в сад...

Оцепенение.
Вот она грань между забвением и выдохами остатков жизни. Когда спускаешься по тропинке в сад, цепенеешь вместе с всем свинцовым молчанием. Ощущение настолько осязаемо, что невозможно заставить себя двигаться. Ритм замедляется ноги, становятся ватными... Глаза хочется просто закрыть. Сон реальности вкрадывается в тело. И ленивый чуть слышный последний сверчок невпопад прорывается в тишь. Воздух густой, тяжелый. Он поглощает капля за каплей мое дыхание. Тогда я совсем останавливаюсь. Замираю истуканом, мутным взглядом уставившись в саван небес.
Птичий крик.
В этом сне нет места звукам, они теряются, не найдя что сказать. Становятся лишними и безжизненными. Распадаются на частицы, еще не родившись. Даже соседские гостарбайтеры предельно молчаливы. Тогда птичий крик, режущий мир на куски особенно резок. Стилет, разрывающий ткань, проникающий все глубже в плоть... Одним точным выпадом. Оборачиваюсь, провожая полет синицы.
Город.
Там, вдалеке, город ползает в ритме жизни. Дымят трубы котелен. Курево выбросов устремляется все выше и выше, где-то оно сливается с полотнищем серости  на небе. Серое на сером...
Серый?
А в саду в такую погоду все кажется наполнено им. Краски выцветают приобретая пастельность, и размытость.
На черной чуть влажной земле клочья чернобыльника. Серый можно сосчитать, он присутствует в каждом  кусочке. Начиная с проложенного соседями вдоль забора асфальта и заканчивая панорамой мегаполиса вдалеке. Небо, воздух, остатки трав, пни, ветки, дома на горизонте... Лишь дикий виноград плевком крови насмехается над пустотой.
Хризантемы.
Несколько цветов хризантем на маленьком кусте. Им нечего искать. 
Хаос.
Только здесь хаос обыденности спотыкается о непрошеное смирение. Мысли перестают брюзжать.
В моей комнате поселилось  броуновское движение: рисунков, лоскутов ткани, книг, листиков с случайными записками и упущенными словами, спутанных проводов, комнатных растений, камней, картин, носовых платков...
Но в саду нет ничего лишнего. Все предрешено и сопричастно единой цепи обездвиженности. Как непривычно затихать всем процессам.
Здесь.
Прямо сюда принести все мелочи и столик, термос с кипятком, разложиться на сырой земле.
Наверное именно так надо пить чай. Умирая с каждой чашкой и рождаясь вновь. Безмолвно, в остывающем сердце осеннего вечера. Среди всего что немо. С пустой черепной коробкой... Губами касаясь горячих краев маленького фарфорового сосуда, напоминая себе, что не все еще заиндевело, перекатывая терпкий, горьковатый вкус во рту, смотреть внутрь на цвет настоя.
И.
Я стою с пучком лука в руке. Начинающиеся сумерки неслышно крадутся мимо. Будет ли дождь?