не будет  Васеньке счастья. А не права оказалась -- вон как у него все ладно вышло, большой человек теперь в городе, раз по телевизору на всю страну показывают... Незаметно Матрена уснула. И снилось ей, что идет она по большому дому из комнаты в комнату, и в самой большой комнате видит стол, весь уставленный кушаньями, и за столом сидит Васенька, и Лида, и внучок Петенька, и все они улыбаются, и зовут ее к себе... Вот она садится рядом с Петенькой и он крепко обнимает ее и целует: - Здравствуй, бабушка!...

-- Юрка! Сбегай к бабе Моте, погляди - не заболела ли. Коза вон орет, недоенная видно...
...
-- Она спит крепко. Я будил, будил - она не просыпается. И руки у нее очень холодные...

Ну, вот... Отмучилась... Теперь их с Пелагеей две старухи остались и один мужик - Юрка. Хорошо хоть до морозов убралась, похоронить успеем по-человечески, пока земля не застыла. Да надо бы Васькин городской адрес найти - телеграмму послать. Сейчас с Пелагеей ее обмоем, оденем, избу выстудим, а в поселок уж завтра с утречка пойду - дотемна сегодня не успею, небось... Одним нам не справиться...


Витек, кутаясь в замызганный плащ, надетый поверх куртки для тепла, брел по улице. Оттепель, а хуже, чем в мороз - сырой промозглый ветер пробирал до самых костей.  За углом, возле магазина, стоял ларек. Витек притулился к боковой стенке - здесь, в закутке, не так дуло, да еще и телевизор работал прямо в витрине. Показывали криминальные новости. Сквозь стекло глухо доносился голос:"... был застрелен в подъезде... известный предприниматель... Василий Петрович... уголовное дело... заказное убийство... по непроверенным данным... собирался баллотировался..." Мелькали кадры хроники: тяжелая дверь с кодовым замком, ухоженный подьезд, распростертый человек в луже крови на желтом отмытом кафеле пола... Витек злорадно подумал: "Так ему и надо, ворюге... Предприниматель... Бог все видит... И кодовые замки не спасли..."

Но тут он увидел во весь экран знакомое лицо - несмотря на заплывшую синюшную скулу и закрытые глаза, Витек почти сразу узнал Шатуру. Голос диктора бесстрастно комментировал:"...вокзала... запасных путях... был обнаружен труп неизвестного мужчины на вид сорока-сорока пяти лет... был одет... трусы... майка... от множественных ушибов и переохлаждения... просим сообщить..." Витек тупо смотрел на экран. Там мелькнули другие лица, потом пошли титры, начались новости... А он все напряженно думал о Шатуре. Мысли трудно ворочались в похмельной голове. Ясно стало, почему Шатура так долго не появлялся на вокзале. А он-то думал - к матери вдруг подался на зиму - там зима, он говорил, теплее... А оно вон как... А ведь пошел-то он тогда с этими мальчишками... которые в хороших куртках... Зря пошел... Сразу понятно было - добра из этого не выйдет...

Юрка бежал к калитке с радостным воплем:
-- Мамка!!! Мамка приехала!!!
Степанида вышла на крыльцо: к дому шли непутевая ее дочь Клавка и какой-то плотный лысоватый мужчина. Юрка добежал до матери, повис у нее на шее. 
-- Сыночек! Родненький! А мы за тобой приехали. В городе теперь жить будешь. Учиться тебе пора... Вот знакомься, это Валентин Сергеевич - твой папка теперь будет.
 Юрка исподлобья, настороженно, как дикий котенок, глядел в веселые хитроватые глаза новоявленного отца - он не был похож на того отца, о котором он мечтал и который снился ему по ночам рядом с мамкой, но он был - живой, настоящий...
-- Ну что, Юрка, пойдем завтра рыбу ловить? -- Валентин Сергеевич ловко перехватил Юрку на руки, и Юрка вдруг доверчиво прижался к нему, вдыхая новый, незнакомый, мужской запах табака и перегара. Так дикий котенок, дыбивший шерсть и шипевший вначале, оказавшись на руках, начинает мурлыкать и ластится...
А Степанида, вдруг ослабев ногами, присела на ступеньку. Под самую зиму прибралась Матрена - Васька-то не приехал мать хоронить, сами, как смогли, схоронили. По весне отошла Пелагея  - дочка приехала сразу и сама все устроила, поминки хорошие справила. Сейчас вот Юрку заберут. И останутся они с Матрениной козой совсем одни на всю деревню, хоть вой... Похоже, и ей помирать пора. Услышал бы Господь, да прибрал поскорее...